больше не будет.
Возможно, паразит не просто кормился внутренностями Харкера, но встроил два его сердца в себя, вместе с легкими и другими внутренними органами, сначала делил их с Харкером, а потом забрал с собой. Ни сердец, ни всего остального Виктор в трупе не нашел.
Согласно Джеку Роджерсу (настоящему судебно-медицинскому эксперту, уже мертвому и замененному дублем) детективы О’Коннор и Мэддисон сообщили ему о каком-то существе, напоминающем тролля, которое вылезло из Харкера, как бабочка из кокона. Они также видели, что оно нырнуло в люк ливневой канализации.
К тому времени, когда Виктор закончил вскрытие Харкера и подготовил образцы тканей для дальнейших исследований, настроение у него заметно ухудшилось.
А после того как они запаковали останки Харкера для отправки на свалку «Кроссвудс», Рипли неожиданно спросил:
— Где теперь тот второй Харкер, что отделился от первого, мистер Гелиос?
— Его унесло в ливневую канализацию. Он мертв.
— Откуда вы знаете, что он мертв?
—
Они повернулись к Уильяму, дворецкому, труп которого ждал на втором столе для вскрытия.
Виктор не сомневался, что причины, по которым Уильям отгрызал пальцы, чисто психологические, но тем не менее вскрыл брюшину и проверил органы, чтобы убедиться, что там не начал формироваться тот же паразит, что и у Харкера. Никаких свидетельств мутации не нашел.
Специальной пилой собственной конструкции (с алмазным лезвием, обычные пилы кости Нового человека не брали) Виктор вскрыл череп Уильяма, вытащил мозг, поместил в раствор формалина для сохранения и последующего изучения.
Случившееся с Уильямом не произвело на Рипли никакого впечатления. С подобным он уже сталкивался.
Виктор создавал идеальное существо с идеальным разумом, но контакты со Старой расой иной раз наносили рожденным из резервуаров сотворения непоправимый урон.
И проблема эта не имела разрешения до тех пор, пока Старая раса оставалась на поверхности земли со своим социальным порядком и моралью. А вот после Последней войны, когда уничтоженная Старая раса перестала бы разлагать Новых людей, все они сотни и тысячи лет сохраняли бы идеальное здоровье, как физическое, так и психическое.
— Мистер Гелиос, сэр, — обратился Рипли к Виктору после завершения вскрытия Уильяма, — вы меня извините, но у меня из головы не выходит эта мысль. Может ли произошедшее с Харкером случиться со мной?
— Нет, я же сказал тебе, это аномалия.
— Но, сэр, еще раз прошу извинить за настойчивость… если вы не ожидали, что такое может случиться в первый раз, откуда у вас уверенность в том, что больше это не повторится?
Виктор стянул с себя латексные перчатки.
— Черт побери, Рипли, перестань это делать своими бровями.
— Моими бровями, сэр?
— Ты знаешь, о чем я. Приберись здесь.
— Сэр, возможно ли, что сознание Харкера, его разум как-то передались тому существу, что вырвалось из него?
Снимая халат, Виктор направился к двери секционного зала.
— Нет. Это была паразитическая мутация, и наиболее вероятно, что разума у этого паразита не больше, чем у зверя.
— Но, сэр, если этот тролль обладает разумом Харкера и теперь живет в ливневой канализации, тогда он свободен?
Слово «свободен» остановило Виктора. Он повернулся и грозно глянул на Рипли.
Едва Рипли осознал свою ошибку, брови его спустились со лба вниз и чуть ли не наползли на глаза.
— Я не хотел сказать, что случившееся с Харкером может показаться кому-то желанным.
— Не хотел, Рипли?
— Нет, сэр, не хотел. Случившееся с ним — это кошмар.
Виктор не сводил с него глаз. Рипли более не решался произнести ни слова.
Долгую паузу нарушил Виктор:
— Помимо этих идиотских бровей, ты начинаешь волноваться по малейшему поводу. Это раздражает.
Глава 28
Осторожно продвигаясь по кухне, пребывая в телячьем восторге, Рэндол Шестой представляет себе, что те же чувства испытывает и набожный монах, преклоняющий колени перед алтарем.
Впервые в жизни Рэндол дома. Да, он жил в «Руках милосердия», но это был не дом. Это было место проживания. Оно не вызывало у него никаких эмоций.
Для Старой расы дом — центр существования. Дом — лучшее убежище (и последний рубеж обороны) от разочарований и ужасов жизни.
Сердце дома — кухня. Он знает, что это правда, читал об этом в журнале о внутренней отделке дома и в другом, об освещении на кухне.
Кроме того, Марта Стюарт сказала, что это правда, а она, судя по мнению представителей Старой расы, в таких вопросах высший авторитет.
Когда в дом приходят гости, близкие друзья и соседи — часто располагаются на кухне. Самые счастливые семейные воспоминания связаны с кухней. Философы Старой расы частенько рассуждали о притягательности семейного очага, а очаг, образно говоря, опять же на кухне.
Жалюзи наполовину прикрыты. Лучи предвечернего солнца, прежде чем добраться до жалюзи, фильтруются кронами дубов. Но Рэндол все хорошо видит.
Он открывает дверцы полок и столиков, находит блюда, чашки, соусницы, стаканы. В ящиках лежат сложенные кухонные полотенца, столовые приборы, ножи, всякие приспособления для готовки.
Обычно такое количество нового вызывало у Рэндола панику. Частенько в аналогичных ситуациях он был вынужден отходить в угол и поворачиваться спиной к миру, чтобы пережить шок от столь мощного информационного потока, поступающего от органов чувств.
По какой-то причине множество новых впечатлений, которые он получает на кухне, не вгоняет его в панику. Наоборот, он очарован…
Возможно, причина в том, что он наконец-то дома. Дом человека — его крепость. Святилище. Неотъемлемая часть личности, говорит Марта. Дом — самое безопасное место.
Он — в сердце дома, в самой безопасной комнате самого безопасного места, где рождается так много воспоминаний, где каждый день наполнен теплом и смехом.
Рэндол Шестой никогда не смеялся. Улыбался только однажды. Он добрался до дома О’Коннор, укрылся от грозы в пространстве под домом, расположился в темноте, среди пауков, понял, что уж теперь- то до Арни рукой подать, вот тогда и улыбнулся.
Когда Рэндол открывает дверь кладовой, его поражает разнообразие и качество консервированной еды на полках. Он и представить себе не мог, что такое возможно.
В «Руках милосердия» еду ему приносили в комнату. Меню планировали другие. Выбора в еде у него не было. Настоять он мог только на ее цвете.
Здесь же у него разбегаются глаза. Он видит шесть разных консервированных супов.
Когда отворачивается от кладовой и открывает дверцу верхней секции холодильника, ноги его начинают дрожать, а колени подгибаться. Среди прочего он видит в морозильной камере три квартовых
