годилась только для прикладывания компрессов.
А может, это защитная реакция организма? Я попала в совершенно неправдоподобный переплёт, чуть ли не на страницы детективного романа. Я не знаю, что делать, потому что любое моё действие чревато опасными последствиями либо для меня самой, либо для людей, к которым я, как минимум, отношусь с симпатией. Но и бездействие чревато… правда, уже только для меня. Посоветоваться решительно не с кем. Лиска со своей прямолинейной правильностью начнёт зудеть, чтобы я все рассказала милиции. Петенька, при всех своих замечательных душевных качествах, перед лицом суровой действительности беспомощен, как дитя. Эдик — единственный, кто способен все понять и дать хороший совет, но именно к нему я обратиться не могу… И самостоятельно найти выход из этого проклятого лабиринта тоже не могу. Вот организм и пытается отвлечь меня от бесплодных метаний, сдавшись на милость вируса.
Нет, не стоит себя обманывать. Это начало новой чёрной полосы. И если она будет такой же длинной и беспросветной, как предыдущая, я просто не вынесу. Господи, помоги!'
Господь откликнулся — вызвал из-за поворота поезд и остановил его так, чтобы дверь открылась прямо перед Ирен. Она успела занять освободившееся место и привалилась к спинке сиденья, чувствуя, как боль в висках и ломота в пояснице потихоньку усмиряются. Поблагодарив Всевышнего за эту малость, Ирен вспомнила, как два с половиной года назад такой же вагон метро, где ей посчастливилось захватить последнее свободное место, неожиданно вынес её из дюрренматтовского кошмара — чёрного туннеля, казавшегося бесконечным. Судьба наконец-то улыбнулась ей, началась светлая полоса. Два с половиной года… а кошмар длился десять лет. И если её жизнь, и правда, пошла на новый виток… Неужели снова Туннель?
«Господи, прошу Тебя, пусть на этот раз он окажется не таким длинным и мрачным. А если все повторится? Нет! Господи, Ты ведь не станешь вмешивать в наши с Тобой дела моего мальчика, правда? Одного ребёнка вполне достаточно, Тебе не кажется? Пожалуйста, выбери какой-нибудь другой способ наставить меня на путь истинный. Если иначе никак нельзя, лучше уж забери меня к Себе и вразуми лично. Честное слово, я плохо понимаю намёки. Если от меня что-то требуется, лучше сказать об этом прямо. Ты ведь можешь, правда? Конечно, можешь, история знает массу примеров, когда люди слышали Божественный Голос. Правда, они по большей части были святыми, но ведь иногда можно и отступить от правил. Ты же не крючкотвор какой-нибудь, прости, Господи!»
Ирен прервала внутренний монолог и закрыла глаза, настраиваясь на приём. Но Эфир молчал. Никаких указаний и разъяснений Оттуда не поступило. Сознание, не терпящее пустоты, заполнилось воспоминаниями.
Мать назвала её Таисьей, что в переводе с греческого означает «счастливая». Мама, конечно, руководствовалась самыми лучшими побуждениями, но дочь своё имя не любила. И взрослое Таисья, и уменьшительное Тася, на её слух, звучали одинаково некрасиво. Кроме того, девочка, при всей своей одарённости — одарённости редкой, почти исключительной, родилась дурнушкой. В сочетании с такой несчастливой внешностью имя со значением «счастливая» казалось насмешкой.
Училась Тася блестяще, настолько блестяще, что её перевели из четвёртого класса сразу в шестой — уж очень она превосходила сверстников знаниями и интеллектом. Но этот прыжок ничего не изменил; новые одноклассники так же катастрофически не дотягивали до её уровня, как и прежние. По этой причине дружить с Тасей никто не хотел — кому приятно служить серым фоном для блестящего дарования? Только Елизавета — Лиска, с которой они жили на одной лестничной площадке и ходили вместе ещё в детский сад, никакого пиетета перед Таськиным гением не испытывала, потому и не комплексовала. Девочки вечно пикировались, иногда ссорились всерьёз, но так и остались подругами.
Позже, когда злой рок подмял, сломал и выбросил её на обочину, Тася, пытаясь докопаться до причины, подвергла анализу собственную жизнь, и неожиданно поняла, что дружба с Лиской — случайный дар, преподнесённый зазевавшейся судьбой по ошибке. Путь, предначертанный Тасе, изначально предполагал одиночество. Об этом свидетельствует багаж, которым её снабдили в дорогу. Самодостаточность, вдумчивость, отрешённость от внешнего, способность угадывать суть явлений и предметов, умение наблюдать и анализировать, пытливый ум, жадный интерес к загадкам мироздания, абстрактное мышление. Это багаж отшельника, искателя истины, человека, одинокого по определению.
