кинулись навстречу.
Александр Степанович почему-то поднял меня со словами:
— Утёрли нос всем неверующим! Знай наших! — и осторожно поставил меня на землю.
Ребята взялись за руки и стали плясать вокруг меня с криками:
— Ура! Победа! Урр-ра!!
Мультик с восторгом принялся хватать их за ноги.
— Да что же произошло, скажете вы наконец?! — закричала я, потеряв терпение.
Из раскопа показались голова и плечи Гэбэ. Рукав его серой рубахи лопнул около плеча. Всё лицо было в земле.
— Валентина Львовна, пойдите сюда! — радостно закричал он. — Скорее!
Я подбежала к краю раскопа. В глубине его Ростислав снимал кисточками землю с чего-то, что блестело на дне.
Мультик подбежал и тоже заглянул внутрь раскопа. Комок земли, сдвинутый его лапой, упал прямо на Ростислава. Он поднял голову и завопил тонким голосом:
— Да уберите же вашу подлую собаку, или я убью её!
— Вы не туда смотрите! — волновался Гэбэ, выбираясь из раскопа.
В правой руке он держал серебряное ожерелье. Оно состояло из тоненьких пластинок и колечек, скреплённых между собой прозрачной цепочкой.
— Неужели вы нашли его в земле? — вскричала я, одновременно восхищённая и удивлённая.
— Да, мы нашли это в земле! И не только это! — ответил потный, грязный и сияющий Гэбэ. — Пойдите сюда!
Он подвёл меня к кусту, под которым лежала рубаха Ростислава, и поднял её. На чистом листе кальки, сверкая на солнце, лежали розовые сердоликовые бусы, два бронзовых кольца, ещё ожерелье из чеканных бляшек со звёздчатым узором, поясная серебряная резная пряжка.
Я не верила своим глазам.
— Всё это найдено здесь?! Какая тончайшая работа! А ведь это было сделано не менее десяти веков назад! Поздравляю, поздравляю вас! — всё, что я могла сказать.
— Не вас, а нас всех! Один я бы ничего не сделал, — поправил меня Гэбэ.
— Валентина Львовна! — закричал, поднимаясь из раскопа, Ростислав. — Вы понимаете, что это значит?! — В руке он держал большую серебряную серьгу с подвесками. — Это значит, что здесь жили славяне!!! Славянские женщины того времени носили именно такие украшения из серебра. Скифские бедные вообще не имели украшений, а богатые носили золотые. Серьги у них были в виде конуса, изнутри которого выходил стерженёк и цеплялся на ухо.
— Ура! Качать, качать начальство! — радостно вопили ребята.
Развеселившийся Мультик прыгал вокруг них.
В этот день в лагерь вернулись, когда совсем стало темно.
На следующий день никто не пришёл обедать. Павел три раза прибегал за нами и кричал, что в последний раз дежурит. Но пришли мы, когда солнце уже село.
В этот и последующие дни было найдено ещё много женских украшений: ожерелья из глиняных бус, серебряные гривны, серебряные и бронзовые кольца, серьги, браслеты. Некоторые из них были недоделаны. Отдельно в земле были рассыпаны бусинки, сердоликовые и другие камешки…
Вечерами, сидя у костра и отвечая на наши бесконечные вопросы, Гэбэ и Ростислав высказывали нам свои предположения, что все найденные ювелирные изделия не могли принадлежать одной женщине, тем более что среди них были и одинаковые.
— Такое количество могло находиться только у ювелира. И, видимо, он покинул свою мастерскую, в панике и спешке захватив самое денное, а остальное ему пришлось бросить. Думаем, что наше предположение, что город был покинут жителями в течение нескольких минут, окажется правильным, — говорили они.
Пробежали последние июльские дни. У всех, кроме Мультика, дел было по горло. Надо было отмывать и шифровать всю керамику, то есть писать на внутренней стороне черепков и сосудов номер, а её с каждым днём становилось всё больше. Уже были найдены почти целые кувшины и блюдо. Ко всем найденным украшениям надо было привешивать номерки и записывать их в особый журнал.
Володя понемногу начал осторожно склеивать черепки, восстанавливая из них прежние сосуды. Лёва что было поинтереснее срисовывал в экспедиционный альбом.
В связи с нашими находками у меня тоже стало больше работы. Часто приходилось спорить с Гэбэ по поводу съёмок.
— Валентина Львовна, я вас попрошу снять сейчас общий и крупный план раскопа, в котором Павел счищает кисточкой землю с найденного ожерелья из серебряных бляшек.
— Сейчас я не могу этого сделать, — отвечаю я.
— Почему? — поднимает на меня удивлённый взгляд Гэбэ.
— Потому что сейчас двенадцать часов. Солнце стоит в зените прямо над нами. И снимок получится без теней. Плоским и невыразительным. А в данный момент мне нужно контровое освещение, Солнце должно находиться позади снимаемого предмета. Иначе он сольётся с землёй.
— Мне не нужны ваши световые эффекты. Мне надо снять именно этот момент. Павел не может сидеть сложа руки в раскопе и ждать, пока не появятся нужные только вам тени! — начинает сердиться Гэбэ.
— Я не могу безграмотно снимать! — кипячусь я. — Я отвечаю за качество фотографии!
Но с Гэбэ спорить бесполезно. И я скрепя сердце снимаю. А Павел, сидя на корточках в раскопе, лукаво мне подмигивает.
Часто приходилось мне приспосабливаться в съёмках. То, когда солнце спускалось ниже, я просила кого-нибудь стать на минутку на край раскопа, чтобы его фигура отбросила нужную мне тень. То, когда нужно было снять общий план городища, влезала на растущую неподалёку дикую грушу. А когда нужно было снять общий план одного из раскопов с верхней точки, мне приходилось становиться на плечи Юре или Александру Степановичу, как наиболее высоким. Они придерживали меня за ноги, чтобы я не свалилась. И в таком положении я снимала.
Однажды произошёл комичный случай: я снимала, стоя на плечах Александра Степановича, как Ростислав зачищает землю в раскопе. У меня кончилась плёнка в кассете. Я её прокрутила обратно, вынула из фотоаппарата кассету и хотела вставить другую с чистой плёнкой… и нечаянно уронила её в раскоп, прямо на голову склонившегося над лопатой Ростислава. С испугу я и сама чуть не свалилась. Кассета была металлическая, и Ростислав, испепеляя меня взглядом, растирал мгновенно выросшую шишку и, не слушая моих извинений, шипел сквозь зубы:
— Попрошу вас впредь быть поосторожнее. Хорошо, что у вас не было возможности взобраться повыше. Тогда уже наверняка пробили бы мне голову!
Александр Степанович, не удержавшись, громко фыркнул, а сидевший с чертёжными принадлежностями на краю раскопа Лёва просто давился от сдерживаемого смеха.
Под вечер я снимала крупно самые мелкие предметы, вставляя для этого в свой фотоаппарат специальный объектив. Серебряные украшения, ожерелья, кольца, серьги, подвески я раскладывала на чёрном листе бумаги, чтобы они получались рельефнее.
Искусно склеенные Володей из найденных черепков кувшины и сосуды я, наоборот, снимала на светлом фоне. При рассеянном свете отчётливее были видны расположенные на них волнистые линии- узоры.
В свободное время я копала на городище, подменяя ребят, отмывала и шифровала керамику. Время в работе не шло, а летело.
Настроение у всех было великолепное. Веселились по всякому поводу и без повода.
В Москву о находках наше начальство решило пока не сообщать.
— Пусть ещё поострят по поводу нашей разведки, — лукаво улыбался Гэбэ.
