двери.
— Можно войдти?
— Это что за китайскія церемоніи? отв?тили извнутри.
Русановъ вступилъ въ маленькую комнатку, р?зко отличавшуюся отъ прочихъ. Обоевъ не было; надъ жел?зною кроватью вис?ли портреты Жоржа Санда и Женни д'Эрикуръ; надъ ними старинная сабля, отд?ланная золотомъ и каменьями. Письменный столъ, комодъ, на которомъ стояли книги, два стула и ст?нные часы составляли все убранство.
— Ну, здравствуйте, сказала Инна, над?вая голубую туфлю вм?сто промоченныхъ насквозь ботинокъ. — Какъ въ васъ столичныя-то замашки въ?лись!
— Разв? и пуритане сердятся, шутливо спросилъ Русановъ.
— Еще бы! Ужь если докладывать, такъ впередъ извольте такъ: sa majeste la reine des fleurs veut-elle recevoir son humble serviteur? Въ городъ ?здили? Въ библіотек? были? Регo привезли?
— И Регo привезъ, и, кром? того, два новые романа…
— Ну, вотъ это напрасно! Я не стану читать…
— Отчего?
— Да я никогда ихъ не читаю; зач?мъ? Смотрите по сторонамъ, вотъ вамъ и романы!
— И никакихъ?
— Диккенса кое-какъ осиливаю на сонъ грядущій… Да вы, кажется, сибаритничать тутъ располагаетесь? спросила она, зам?тивъ, что Русановъ, закуривъ папироску, съ наслажденіемъ потянулся на стул?.
— А что?
— А что? Хорошъ! Вопервыхъ, я буду переод?ваться; пожалуй оставайтесь, если вамъ это занятно… Вовторыхъ, что скажетъ княгиня Анна Михайловна? Ну положимъ и это вздоръ. Втретьихъ, втретьихъ… Неужели надо сказать правду?…
— Валяйте!
— В?дь вы у насъ вовсе не такое р?дкое явленіе, чтобы занять меня больше Регo. Я его ждала ц?лый м?сяцъ…
— Покоряюсь, сказалъ Русановъ, см?ясь и отв?шивая ей поклонъ…
Онъ пошелъ въ заду. Тамъ Юленька п?ла съ аккомпаниментомъ Вартовской рояли, а Ишимовъ, облокотясь на инструментъ, такъ и пожиралъ ее взглядомъ. Она закидывала головку, и еще громче выводила: 'когда бъ онъ зналъ, что горькою тоскою' 'Отравлена младая жизнь моя!' А тутъ же Авениръ молодъ кофе на ручной машин?, нисколько не женируясь п?ніемъ сестры.
— Вотъ оц?ните, сказалъ онъ Русанову, а тотчасъ же прибавилъ: — пятьдесятъ рублей далъ.
— Помилуйте, за мельницу-то?
— Да вы посмотрите, James, Manchester настоящій! она муку мелетъ…
И Авениръ принялся высчитывать, сколько она мелетъ и сколько мелетъ в?трякъ, что стоитъ ремонтъ его и во сколько обойдутся рабочіе чтобы верт?ть рукоятку: вышло почти вдвое дешевле.
Озадаченный потокомъ политической экономіи, Русановъ не нашелся возразить.
'Когда бъ онъ зналъ, какъ пламенно, какъ н?жно', выводила Юленька.
Кончили т?мъ, что четверо ус?лись въ ералашъ по пятачку сотня, а политико-экономъ принялся читать
Въ десять часовъ Грицько съ Горпиной подали настоящій деревенскій ужинъ. Тутъ былъ супъ съ баклажанами, фаршъ изъ гуся, караси въ сметан?, чиненыя тыквы, вареные раки, вареники и туземный кавунъ. Московскаго студента сначала покоробило при вид? несм?тнаго количества 'стравы'; но, самъ того не зам?чая, онъ отдалъ вполн? заслуженную честь каждому блюду, не отсталъ даже отъ Авенира, который выказалъ вовсе не экономическія способности своего желудка. Инна тоже вышла къ ужину; впрочемъ она бол?е занималась плодами земными. По окончаніи трапезы, Авениръ и Юленька подходили къ ручк? Анны Михайловны, говоря каждый по своему: merci, maman; thank you, my mother.
— Что это за цв?токъ нашла вы, Инна Николаевна? полюбопытствовалъ Ишимовъ.
— Cypripaedium.
— И не слыхивала, отозвалась Анна Михайловна.
— Пустоцв?тъ, объяснила Инна.
— Скажите! На что жь онъ годенъ?
— Да на на что…
— А растетъ, удивлялся Ишимовъ. — Подлинно непостижимы ц?ли Творца!
