растений, которых нет ни у кого на улице. На севере кроме зоопарка размещалось большинство гильдий, а также все мастерские и цеховые помещения.
На востоке жили богатейшие граждане Гаранты, там стояли роскошные виллы с огромными висячими садами. Их украшали колоннады, украшенные вездесущим грифоном, гравированным или лепным.
В центре города находился не дворец правителя, который можно было найти чуть смещённым на восток, а большая арена. Построенная за сто лет и многократно изменённая, она возвышалась на десять этажей вверх, не считая двух этажей с колоннами, на которые опиралась изогнутая деревянная крыша. Ста ярдов в ширину и вдвое больше в длину, арена позволяла собираться внутри огромным скоплениям эрдов; там проходили коронации правителей и награждение героев вместе со сложными ритуалами высших людоедов. Но всё это происходило множество столетий назад, до упадка, до всеобщего краха, прежде чем людоеды стали объектами презрения, внушающими, кроме того, страх.
Теперь когда-то белоснежная и совершенная стена защищала только отдельные места Гаранты, большинство же участков было разрушено бурями, землетрясениями или во время сражений нынешних людоедов. Повсюду лежали груды обломков и щебня, а сами стены стали грязно-серыми. Чудные барельефы или стёрлись под ударами стихий, или были разбиты на мелкие части. Со времени краха империи была предпринята только одна попытка починить некогда гордую преграду — с восточной стороны. Это было сделано — неопрятно и ненадёжно — как раз перед визитом Голгрина.
Внутренние строения Гаранты сохранились гораздо лучше, чем стены; почти все здания и арена уцелели. Уцелели и остовы башен-маяков, хотя только одну из них ещё венчала корона, на которой не хватало двух зубцов. На верхушках сиротливо громоздились потрёпанные, теперь серые грифоны, растерявшие всю свою красоту. Великолепные сады давно превратились в труху без надлежащего ухода, и теперь только сорняки извивались в глубоких щелях и трещинах домов.
И всё же, несмотря на страшные шрамы и раны, Гаранта не была мертва, хотя многие хотели бы обратного. Людоеды все ещё населяли город и величали его древним титулом «столица», хотя название Кернен плотно вошло в их язык.
Новым домом её сделал первый из Великих Кханов Джак-и-Фханхрик Смерть Всех Врагов. Джак закончил жестокую борьбу за власть, которая ознаменовалась кровавой резнёй, стоившей жизни почти четверти людоедов, а затем он перенёс в Гаранту свой трон. Все, кто имел малейшие навыки в строительстве и резьбе по камню, сгонялись на благоустройство и украшение нового жилища Кхана. Вскоре последовала Смерть Джака — ему отрубили руки и ноги наследники, не в силах удержаться от подражания великому родственнику, но непрерывное восстановление своими силами былых красот эрдов стало страстью всех Кханов, что правили людоедами после него.
Когда караван уже подходил к восточным воротам, огромные часовые в красных килтах появились на краю осыпающихся стен, грозно наставив копья. Затем, разглядев прибывших, они поднесли к губам витые рога и хрипло затрубили, отдавая своеобразные почести Голгрину, а возможно, ещё и предупреждая людоедов во дворце. Горожане бросили дела и кинулись к приехавшим. Со всех сторон глухо зарокотали большие барабаны.
Номинальные управляющие городом высыпали наружу, облачённые в то, что они считали наиболее прекрасным для встречи высокой особы. Толпы людоедов, усеявших стены и улицы города рядом с ещё сохранившимися статуями, невольно вызывали в памяти картины прошлого.
Караван двинулся внутрь.
Длинная шеренга закованных в панцири воинов прошла через ворота, торжественно неся на плечах мечи и дубины. Их была всего тысяча, жалкая горстка по меркам старой Гаранты, но нынешний хозяин был весьма польщён и впечатлен. Низко запела труба, выводящая древний сигнал прибытия лидера, и шеренга воинов дружно выкрикнула:
— Искар'аи! Искар'аи! — сладкое слово, означающее «победа».
Вовсю щёлкали кнуты капитанов, ставя нерадивых солдат на место, когда не хватало яростной брани.
