Рощина на площади не было. Целыми днями не отходил он от убитой горем Наташи, стараясь утешить ее. С помощью Луки он выдолбил из сосны домовину для покойника, вытесал крест. И вот на погосте, рядом с могилкой Анны, появился еще один свежий холмик.
Похоронив отца Наташи и проводив девушку домой, Василий направился ночевать к Луке. Старый плотинный долго кряхтел, разуваясь у порога, затем сказал:
— Теперь тебе, парень, быстрей жениться надо, не то худо будет. Одна девка осталась.
— У барина разрешенье просить надо. До покрова-то далеко.
— Это верно. А и оттягивать это дело нельзя. Яков Капитонов теперь пуще прежнего будет ее добиваться.
— Убью я его, жирного борова.
— Это дело не хитрое. Ты жить сумей.
Лука помолчал и вдруг, что-то вспомнив, стал снова обуваться.
— Ты куда, старый, на ночь глядя? — спросила старуха.
— Слышь, Василий, пошли-ка к Ястребову.
— Зачем?
— Раз говорю, значит, надо.
Недоумевая, Рощин вышел вслед за плотинным.
Павел лежал дома, лечил ожоги. Любаша с озабоченным лицом хлопотала около него. Увидев входящих, она дружелюбно поздоровалась с ними.
— Вот и хорошо, что зашли. А то никто и не проведает.
Подсев поближе к Ястребову, Лука начал что-то шептать ему на ухо. Вначале Павел было нахмурился, потом лицо его посветлело, он ласково взглянул на сидевшего чуть поодаль Рощина и позвал:
— Вася, подь-ка сюда!
Наученный Ястребовым Васька на другой день направился в Большой дом. Лакеи, вначале гнавшие его из всех дверей, не выдержали натиска. Один из них отправился доложить о необычном посетителе дворецкому. Тот спустился вниз.
— Чего тебе, варнак?
— Барина повидать надо, Андрея Родионовича.
— Эк, соскучился он по тебе.
— Дело к нему есть.
— Сказывай мне.
— Только ему могу сказать.
— У него другого дела нет, вас, чумазых, слушать.
Васька осмелел.
— Попробуй-ка не доложи. Твоя спина в ответе будет.
Дворецкий опасливо поглядел на Рощина: «Черт его знает, может, всамделе, что серьезное?» — и отправился в барские покои. Вернувшись, коротко сказал:
— Пойдем. Ноги только хорошенько вытри.
Выслушав Рощина с глазу на глаз, Баташев вскочил с кресла.
— Не врешь?
— Правду молвлю.
— Сейчас показать сможешь?
— Попробую.
Схватив серебряный колокольчик, Андрей Родионович резко позвонил.
— Лошадь быстро! Под седлом. Да Ястребов Ефимка чтоб был готов сей минут. Со мной отправится.
Васька уверенно повел Баташева и сопровождавшего его Ефима по дороге на рамень, где Павел Ястребов и Лука жгли когда-то уголь. Убедившись в том, что работный не обманул его, действительно указал новое рудное место, Баташев сказал:
— Вижу, верный ты холоп мне. Сказывай, чего в награду хочешь?
— Не холоп я, вольный.
— Работный хозяину все одно холоп. Чего тебе: денег дать?
— Жениться разрешите. И чтоб Яков Капитоныч невесту не притеснял.
— Вон оно что. Невеста крепостная?
— Из приписных. Без отца, без матери.
— За такое дело приданым ее награжу. Женись!
XVI
Открытие новых рудных мест было весьма кстати. И Берг?, и Адмиралтейств-коллегии требовали выполнения все новых и новых заказов, а справиться с ними можно было только при условии расширения заводов. К тому же, Андрей Родионович предвидел, что в дальнейшем заказы еще более увеличатся. На это намекал в своих письмах и Иван. Война с турками, о которой полгода назад шептались лишь по уголкам, стала решенным делом.
В первое время после восшествия Екатерины на престол в придворных кругах было немало разных толков. Иные ждали больших перемен вплоть до отмены крепостного права, другие дальновидно утверждали, что все останется незыблемым. И точно: поиграв в вольнодумство, императрица вскорости забросила сочинения Дидро и дала всем понять, что твердо стоит на позициях самодержавия.
Продолжая вести обширную переписку со своими европейскими корреспондентами, среди которых, как и раньше, первейшим был Вольтер, она отписывала им, что никаких ограничений власти своей не желает: «Российская империя столь обширна, что, кроме государя самодержавного, всякая иная форма правления ей просто вред».
Во утверждение самодержавия и задумано было расширить владения империи. Куда направить мощь русского оружия, Екатерине было ясно. Вековой спор на Балтике подходил к концу, вопрос же о выходе в Черное и Средиземное моря все еще оставался нерешенным. На войну с турками толкали и события в Польше.
И вот тысячи плотников застучали топорами на возрожденных в Новопавловске, Таврове и Хоперске петровских верфях. Под руководством вице-адмирала Сенявина спешно сооружались по изготовленным в Адмиралтейств-коллегии особым чертежам парусно-гребные суда с малой осадкой, способные пройти через донские гирла к Тагань-рогу, а оттуда Азовским морем в Черное. Построенные суда спускались в низовья Дона, в крепости святого Дмитрия Ростовского, и здесь оснащались. А берега Европы уже огибали две эскадры Балтийского флота. По замыслу командовавшего ими Алексея Орлова должны были они войти в Эгейское море и, проникнув в Дарданеллы, создать угрозу турецкой столице.
Но и турки не дремали. Осенью 1768 года войска союзного им крымского хана Гирея вторглись на Украину, уведя в плен несколько тысяч мирных жителей. Война началась.
В одном из своих писем находившемуся послом в Англии Ивану Чернышеву Екатерина писала по этому поводу: «И вот разбудили спавшего кота, и вот кошка бросилась на мышей, и вот смотрите, что вы увидите, и вот о нас заговорят, и вот мы зададим такого звону, какого от нас не ожидали…»
Но за игриво-хвастливым тоном письма скрывались тревожные мысли: несмотря на усилия императорского двора, Россия была мало подготовлена к ведению крупных военных действий. Находившиеся на юге под командованием Голицына русские войска, столкнувшись с неприятелем, вынуждены были отступить за Днестр, так как пушек у них не хватало.
Ивана Родионовича срочно вызвали в Питер. Принял его президент Военной коллегии Захар Чернышев.
Вызывая к себе заводчиков, Чернышев внимательно расспрашивал их о положении дел на заводах, о том, сколько и какого припасу они могут дать для армии и флота. Беседа с Баташевым его особенно
