Сказки на всякий случай

раму!

Ну, положим, хрупкой?то Позолоченную Раму никак нельзя было назвать… Рама эта была дубовой, а стало быть, довольно тяжёлой. И очень помпезной! Она, в сущности, не так хорошо и подходила к заключённому в ней натюрморту, потому что отвлекала от него внимание… да ещё и сияла, как только что начищенный самовар! Только что ж тут поделаешь: все позолоченные рамы испокон веков убеждены в том, что это на них приходят смотреть зрители!..

— Ну, начнём… — деловито сказала Позолоченная Рама — себе сказала: с ней ведь в комнате никто не разговаривал. — Пора приниматься за дело. Если я сама не облегчу свою участь — никто не поможет!

И сразу после этих слов стопка книг полетела на пол, а на картине, рядом с мраморной головой Великого Мыслителя, образовалось пустое место.

— Вот так?то лучше! — крякнула Позолоченная Рама и распорядилась в пространство: — Уберите книги с пола!

Впрочем, выполнить её приказ было некому: домочадцы, как сказано, давно разошлись по своим делам.

— Что она себе позволяет? — в панике спросила Хрустальная Люстра, обращаясь к Старому Граммофону. Но тот в ответ только покачал своей едва державшейся трубой и послал Хрустальной Люстре взгляд, полный боли.

— Теперь перейдём к этой дурацкой голове Великого Мыслителя, — решила Позолоченная Рама — и, напрягшись, выпихнула мраморную голову за свои пределы. Голова со страшным грохотом упала на пол и раскололась на части. А задний план картины почти совсем опустел.

— Тут ещё шторка какая?то пыльная! — Позолоченная Рама чихнула, обнаружив на заднем плане занавес из тёмно?красного бархата. Понятное дело, занавес тоже полетел за пределы рамы и, падая на пол, накрыл стопку книг и осколки мраморной головы Великого Мыслителя.

— Вот здорово получилось! — обрадовалась Позолоченная Рама. — Теперь хоть их там, внизу, не видно…

— Остановитесь! — не выдержала Хрустальная Люстра, подрагивая всеми своими хрусталиками.

Даже не удостоив её взглядом, Позолоченная Рама прикинула на глаз, не слишком ли много в ней фруктов, установила, что, пожалуй, всё?таки слишком, и принялась выбрасывать один за другим… да так увлеклась, что скоро все фрукты оказались на полу — раскатившись в разные стороны.

Теперь на картине были только небольшая ваза из?под винограда, стакан в золотом подстаканнике, рядом золотая ложечка да ещё маленькая ажурная тарелочка, на которой беспокойно ёрзал аккуратно надкушенный поджаристый сухарик!

— Оставлю одни золотые вещи, — присмотревшись ко всему этому, объявила Позолоченная Рама. — А сухарик, пожалуй, съем.

Услышав такие ее слова, поджаристый сухарик сам пулей вылетел за пределы Позолоченной Рамы, а вслед за ним — ваза, стакан и тарелочка. Картина опустела: на ней уже не было ничего, кроме золотого подстаканника и золотой ложечки.

— Ну, не красота ли? — сама себе сказала Позолоченная Рама и победоносно огляделась по сторонам.

На неё смотрели с ужасом.

…а вечером в доме держали семейный совет. Никто не мог понять, как получилось, что почти все изображённые на картине предметы выпали из рамы, однако решили, что для одного золотого подстаканника и для одной золотой ложечки эта Позолоченная Рама слишком велика. Её сняли со стены и, вынув остатки картины, отнесли на чердак.

Там Позолоченная Рама стоит и до сих пор — совершенно пустая.

ЛЕСТНИЧКА НАВЕРХ

Вы, конечно, знаете, чем измеряются лестницы — лестницы измеряются маршами. Это так части лестницы называются: допустим, идёт себе лестница и идёт — и вдруг ка?а?ак повернёт направо! Это значит, что вы промаршировали один марш и что теперь новый марш начинается. Потому и говорят: это двухмаршевая лестница, если лестница с поворотом. А бывают ещё трехмаршевые лестницы, четырёхмаршевые и так далее… но все они слишком длинные, и про них долго рассказывать.

Я лучше расскажу вам про короткую Лестничку Наверх, которая и состояла?то всего только из одного марша. Правда — в отличие от вас, которые теперь знают, чем лестницы измеряются, — сама Лестничка Наверх никогда не слышала о том, чем они измеряются… такая уж это была непросвещённая лестничка. Хоть она и состояла всего?навсего из одного марша, а это, казалось бы, совсем легко запомнить!

Лестничка Наверх вела в мансарду. Если вам неизвестно, что такое «мансарда», — это ничего: мансарды совсем не в каждом доме бывают. Они в старых домах бывают, да и то лишь иногда: мансарда — это такая пристроечка сверху на доме. Не второй этаж, а только пристроечка, где внутри комната с низким потолком… уютная весьма.

Вот наша Лестничка Наверх туда и вела. Спросишь её, бывало:

— Куда ведёшь, Лестничка Наверх?

А она и отвечает:

— В мансарду!

Иногда даже смешно получалось: не все ведь знают, что мансарда — это такая пристроечка, и начинают думать, думать: куда же, дескать, эта Лестничка Наверх ведёт, в какие такие края неизвестные?

И некоторые по ней подниматься даже боялись: кто её знает, ещё заведёт куда?нибудь не туда! Но это они, кстати, зря: такая милая Лестничка Наверх, конечно, куда?нибудь «не туда» завести не могла. Её, между прочим, даже всегда специально гостям представляли:

— А тут, — говорили, — у нас лестничка наверх.

Вот Лестничка Наверх и думала, что это имя у неё такое — Лестничка Наверх — и что имени этого вполне достаточно, чтобы с ней познакомиться.

Но однажды она услышала, как какому?то Старенькому Гостю говорят:

— А тут у нас лестничка наверх. Не бойтесь, она недлинная: всего один марш.

Лестничка Наверх, конечно, не поняла, при чём тут марш, и поспешила спросить:

— Как это… один марш?

Ей и объяснили, что лестницы измеряются маршами и что она, стало быть, одномаршевая. Лестничка Наверх сразу глубоко задумалась, а когда Старенький Гость стал подниматься по ней, сказала ему:

— Извините, пожалуйста, дорогой Старенький Гость, но мне кажется, что я всё?таки измеряюсь не маршами.

— А чем же Вы измеряетесь? — даже остановился на полпути Старенький Гость: уж ему?то было доподлинно известно, что все лестницы на свете измеряются маршами!

— Пока ещё не знаю, чем… — призналась ему Лестничка Наверх. — Но точно не маршами. Марши… они для военных. И для тех, кто в походе. А я тут совсем ни при чём!

— Вот тебе раз… — сказал Старенький Гость. — Как же по Вам тогда ходить? Маршировать?то, получается, нельзя!

— Да уж, — согласилась Лестничка Наверх, — лучше не маршировать… если Вы, конечно, не военный и не в походе.

— Нет?нет, я не военный и не в походе, — поспешил заверить её Старенький Гость. — Я мирный учитель литературы. Но Вы, дорогая Лестничка Наверх, всё?таки сосредоточьтесь, пожалуйста, и решите, чем Вы измеряетесь, чтобы я знал, как по Вам дальше идти!

Лестничка Наверх сосредоточилась изо всех сил и наконец решила:

— Пусть все другие лестницы на свете измеряются маршами. А я буду измеряться вальсами. И поскольку я прямая, то есть без поворотов, можно сказать, что во мне один вальс. Я Одновальсовая