Право по рождению

больше добавлялось рьяными бойцами.

Быстрое изучение сцены внизу давало понять, что в их борьбе не было ни ритма, ни причины, ни различимых сторон противостояния. У морлу не было такого. Каждый воин сражался за себя, объединяясь с себе подобными лишь на столько, сколько было нужно, чтобы выполнить какую-то общую задачу… Сразу после чего они, как правило, обрушивались друг на друга. Они с радостью убивали друг друга с тем же титаническим напряжением, с каким они бы разделывались с любым внешним врагом. Только против внешнего врага они по-настоящему объединялись, ибо этого от них больше всего хотел владыка. Они были созданы становиться чумой для тех, кого нельзя было обратить, кто наверняка пошёл бы служить предателю, по своей воле или будучи обманутым.

Люцион взглянул наверх, хотя Малик и знал прекрасно, что могучего спутника его совсем не интересовали каменные образования. Примас смотрел за пределы видимого смертными, в то место, какое никакие тренировки не могли бы открыть взору высших жрецов или других простых людей.

— Мы хорошо подобрали время для визита. Час близок, мой Малик, — проговорил Примас с тоном, напоминающим любовь отца, который гордится за своих детей. — Давай остановимся и насладимся красотой всего этого, пока оно обновляется…

Опустив глаза на катастрофическую картину внизу, Владыка Люцион указал на самый центр, где продолжалась самая кровавая резня. В самой середине чёрный драгоценный камень размером почти с человека был установлен на треугольной колонне из мрамора с красными прожилками. Немудрено, что он назывался «кровавым мрамором». Хозяин Малика назвал камень Поцелуем Мефисто, хотя священник и имел из прошлых замечаний основание полагать, что когда-то он был назван в честь другого, о ком Владыка Люцион не говорил.

— Смотри, мой Малик…

Словно само время замерло, каждый воин морлу внезапно застыл на месте. Клинки остановились наполовину вонзённые в животы. Отрубленные головы застыли в падении с опустевших шей. Над огромным логовом нависла полная тишина.

Поцелуй Мефисто испустил вспышку чёрного света. Не темноты, но совершенно, непроницаемо чёрного света.

И когда этот свет прошёл сквозь сражающихся и павших, они стали искажаться и изменяться, словно их кости стали жидкими. Потерянные конечности взлетели вверх, чтобы встать на свои места, зияющие раны затянулись. Изувеченные трупы зашевелились, вновь оживлённые. Малик, наблюдая за этим, вспомнил о своём собственном недавнем изменении и стиснул обезображенную руку.

Ряды морлу воссоздавали сами себя. Даже из выпускающих пар глубин магмовых рек появлялись воскрешённые воины. Их броня сначала ярко сияла жгучим жаром, в котором искупались их трупы, затем становилась гнетуще чёрной.

Для Малика было чудом это поднятие мёртвых и исцеление раненных, хотя он и знал, что в некотором роде это не было тем, чем казалось. Камень не обладал способностью возвращать к жизни останки смертных. Те морлу, которые были убиты сегодня или раньше, на самом деле больше не были людьми. Это были трупы, оживлённые нечистым величием Мефисто по воле его сына, Люциона. Они были наполнены демонической сущностью, которая имитировала некогда существовавшую жизнь. Каждый новый воин морлу быстро пополнял ряды оживлённых — таким жёстким было непрестанное сражение, — но они считали это честью, веря, что их души каким-то образом всё ещё являются частью всего этого.

Но что воистину случалось с этими душами, наверняка знал только Повелитель Ненависти — во всяком случае, там думал Малик.

В считанные секунды поле снова было заполнено неустанными бойцами в исходной боевой готовности. Некоторые из них рычали друг на друга или размахивали мечами, булавами, топорами и другим оружием перед возможными противниками. Кровь, которая покрывала большую часть местности, впиталась в каменистую землю. Всё выглядело так, будто битвы никогда не происходило.

— Демос… — прошептал Владыка Люцион.

