— Я никогда не думала, что все будет так ужасно, — проверещала она сквозь слезы.
— А о чем ты думала, тупоголовая сука? О Ричарде Гире и Красотке?
— Он — урод, и от него воняет.
— Джойс, дорогая, они все уроды и воняют. После пятидесятого ты перестанешь это замечать.
Девушка увидела Девкалиона первой. Ее округлившиеся глаза заставили Уэйна оглянуться.
— Отпусти ее, — посоветовал Девкалион.
На Уэйна, здоровяка с жестоким лицом, эти слова впечатления не произвели, несмотря на внушительные габариты Девкалиона.
— Вали отсюда, Одинокий Рейнджер, и тогда твои яйца останутся при тебе.
Девкалион схватил байкера за правую руку и завернул ее за спину так быстро и с такой силой, что плечо сломалось с противным треском. А потом отшвырнул здоровяка от себя.
На какие-то мгновения, оторвавшись от земли, Уэйн вернулся на нее лицом вниз, и его крик захлебнулся в черной грязи.
Ударом ноги Девкалион мог бы перешибить ему позвоночник, но сдержался, помня толпу с факелами и вилами из другого столетия.
Повернулся на свист рассекающей воздух цепи.
Второй байкер, со вздернутыми бровями и носом-картошкой, заросший рыжей щетиной, быстренько вступил в бой.
Вместо того чтобы уклониться от цепи-хлыста, Девкалион двинулся на рыжебородого. Цепь обвилась вокруг его левой руки, Девкалион ухватил ее и дернул. Байкер потерял равновесие.
Волосы он стянул в конский хвост, послуживший рукояткой, за которую Девкалион оторвал его от земли. Врезал второй рукой, отшвырнул. Вооруженный цепью, встретил третьего байкера, хлестанул его по коленям.
Тот вскрикнул от боли и упал. Девкалион поднял его с земли за шею и промежность и бросил в четвертого громилу.
А потом несколько раз крепко приложил обоих головами к стене.
Клиенты, курсировавшие между борделем, баром и порномагазином, уже смылись из переулка. Укатили на своих роликах и торговцы наркотиками.
Один за другим завелись автомобили сутенеров. Никто не поехал к Девкалиону, все задним ходом поспешили покинуть переулок. «Кадиллак» врезался в «Мерседес». Но водители не вышли из машин, чтобы обменяться именами и телефонами своих страховых агентов.
Через какое-то мгновение Девкалион и девушка по имени Джойс остались наедине с поверженными байкерами. Хотя, разумеется, на них смотрели из всех окон и дверей.
В баре продолжала греметь музыка. Воздух оставался густым и влажным.
Девкалион довел девушку до угла, где переулок вливался в улицу. Он ничего не говорил, но Джойс не требовались слова, чтобы понять, что ей лучше уйти с ним.
Она шла, но боялась. И понятно почему.
Драка в переулке не утихомирила ярость Девкалиона. Когда он полностью владел собой, его разум напоминал старинный дворец, обставленный жизненным опытом, умными мыслями, философскими выводами. Теперь же покои этого дворца потемнели от крови, и в них царила жажда убийства.
На лице девушки отражался не только испуг, но и недоумение. Она словно вырвалась из дурного сна и еще не могла понять, где явь, а где — остатки кошмара.
Когда они уходили в тень между световыми пятнами уличных фонарей и Девкалион клал ей руку на плечо, недоумение девушки возрастало, как и страх.
— Что… такое? Это же Квартал.
— В этот час, — объяснил Девкалион (они пересекали Джексон-сквер, как раз миновали памятник), — Квартал для тебя не менее опасен, чем тот переулок. Тебе есть куда идти?
Подрагивая в теплом воздухе, словно под арктическим ветром, она ответила:
— Домой.
— Здесь, в городе?
— Нет. В Батон-Руж. — Девушка едва не плакала. — Теперь мне уже не кажется, что там скука смертная.
Зависть добавила ярости Девкалиону, потому что у него никогда не было дома. Ни одно из мест, где он проводил время, не подпадало под это понятие.
Желание превратить девушку в кровавую пульпу рвалось из клетки, где Девкалион держал под замком свои звериные инстинкты, но «прутья» выдержали, и он не убил Джойс за то, что она в отличие от него могла уехать домой.
— У тебя есть телефон?
Девушка кивнула, сняла с пояса мобильник.
— Скажи матери и отцу, что будешь ждать их в кафедральном соборе.
Он подвел ее к церкви, постоял на улице, дожидаясь, пока она поднимется по ступеням к двери, и исчез до того, как девушка оглянулась, чтобы посмотреть на него.
Глава 2
В своем особняке в Садовом районе Виктор Гелиос, ранее Франкенштейн, начал это прекрасное утро с того, что занялся любовью с новой женой, Эрикой.
Его первую жену, Элизабет, убили более двухсот лет тому назад в горах Австрии, в день их свадьбы. Но вспоминал Виктор о ней редко.
Потому что ориентировался на будущее. Прошлое вызывало у него скуку. Что было, то прошло.
Считая Элизабет, жен у Виктора было шесть. Пятерых последних звали Эрика.
Внешне Эрики не отличались одна от другой, потому что спроектировали их в его Новоорлеанской лаборатории и вышли они из резервуаров сотворения, в которых выращивались представители Новой расы. Тем самым отпадала необходимость в покупке нового гардероба, когда приходилось уничтожать одну из них.
При всем своем невероятном богатстве Виктор не любил попусту тратить деньги. Прижимистость он перенял от матери, в остальном ничем не примечательной женщины.
После ее смерти Виктор не смог заставить себя раскошелиться на поминальную службу и сосновый гроб. Несомненно, она одобрила бы и его решение похоронить ее на глубине четырех футов, а не шести, дабы уменьшить вознаграждение могильщику.
Хотя внешне Эрики не отличались одна от другой, у номеров с первого по четвертый были разные недостатки. Вот он постоянно их и исправлял.
Четвертую Эрику Виктор убил лишь прошлым вечером. Останки отправил на свалку, которая управлялась одной из принадлежащих ему компаний. В море мусора нашли покой и три предыдущие Эрики. Туда же отвозили и конечные продукты других неудачных биотехнологических экспериментов.
Страсть четвертой Эрики к книгам привела к тому, что она начала высказывать собственное мнение, а вот этого Виктор потерпеть не мог. Опять же, она слишком уж шумно втягивала с ложки суп.
Он тут же распорядился поднять из резервуара новую Эрику, девственно чистый мозг которой заполнили необходимыми знаниями методом прямой информационной загрузки.
Будучи оптимистом, Виктор полагал, что Эрика Пятая станет идеальным творением, достойным служить ему долгое время. Прекрасной, утонченной, эрудированной, послушной женой.
И действительно, она была более отзывчивой, чем предыдущие Эрики. Чем большую он доставлял ей боль, тем активнее она реагировала.
Эрика была Новой женщиной и могла волевым усилием отключать чувствительность к боли, но в спальне Виктор ей этого не разрешал. Он жил ради власти. Секс приносил ему удовлетворение, лишь когда он мог мучить партнершу, измываться над ней.
Она принимала его удары, всем своим видом показывая, что они приносят удовлетворение и ей. Ее