В нескольких местах стало особенно жарко, когда в город вошли приземистые людоеды в ржавых панцирях и шлемах с выгравированным изображением окровавленной руки. Они шествовали с гордым видом, но, однако, поглядывали на окружающих с осторожностью. Людоеды Гаранты презирали людоедов Блотена почти так же, как и минотавры, особенно за то, что те смешивали свою кровь со всеми подряд. Но теперь блотенцы стали союзниками, склонёнными хитрым и изворотливым Голгрином забыть былые распри, так же как и с историческими врагами — Урсув Суурт.
В центре толпы блотенцев важно ехал на огромном вепре помощник Нагрока Белгрок, в отсутствие вождя руководивший воинами. Он поглядывал на улицы Гаранты, словно собирался брать столицу приступом и теперь изучал её слабые места. Толпа отвечала ему презрительными жестами и взглядами.
Позади воинов двигались погонщики мередрейков, которые гнали несколько дюжин извивающихся и огрызающихся зелёно-коричневых рептилий. За ними катились фургоны с добычей, отнятой у Рыцарей Нераки и теперь выставленной на всеобщее обозрение.
Горами лежала неракская и соламнийская броня, эльфийские мечи, копья, кубки и украшенная драгоценностями одежда. Металл — любой металл — был необычайной ценностью в Керне, подобные же залежи означали высшее могущество, накопленное за время кампании.
В конце каравана плелись те, чей вид приносил наибольшее удовольствие людоедам: пленные люди и эльфы, закованные и едва переставляющие ноги. Они были покрыты кровью и грязью, многие поддерживали совсем ослабевших или раненых. Рабы плелись понуро, в их облике не было ни малейшего намёка на надежду или гордость. Гаранта обрушила на их головы море насмешек и оскорблений, забрасывала их камнями так, что иногда надсмотрщикам, которым тоже доставалось, приходилось разгонять толпу плётками.
И только за ними, за всеми бесспорными свидетельствами успеха и мощи, следовал внушительный экипаж Великого Лорда Голгрина, запряжённый парой мастарков, пустынных бегемотов западного Керна. Они обнажали кривые клыки и громко фыркали, с тревогой вертя плоскими мордами и посматривая маленькими глазками на толпу. Возница, людоед в начищенном панцире, ловко дёргал упряжь и стегал неповоротливых животных, не давая им сбавить скорость.
По человеческим понятиям экипаж был ужасно нелеп и уродлив, со всех сторон к нему были прибиты золотые листы и прикреплены груды драгоценностей. Но для людоедов он был очарователен и напоминал великое прошлое. Вычурный орнамент, содранный с брони неракских офицеров, украшал окна, занавешенные шелковистой зелёной тканью. По бортам экипажа вились надписи, сделанные на древнем наречии, в которых восхвалялся едущий хозяин и перечислялись его великие победы. Эти надписи выполнил один эльф, на время заказа отсрочивший собственную казнь. То, что почти никто не мог понять смысл написанного, не особо волновало эмиссара — унылый перечень достижений показался бы любому грамотному весьма скучным, — толпе было достаточно посмотреть на лицо Голгрина, одетого, как всегда, в зелёную эльфийскую одежду и хорошо скроенный песочного цвета плащ, который милостиво кивал ревущим жителям столицы.
Конечно, сюда он прибыл как Великий Лорд Керна, эмиссар и слуга Великого Кхана, но после последних удачных переговоров с Урсув Суурт восхвалялся наравне со своим повелителем.
Сначала договор с мерзкими минотаврами рассматривался как слабовольный политический компромисс, но только до первых побед и истребления рыцарей. Пакт обеспечил расе людоедов огромные поставки продовольствия и оружия, которого им так не хватало для мощного вторжения в глубь Ансалона. Гений Голгрина смог заставить временно поладить казавшиеся непримиримыми стороны и отбросить захватчиков.
По всем грязным улицам ревела на своём гортанном языке и бушевала радостная толпа — Голгрин вступил в Гаранту.
Те, кто владел дубинами или другим тяжёлым оружием, начали колотить по камням мостовой и в стены, словно в импровизированные барабаны. Лишь немногие бросали на эмиссара ненавидящие взгляды или отворачивались — как и все любимцы Великого Кхана, Голгрин оставил кровавый след на пути к власти, нажив немало врагов.
Старые грифоны на башнях с изумлением взирали на огромный караван, что двигался к центру Гаранты. Мастарки громко фыркали, недовольные северным воздухом, тяжёлые ноги крошили старые