До поры до времени отшельническая ноша не тяготила Тасю. Оглядываясь назад, она сама себя видела этакой окуклившейся гусеницей, прячущейся от мира в коконе из книжных страниц, размышлений и наблюдений. Даже весьма эмоциональные контакты с мамой и Лиской не могли разрушить её отчуждённости. А потом Тасе стукнуло четырнадцать, и все изменилось. Появилось какая-то смутная неудовлетворённость, тоска по неведомо чему, вылившаяся со временем во вполне конкретное отвращение к себе.
Обычно люди гораздо выше ценят то, чего лишены, нежели то, чем обладают. В этом отношении четырнадцатилетняя Тася не была исключением. Она охотно променяла бы все свои таланты, превосходную память и завидную работоспособность на смазливое личико и лёгкость в общении. Если бы не один разговор, этот внутренний конфликт между желаемым и действительным, скорее всего, так и окончился бы ничем. Попереживала бы девочка годик-другой и научилась бы мириться с данностью, тем более что эта самая данность сулила многое. Но вышло так, что Тася случайно оказалась дома, когда её присутствие там не предполагалось, и услышала слова, для её ушей не предназначенные.
— Конечно, Анечка, тебе есть, чем гордиться, — пропела из прихожей сладкоречивая змея, приятельница матери, продолжая начатый ещё на лестнице разговор. — Любая мать на твоём месте была бы на седьмом небе от счастья. Жаль только, что Тася девочка. Девочкам ума и таланта для счастья недостаточно, им замуж нужно. А как раз от талантливых умных дурнушек женихи бегут, как от огня.
Слова доброжелательницы расплавленным свинцом влились в изъеденную тоской душу Таисьи и неожиданно переоформились в жизненную цель. Она положит все силы на то, чтобы выйти замуж и родить детей. Пусть эта тётка подавится своим змеиным жалом, а у Таси будет нормальная, полноценная семья. Мужчины не женятся на умных дурнушках? Посмотрим!
Поставленная задача, помимо прочего, определила выбор вуза, прежде вызывавший у Таисьи некоторые затруднения. Если конкуренция с умными красавицами, красивыми глупышками и глупыми дурнушками ей противопоказана, из вузов остаётся только МФТИ с его соотношением студентов и студенток двенадцать к одному. И конкуренток-дур среди девушек определённо не будет. А умницы-красавицы наверняка выберут что-нибудь попрестижнее. Кто же остаётся? Такие же умные дурнушки, как Таисья, причём в количестве настолько незначительном, что конкуренции можно с лёгкостью избежать. Итак, решено: Физтех!
— Как Физтех?! — изумилась Лиска. — Ты же говорила, что в мире нет ничего интереснее человеческого сознания! Ты же хотела в университет, на философский или на психфак! Ну выйдешь ты замуж, родишь детей, а потом? Ради чего будешь жить дальше? Думаешь, лет через двадцать, когда дети подрастут, жизнь кончится? И ты готова ради минутной прихоти наплевать на собственное призвание? Вот идиотка-то!
Они поссорились всерьёз и надолго, но Тася от своего замысла не отступилась. И преуспела. В шестнадцать лет она стала студенткой Физтеха. В восемнадцать вышла замуж и родила дочь.
Мужа она выбирала придирчиво и выбрала в точном соответствии со своими требованиями — во всех отношениях неброского (ни к чему, чтобы он обращал на себя внимание соперниц), но достаточно приятного парня, порядочного, с развитым чувством долга и шкалой ценностей, на которой семья занимала одно из почётных первых мест.
Со свекровью ей просто повезло. Светлана Георгиевна любила детей, всю жизнь мечтала о большой семье, но Бог послал ей одного Андрея. Узнав, что невеста сына беременна, будущая бабушка примчалась в Долгопрудный, разыскала Тасю в общежитии, увлекла в тихий уголок, обняла и приказала шёпотом:
— Даже и думать не смей об аборте! Рожать нужно молодой, чем раньше, тем лучше. Я когда-то по дурости решила, что с детьми можно не торопиться, и в результате до тридцати четырех кусала локти, а потом все девять месяцев пролежала с Андрюшей на сохранении. Об институте не беспокойся. Я уйду с работы и выращу ребёнка. Владимир Алексеевич хорошо зарабатывает, денег нам хватит. А мне до пенсии всего два года осталось, ещё десять раз успею доработать. В общем, расписывайтесь скорее, рожайте и спокойно учитесь дальше, обо всем остальном мы с Андрюшиным папой позаботимся сами.
Дочь назвали Людмилой. Она родилась в декабре, за неделю до зачётной сессии. Тася нервничала,
