описывал С. М. Дубнов: «одно предместье, Форштат, расположенное у большой дороги к губернскому городу Могилёву, было сплошь заселено евреями. Зажиточные из них содержали постоялые дворы с кабаками для приезжих в город крестьян, продавали им водку и нужные в деревенском хозяйстве орудия в обмен на зерновой хлеб и другие сельские продукты».
Польский офицер В. Крестовский служил в уланском полку недалеко от города Свислочь и описал в своём очерке характерную ситуацию на местном базаре:
«Каждый воскресный день в Свислочи с раннего утра подымается особенное движение. Жидки торопятся выслать своих «агэнтов» на все выезды и ближайшие перекрёстки дорог, ведущие к местечку. Это в некотором роде сторожевые посты «гандлового люду» (гандловый — торговый).
Везёт себе белоголовый хлоп (крестьянин) на своём возу «каран- кову», а то и целую «корцову» бочку «оброку» или «збожа». как вдруг на последнем перекрёстке налетает на него с разных сторон ватага еврейских «агэнтов». Хлоп моментально оглушен, озадачен и закидан десятками вопросов, летящих вперебой один другому: «А что везёшь? А что продаешь? А чи запродал вже кому?.»
Холоп не знает, кому и что отвечать, а жидки между тем виснут к нему на задок, карабкаются на воз, лезут с боков и с переду, останавливают под узду лошадёнку, тормошат ошалелого хлопа, запускают руки в овёс или жито, пробуют, смакуют, рассматривают, пересыпают с ладони на ладонь и при этом хают — непременно хают, во что бы то ни стало, а другие — кто половчее да увертливее — насильно суют хлопу в руку, в карман или за пазуху сермяжки кое-какие деньжонки, и не столько денег, сколько запросил хлоп, а сколько самим вздумалось по собственной своей оценке.
Та партия жидков, которой удалось всунуть в руку продавца сколько-нибудь деньжонок, решительно овладевает и хлопом, и его збожем (зерном), и его возом. Прежде всего жидки торопятся сбросить на зем лю мешки с овсом или житом (пшеница), лишь бы только быстрей с возу долой, дабы потом явное доказательство, что товар уже продан, на тот случай, если бы несговорчивый хлоп вздумал бы упираться (и стеганул свою лошадку и драпать, выбросив деньги. — Р. К.).
Пока одни меряют, пересыпают да отсыпают, другие стараются разными приятными разговорами и расспросами отвлечь внимание хлопа от совершаемого дела, и этот манёвр всегда почти удаётся им как нельзя лучше. Зерно умышленно просыпается из меры на землю и спешно подметается мётлами в какой- нибудь укромный уголок, ибо просыпка этого рода в общий счёт не идёт, хотя, в конце концов, и составит собой несколько лишних гарнцев (горшков), дающих возможность к лишнему гешефту.
.Но вот перемерка да пересыпка окончена, оброк спешно убран в еврейские амбары, и хлоп, ощущая ничтожность насильно всунутого ему задатка, начинает требовать окончательного расчёта; но евреи с крайним удивлением ответствуют, что деньги уже получены им сполна, дескать, Бога не бояться, требуя с них вторично уже полученную плату. При этом для окончательного ублагодушения хлопа ему иногда подносится ещё один келих (стакан) водки; а буде хлоп упираться — то расправа с ним коротка. Озадаченный, раздосадованный. хлоп, сообразив, что на такую ничтожную сумму не приобретешь ничего путного для своего хозяйства, махнёт рукой и повернёт до корчмы.» (из исследования Ю. Мухина).
А в корчме эти деньги получает понятно кто, да ещё его напоят в долг. Кроме того, если этому крестьянину всё-таки необходимо приобрести соль, плуг или материю на сарафаны и штанишки детям, то ему охотно дадут кредит (и желательно — когда он в пьяном виде) и сами же продадут этот товар («по самой дешевой цене»). Поэтому когда удивляются: «Это абсурд! — Как это еврейский шинкарь мог схватить свободного крестьянина за волосы и затолкнуть в свой трактир?
Когда этот крестьянин перед этим «ресторатором» в беспросветных долгах, то «запынив» крестьянина на дороге у трактира, трактирщик считал, что имеет право спросить его о долгах, напомнить о накапливающихся процентах и после этого со словами: «Ты — неблагодарный, живёшь за мой счёт и настолько меня не уважаешь, что даже не зайдёшь в мой трактир — чтобы выпить за моё здоровье и за хороший урожай?!»
