производило впечатление совершенно нормального и прекрасно развитого. Одна из причин, побудившая меня выбрать этот пример из множества других состоит в том, что речь идет о ребенке, который считался
Развитие как инфантильного Супер-Эго, так и Супер-Эго взрослого человека зависит от различных факторов, нет надобности описывать их в данной работе. Если по той или иной причине это развитие не было окончательно завершено, а идентификации не удались в значительной степени, тревога, которой Супер-Эго целиком обязано своим происхождением, будет преобладать в его функционировании.
Случай, приведенный Анной Фрейд, похоже, не доказывает ничего, кроме возможности существования подобных образований, относящихся к Супер-Эго. Не думаю, что он может служить примером специфически детского развития, так как аналогичные явления мы можем обнаружить и у взрослых, чье Супер-Эго развито недостаточно. Таким образом, выводы, к которым Анна Фрейд приходит на основе данного случая, на мой взгляд, неточны.
Утверждения Анны Фрейд по данному поводу заставляют меня думать, что она относит развитие Супер-Эго, также как развитие реактивных образований и воспоминаний-экранов, главным образом к латентному периоду. Мои аналитические исследования раннего детства приводят меня к совершенно иным выводам на сей счет. Так, мои наблюдения убедили меня, что все эти механизмы запускаются, стоит только возникнуть Эдипову комплексу, и именно он побуждает их функционирование. После его затухания они предстают как реакции, выполнившие свою фундаментальную задачу, а в последующем развитии являют собой суперструктуру на основе, которая уже приняла свою фиксированную, неизменную форму. В некоторых обстоятельствах и в определенный срок, реактивные образования обостряются, и если давление извне возрастает, воздействие Супер-Эго, в свою очередь, осуществляется с гораздо более мощным напором.
В то же время, к этому сводится сущность явлений, которые не относятся к детству, как таковому.
То, что Анна Фрейд принимает за очередное расширение Супер-Эго и за реактивные образования латентного и препубертатного периода, — это не более, чем внешняя адаптация к прессингу и требованиям внешнего окружения, которая не имеет ничего общего с подлинным развитием Супер-Эго. По мере того, как ребенок становится старше, как, впрочем, и взрослый человек на протяжении всей жизни, осваивает много более точное и изощренное применение «двойной морали», чем в раннем детстве, когда он был менее подвержен внешнему влиянию и все еще оставался честным.
Перейдем теперь к тому, что автор относит на счет зависимой природы инфантильного Супер-Эго, как это описывается в книге, и к двойному моральному коду у детей, проявляющемуся через стыд и отвращение.
Начиная с 73 страницы своей книги по 75 включительно, Анна Фрейд разъясняет, в чем состоит отличие детей от взрослых: когда импульсивные детские тенденции доводятся до их сознания, остается только ждать, когда Супер-Эго примет на себя полную ответственность за управление ими. Так как в этом процессе дети предоставлены сами себе, единственное, что им остается, так это обнаружить «прямую торную дорогу, я имею в виду, наиболее удобную с точки зрения непосредственного удовлетворения». Анна Фрейд полагает недопустимым — и подробнейшим образом объясняет почему, — предоставить лицам, которые занимаются воспитанием ребенка, самостоятельно принимать решения об использования импульсивных сил, освобожденных от подавления. Единственно, что будет правильным, как она считает, предпринять в данном случае, так это чтобы «аналитик сопровождал ребенка в этом чрезвычайно важном моменте». Далее она описывает случай, призванный проиллюстрировать необходимость воспитательного вмешательства аналитика. Рассмотрим его подробнее: если мои возражения в ответ на подобное теоретическое рассуждение достаточно обоснованы, вряд ли будет возможно их отмести с помощью проверки на практическом примере.
