— Пастор Кенни, вы уже сожгли кожу на руках.
— Только будучи тем, кто я есть. Я есть, кто я есть. Я есть, что я сделал. Я это сделал. Сделал.
Кран так раскалился, что Лулана смогла закрыть его, лишь обмотав руку кухонным полотенцем.
Пастор Кенни попытался вновь пустить кипяток.
Лулана мягко ударила его по руке, как ребенка, предупреждая, что с этой шалостью нужно заканчивать.
— А теперь, пастор Кенни, вытрите руки и сядьте за стол.
Не взяв протянутое полотенце, священник отвернулся и от раковины, и от стола. На ватных ногах двинулся к холодильнику. Вода капала с его красных рук.
С губ его срывались те же печальные вскрики, какие сестры слышали, стоя на крыльце.
Около холодильника к стене крепилась подвеска с ножами. Лулана верила, что пастор Кенни — хороший человек, слуга Божий, не боялась за него, но сочла, что при сложившихся обстоятельствах лучше не подпускать его к ножам.
Евангелина ворохом бумажных полотенец уже вытирала с пола воду, которая накапала на пол с рук священника.
Лулана ухватила его за руку и увлекла к столу.
— Пастор Кенни, вы чем-то сильно расстроены, вы просто не в себе. Вам нужно присесть и постараться немного успокоиться, обрести покой.
Хотя священник едва держался на ногах, в первый раз он просто обошел стол, и только на втором круге Лулане удалось его усадить.
Он всхлипывал, но не рыдал. Его переполнял ужас — не горе.
Евангелина уже нашла большую кастрюлю, которую наполнила горячей водой из крана над раковиной.
Священник, прижав сложенные в кулаки руки к груди, качался взад-вперед, в его голосе слышалась невыносимая мука.
— Так внезапно, так внезапно, я вдруг понял, кто я, что я сделал, в какой я беде, в какой
— Мы здесь, пастор Кенни. Когда вы поделитесь с нами вашей бедой, вам сразу станет легче. Разделите ее со мной и Евангелиной, и ваша беда не будет лежать на вас таким тяжелым грузом.
Евангелина уже поставила кастрюлю с водой на плиту, зажгла газ. Теперь доставала из холодильника пакет молока.
— Когда вы делитесь своими бедами с Господом, они поднимаются с ваших плеч, становятся невесомыми. И мне нет нужды говорить вам, уж вы-то лучше всех знаете, что они уносятся в вышину.
Священник разжал кулаки, поднял руки на уровень лица, в ужасе уставился на ладони и растопыренные пальцы.
— Ты не должен, не должен, нет, нет,
Спиртным от него не пахло. Ей не хотелось думать, что он нанюхался чего-то отличного от сладкого, божественного воздуха, но если пастор Кенни был кокаинистом, выяснить это следовало до того, как Эстер выпрямила бы зубы и пришла пора знакомить ее с пастором.
— Нам разрешено гораздо больше, чем запрещено. — Лулана пыталась добиться от него более внятных ответов. — Но запретов тоже много, поэтому хотелось бы, чтобы вы говорили более конкретно. Чего вам не следовало делать, пастор Кенни?
— Убивать. — И по его телу пробежала дрожь.
Лулана посмотрела на сестру. Евангелина, с пакетом молока в руке, вскинула брови.
— Я это сделал, я сделал, сделал, сделал.
— Пастор Кенни, я знаю, что вы — мягкий и добрый человек. — Лулана вновь повернулась к пастору. — Что бы вы ни сделали, я уверена, все это не так ужасно, как вам сейчас кажется.
Он опустил руки. Наконец посмотрел на нее.
— Я убил его.
— И кто это мог быть? — спросила Лулана.
— У меня не было ни шанса, — в отчаянии прошептал пастор Кенни. — У него не было ни шанса. Ни у кого из нас не было ни шанса.
Евангелина нашла банку с наворачивающейся крышкой, начала наливать в нее молоко.
— Он мертв, — добавил священник.
— Кто? — настаивала Лулана.
— Он мертв, и я мертв. Я был мертвецом с самого начала.
В записной книжке мобильника Луланы хранились телефоны как многочисленных родственников, так и еще более многочисленных друзей. И хотя мистер Обри (Обри Пику, ее работодатель) продвигался к раскаянию гораздо быстрее, чем осознавал (но медленнее, чем хотелось Лулане), он оставался человеком с пугающим прошлым, которое могло в любой момент показать зубы и укусить его. Вот почему она держала в записной книжке номера рабочего, домашнего и сотового телефонов Майкла Мэддисона, на случай, если мистеру Обри понадобится коп, который захочет его выслушать. Она нашла фамилию Майкла, выдел ила номер сотового и нажала на клавишу вызова.
Глава 43
В викторианской гостиной без единого окна, упрятанной за двумя стальными дверьми, Эрика обходила огромный стеклянный ящик, разглядывая его со всех сторон. Поначалу ящик казался ей чрезмерно крупной шкатулкой для драгоценностей, но теперь она скорее воспринимала его как гроб, пусть тоже слишком большой и так не похожий на традиционные гробы.
У нее не было оснований предполагать, что в ящике находится тело. По центру плавало что-то темное, но конечности вроде бы не просматривались. И эта темная масса могла быть чем угодно.
Если же в ящике все-таки было тело, то принадлежало оно великану: примерно семи с половиной футов в высоту, больше трех в ширину.
Она внимательно осмотрела и места соединений стеклянных панелей, и бронзовый корпус в надежде найти скрытые петли, на которых могла откидываться крышка. Не нашла. Если верхняя панель и снималась, Эрике не удалось определить, как именно.
Постучав костяшкой пальца по стеклу, она определила по звуку, что толщина панели никак не меньше одного дюйма.
Эрика обратила внимание на то, что под тем местом, где она стучала по стеклу, в жидкости (или газе) образовалась воронка, как бывает, когда в воду бросают камень. Сначала в красновато-золотистой субстанции появилось сапфировое круглое пятно, потом оно превратилось в кольцо, и, наконец, прежний цвет восстановился.
Она стукнула еще раз, добившись того же эффекта. Потом трижды подряд, вызвав появление трех концентрических синих колец, которые быстро исчезли.
Хотя к стеклу костяшка ее пальца прикасалась лишь на мгновение, Эрике показалось, что стекло холодное. А вот положив на панель ладонь, она обнаружила, что стекло просто ледяное.
Эрика опустилась коленями на персидский ковер, заглянула в пространство под стеклянным ящиком, между изогнутыми бронзовыми ножками. Увидела электрические кабели и трубки различных цветов и диаметров, которые выходили из дна стеклянного ящика и исчезали в полу. Из этого следовало, что под викторианской гостиной находится еще одно помещение, с машинами, обслуживающими стеклянный ящик, хотя подвала под особняком вроде бы не было.
Виктору принадлежал один из самых больших участков в Садовом районе, собственно, он купил два участка и соединил два дома так элегантно, что заслужил похвалу хранителей исторического наследия. Реконструкцией интерьера занимались сплошь Новые люди, и департамент строительства получил далеко не всю информацию о том, какие велись работы.
Ее муж-гений мог сделать больше, чем целые университеты ученых. Его достижения особенно