Из дальней части пещеры, из глубины рядов появился особенно крупный и безобразный морлу и посмотрел на двоих. Внезапно он поднял свой огромный меч и издал гортанный крик, приветствуя своего хозяина.

Примас кивнул, а затем поднял одну руку с оттопыренными пальцами. Демос кивнул и начал пробираться сквозь ряды вздымающихся тел. Вдруг он схватил одного за ворот и вытянул его с его позиции. Морлу последовал за Демосом, тогда как выбранный Примасом командир стал выискивать следующего. Таким способом были выбраны пятеро, которые пошли за Демосом туда, где их ждали Люцион и Малик.

— Великий хозяин… — прохрипел Демос, встав на одно колено. Его голос был голосом любого морлу, убитого однажды. Он звучал так, будто, несмотря на все усилия, тёмная сущность внутри не могла полностью притвориться человеком. Голос Демоса никогда не сошёл бы за голос смертного.

Позади главного морлу пятеро остальных тоже преклонили колени. Люцион тронул верхнюю часть бараньего шлема, давая своё благословление. Тогда Демос повернулся к Малику:

— Высший жрец…

Малик повторил жест своего хозяина.

— Встань, Демос, — приказал сын Мефисто. Когда старший морлу подчинился, Примас сказал. — Ты под начальством высшего жреца. Будешь подчиняться ему во всём.

— Да, Великий…

— Добыть нужно живых и мёртвых, Демос. Ты понимаешь разницу.

Фигура в шлеме кивнула. Малик знал Демоса по прошлой надобности. Шлем только частично скрывал лицо, которое выглядело так, словно Поцелую Мефисто не удалось полностью его переделать. От носа ничего не осталось кроме зияющих дыр, а нижняя челюсть Демоса, похоже, принадлежала другому, более крупному созданию — возможно, медведю. Впадины, которые когда-то были глазами, находились на разном уровне. Тем не менее, не считая того, что у него больше не было глаз, Демос мало изменился с тех пор, как впервые был принят в живые ряды новых морлу. Он был когда-то особенно уродливым человеком, как внутри, так и снаружи, и даже после его душа опровергала пословицу, что не стоит судить о книге по обложке. В самом деле, было мало разницы между смертным Демосом и тем, что ныне занимало его оболочку.

— Высший жрец покажет, кого надо сохранить, кого — убить, — продолжил Люцион. Затем, к удивлению Малика, повелитель демонов добавил. — Но тебе также придётся быть настороже с другим.

— Другим? — выпалил священник, вдруг вспоминая что-то из того, что он твердил своему повелителю в защиту своей неудачи, когда Примас его наказывал.

В голосе Примаса прозвучала нотка, которую Малик не слышал в нём за все годы служения Великому. Это прозвучало почти как… Неуверенность? Но нет, быстро решил человек, этого не может быть. Люцион никогда не бывает не уверен.

Никогда…

— Я почувствовал… — сказал сын Мефисто после не менее тревожной тишины, — …что не всё является тем, чем видится на поверхности. Здесь есть некое вторжение, некто… Другой… — он умолк, внезапно погружённый в размышления.

Морлу беспокойно зашевелился, а Малик всё больше тревожился. Хозяин обычно так не делал. Он никогда не останавливался, никогда не колебался.

Что происходило? Кто был этот другой?

Малик снова вспомнил свои собственные подозрения по время неудачной стычки с фермером. Его одолела невероятная сила, какой владел простак Ульдиссиан, сила, совмещённая с умением, каким глупец не должен был обладать. Высший жрец гадал, не стояло ли что-то за этим, всё ли обстояло так, как казалось.

А теперь… А теперь Малик подозревал, что Владыка Люцион думает так же. Владыка Люцион, похоже, поверил в его историю.

Сын Мефисто покачал головой, его лицо страшно потемнело.

— Нет… Этого никак не может быть, — тёмное выражение исчезло, оставляя место полной убеждённости, к которой Малик больше привык. — Вы будете знать, — внезапно и спокойно продолжил Примас, обращаясь одновременно к священнику и Демосу. — На этот раз вы будете знать. С этим нужно