К случаю, о котором идет речь, в книге прибегалось множество раз: это та самая девочка, страдавшая обсессивным неврозом. Ребенок, который перед началом психоаналитического лечения демонстрировал явные нарушения и симптомы навязчивого состояния, затем вдруг становится «озлобленным» и сверх меры несдержанным. Анна Фрейд делает вывод, что тут ей следовало бы выступить в воспитательной роли. Она уверена, что ребенок удовлетворял свои ранее вытесненные анальные тенденции после того, как они были высвобождены, за рамками психоанализа, потому что она допустила ошибку и излишне положилась на силу детского Супер-Эго. Она убеждена, что воспитательное вмешательство аналитика должно было временно поддержать все еще недостаточно стабильное, а потому неспособное в одиночестве контролировать импульсивные тенденции Супер-Эго ребенка.
На мой взгляд, дело обстоит противоположным образом. Будет справедливо, если я также проиллюстрирую свои представления примером. Психоанализ, о котором я хотела бы рассказать представляет собой очень тяжелый случай девочки шести лет, которая страдала в самом начале своего анализа от обсессивного невроза.[18]
Эрна была просто невыносима и демонстрировала явные антисоциальные тенденции в отношениях со всеми окружающими ее людьми. Она страдала бессонницей, от избыточного навязчивого онанизма и от полной неспособности к обучению. У нее наблюдались моменты глубокой депрессии, она пребывала в постоянной и навязчивой подавленности, а также обнаруживала многие другие серьезные симптомы. Она проходила психоаналитическое лечение в течение двух лет и, в конечном итоге, результаты по ходу анализа, которые я сейчас представлю, прекрасно подтвердили его успешное завершение. По прошествии чуть более года, девочка уже регулярно посещала школу, где ее воспринимали, как «нормального ребенка», то есть она прекрасно прошла проверку повседневной жизнью. Безусловно, чрезвычайную серьезность этому случаю обсессивного невроза придавало то, что ребенок страдал от очевидных нарушений и глубоких угрызений совести. У девочки проявлялось характерное расщепление личности на «ангельскую и дьявольскую» часть, на образ «доброй и злой принцессы» и т. д. Больше того, анализ, естественно, высвободил ее садистически-анальные тенденции и огромное количество аффектов. Во время психоаналитических сеансов происходили самые неординарные отреагирования: порой она приходила в бешенство, тогда она набрасывалась на самые разные предметы в комнате, такие как подушки и т. п. Эрна пачкала и ломала игрушки, портила бумагу при помощи воды, пасты для лепки, карандашей и т. п. в течение подобной деятельности ребенок производил впечатление совершенно освобожденного от всяких нарушений и казалось, получал огромное удовольствие от своего поведения, подчас вовсе разнузданного. Я обнаруживала, однако, что она не ограничивалась тем, что удовлетворяла «без подавления» собственные анальные фиксации, но в ее поведении определяющую роль играли совсем другие факторы. Девочка отнюдь не была от этого «счастлива», как могло бы показаться на первый взгляд, и как думали об этом окружающие ребенка люди в примере, приведенном Анной Фрейд. Тревога и потребность в наказании и были в значительной мере тем, что скрывалось за «недостатком сдержанности» у Эрны и подталкивало ее к тому, чтобы повторять свои действия. В этом непосредственно обнаруживалось прямое доказательство всей ненависти и подозрительности, которую она питала к периоду ее приучения к чистоплотности. Ситуация полностью трансформировалась, когда мы подошли к анализу ее ранних фиксаций и связей с развитием Эдипова комплекса и чувства вины, которые к ним примыкали.
В течение этих периодов, когда садистические и анальные влечения были высвобождены и проявлялись столь мощно, у Эрны возникла временная склонность к отреагированию и удовлетворению этих тенденций за рамками анализа. Я прихожу к тому же заключению, что и Анна Фрейд: аналитик, видимо, совершил ошибку. Единственное — и в этом, очевидно, кроется самое поразительное и наиболее принципиальное отличие между нашими взглядами, — я делаю вывод, что в этом случае моя ошибка должна была бы относиться к