— Да, ужь подлинно, что непостижимы, сказала Инна. — Покойной ночи, господа! — И пошла къ себ?.
Что-то сладкое, спокойное охватило Русанова, когда онъ вы?халъ въ поле. Наступала св?тлая, сыроватая ночь; душистые пары волновались по лугамъ, даль стушевывалась въ темномъ неб?, а надъ головой искрились и переливались зв?здные узоры. Шаги лошади звучно отдавались по полю, перепела били взапуски, кузнечики трещали безъ умолку, съ болота подавали голосъ лягушки, съ улицы неслась п?сни, скрипка и дружный топотъ башмаковъ. Русановъ придержалъ лошадь, и сталъ прислушиваться; десятка два деревенскихъ п?вцовъ сливались въ хор?, напоминая звуки органа, задушевно отхватывали прип?въ, затихали, и вдругъ, какъ будто изъ середины ихъ, выплывалъ одинокій, чистый голосъ женщины, затягивая новую строфу… Русановъ пустилъ лошадь, хоръ все глуше и глуше подхватывалъ прип?вы, а соло, казалось, ничуть не теряло силы. 'Вотъ какъ глохнутъ артисты-то на Руси, подумалъ Русановъ, да впрочемъ имъ и горюшка мало. Легко имъ живется, не то что тамъ… И Анна Михайловна!… В?дь есть же время отъ скуки играть на дв? руки въ пьяницы… И совершенно уб?ждена, что правою рукой управляетъ ангелъ-хранитель, а когда л?вая начинаетъ забирать взятки, то это сатана одол?ваетъ… И Ишимовъ — непостижимый… А какъ время летитъ у нихъ! Или ужь это домомъ такъ бываетъ, что и молчать-то у нихъ весело? Не запановать ли ужь и мн??'
Онъ бросилъ вожжи, и лошадь пошла сама по знакомой тропинк? межь двухъ полосъ серебрившейся р?ки.
Дядя Владиміра Ивановича въ 1849 году вышелъ въ отставку майоромъ и поселился въ маленькомъ насл?дственномъ хуторк?, неразд?льномъ съ братомъ; этотъ жилъ постоянно въ Москв?, въ качеств? вольнопрактикующаго медика. Одна изъ сос?днихъ панночекъ не на шутку затронула военное сердце, старый воинъ былъ уже обрученъ, какъ вдругъ его нев?ста простудилась на балу, забол?ла, захир?ла и умерла. Майоръ остался старымъ холостякомъ. Нажитая грусть съ природно-веселымъ нравомъ сд?лали его душою окольнаго общества. Гд? бы ни собрались пом?щики, чуялось, что чего-то н?тъ, если старый майоръ не сид?лъ въ углу, съ своимъ черешневымъ чубукомъ и пенковою трубочкой. За то если онъ сид?лъ тамъ, все толпилось вокругъ него; старое и малое хохотало, а онъ, пуская мелкими кольцами дымъ, разсказывалъ имъ, какъ онъ выхватилъ разъ своего товарища изъ-подъ коней венгерскихъ гусаръ, взвалилъ на спину и б?жалъ, б?жалъ до самаго перевязочнаго пункта, задавая ему всю дорогу разные вопросы и удивляясь его молчаливости. Только тутъ открылась причина: у пріятеля была дырочка на груди противъ самаго сердца; докторъ не счелъ нужнымъ и пулю вынимать. Разсказывалъ майоръ, какъ и самъ онъ былъ равенъ въ такую часть т?ла, за которую, по собственному сознанію его, не подобало бы награждать знаками отличія.
— А нуте, майоръ, какъ вы въ Турка не попали?
Въ сотый разъ принимался майоръ за этотъ необыкновенный случай, и немногихъ анекдотовъ вполн? хватало на увеселеніе неприхотливой компаніи. Такъ шли годы за годами, а старый майоръ, казалось, заколдовалъ себя отъ нападокъ времени. На стриженой голов? его не убавилось ни одного изъ с?дыхъ волосъ, на красивомъ лиц? не прибавилось на одной морщины, и сизые усы отт?няли ту же самую полугрустную улыбку, какъ вдругъ онъ получилъ письмо изъ Москвы. Племянникъ изв?щалъ, что отецъ его, а его, майора, братъ, волею Божьею скончался, а самъ онъ кончаетъ курсъ и думаетъ устраиваться въ Москв?. Майоръ, прочитавъ письмо, задумался, выкурилъ три трубки залпомъ, и ц?лый день проходилъ будто самъ не свои. Потомъ съ военною аккуратностью сталъ отв?чать на письмо.
'Конечно, писалъ майоръ, кандидату университета открыты вс? пути въ мір? и блескъ столицъ; но