«Здесь широко практиковалось «хлебное ростовщичество»: еврей давал нуждающемуся крестьянину денежный заем под залог его будущего урожая и часто приобретал после уборки хлеба значительную часть его по низкой цене. О таких людях говорили: «он живёт от мужика (эр лэбт фун гой)» — объяснял еврейский историк С. М. Дубнов, свидетельства которого относятся ко второй половине XIX века — к периоду, по историческим меркам, совсем недавнему. Но подобное происходило на протяжении веков в разных странах вслед за проникновением в них евреев.
(А если кто-то из читателей потрудится узнать — кто скупил в период недавней российской «перестройки» большинство элеваторов и мукомольных предприятий, то ему не покажется удивительным вопрос — почему в начале XXI века при рекордных урожаях зерна и сверхнизких ценах на него — в России произошёл рост розничных цен на хлеб?).
Итак, какую мы видим реальность — этот гоголевский еврей Янкель в XIX веке уже не загонял насильно кулаками славянского мужика- гоя в свой кабак на водку. Но от этого презренному гою легче не было. Тёмному, безграмотному крестьянину по-прежнему, продавали водку по высокой цене. Помимо водки по завышенным ценам шли вилы, вёдра и грабли. Денежные займы выдавались под большие проценты. Давали ему, безграмотному или пьяному, сельхозорудия и водку в долг на кабальных условиях — под долговые расписки, в которых залогом была вся будущая сельхозпродукция и его ничтожный клочок земли. При этом скупались результаты годового труда всей крестьянской семьи по сверхнизким ценам.
Что происходило на практике, в жизни? Крестьянин, собрав урожай, рассчитывался с долгами. При этом, как правило, не сразу со всем долгом. Так как долги за счёт процентов нарастали очень большие, то фактически и всего урожая не хватало на его погашение. Долги принимали непреходящий накопительный и перманентный характер. Поэтому крестьянин оплачивал собранным урожаем только часть долга, оставляя на прокормление семьи на осень, зиму, весну и половину лета только необходимый минимум для сохранения семьи от голодной смерти.
Но если на него «наезжали», вынуждая отдать больше, то семья погибала от голода. У соседей по улице (или деревне) было не занять, так как они находились в подобной же смертельной ситуации. На оставшуюся часть долга продолжали расти чудовищные проценты.
В этих условиях не могло быть и речи об отправке на учёбу даже одного из крестьянских детей.
В этих условиях не могло быть и речи о содержании большой крестьянской семьи. А численность евреев, между тем, непрерывно росла. Об этом говорят факты — в начале XIX века в России оказалось около одного миллиона евреев, а к концу этого же века в России проживало уже семь миллионов евреев. То есть, чтобы прокормить всех евреев или крестьяне должны были больше производить, или у крестьян необходимо было больше отбирать, или евреи должны были расселяться среди большего количества крестьян, расширяя своё жизненное пространство, расселяясь на больших территориях России, что мы в дальнейшем и будем наблюдать.
В этот момент можно привести высказывание современного российского еврейского идеолога, редактора популярной газеты Танкреда Голенпольского, который в полемике с Солженицыным заявил: «Мне просто не понятно, в чём вина евреев, за что им каяться. Я могу говорить о том, что еврейская буржуазия и русская буржуазия в равной мере эксплуатировали народы России.».
В данном случае русская буржуазия точно не эксплуатировала белорусов, а исключительно еврейская, и определенная доля вины лежит на российских чиновниках.
Парадоксально то, что белорусы, вымирая таким образом от голода целыми деревнями, не поднимали восстаний, подобно украинцам. Наступила ли от непомерной эксплуатации, запугиваний полная деградация духа, погас ли, или был уничтожен естественный инстинкт самосохранения? Жизнь крестьянина была настолько мучительной и страдальческой, что продолжать ее становилось для него бессмысленным. Как утверждали древние греки — лучше умереть в бою с теми, кто привел к гибели твоих детей, чем умирать от голода, стоя на коленях! Может у белорусов в голове было слишком много христианских установок, может белорусы были просто большими «толстовскими» христианами, чем украинцы?.. Или вообще — большими христианами, если в 2007 году в России со всех центральных каналов российского ТВ наставлял россиян митрополит Иоанн из Псково-Печерского монастыря: «обиды терпеть и за обидчиков молиться», то тем более белорусов в тот период уговаривали, им внушали христианские священники и православные и католические.
Когда во второй половине XIX века в российской глубинке вспыхнули крестьянские бунты-погромы против евреев, то это означало только то, что туда добрались евреи и установили порядки, подобные
