него летели куски, в десять и двадцать раз превышающие его размеры, он изо всех сил старался удержать щит вокруг себя.
Но камень давил всё сильнее, а деяния Лилит выжали из него больше сил, чем он демонстрировал перед ней. Усилие, которое понадобилось для сокрушения огромного сооружения, — это было уже чересчур. Ульдиссиан чувствовал, что камень придвигается всё ближе, давит всё теснее…
А затем… Давление ослабло. Ульдиссиан воспользовался этим ослаблением и напрягся, чтобы расширить и усилить свой щит. Хотя его тело кричало, чтобы он остался лежать здесь, он заставил себя встать на колени, а затем, когда это удалось, и на ноги.
Только тогда он сообразил, что, не считая оседающей пыли, разрушение закончилось.
Повсюду, насколько хватало глаз, лежали руины. Пыль не давала лучше оценить масштабы вызванного им разрушения, но Ульдиссиан ощущал волну эмоций, исходящую от севера. Столица, находящаяся как раз за пределами его физического зрения, почувствовала обрушение и сейчас, без сомнения, наблюдала облако, встающее и затмевающее звёзды. Всадникам не понадобится много времени, чтобы прискакать и увидеть, что произошло. Магические кланы, вероятно, уже знают.
Ноги Ульдиссиана подкашивались. Боясь оставить дело незаконченным, он быстро осмотрел область в поисках каких-нибудь признаков жизни Лилит. Спустя миг он ощутил её след на некотором расстоянии от себя… След, который исчез прямо в процессе его наблюдений.
Она была
Всё было кончено.
Сын Диомеда облегчённо вздохнул… И упал. Его угасающее сознание желало, чтобы он как-то смог вернуться к остальным. Только это было важно — вернуться к ним.
Глава двадцать третья
Было много потерь, но было и много тех, кто должен был умереть, но выжил. Мендельн и Серентия опекали всех эдиремов, чувствуя, что в отсутствие Ульдиссиана им следует выполнять всё, что в их силах.
Несмотря на кровь и все потери, последователей Ульдиссиана осеняла аура радости. Оно одолели своих врагов. Воля последних выживших надзирателей мира и жрецов была сломлена, и они убежали в джунгли. Им было некуда идти — все почувствовали внезапное разрушение великого храма. Йонас, забравшись на дерево, объявил, что видит тёмное облако, затмевающее часть горизонта в этом направлении. Рассвет уже был близок, но никто не испытал нужды в подтверждении его заявления… Ибо сам Ульдиссиан вдруг оказался среди них.
Хотя Ульдиссиан объявился один, Мендельн знал, что дракон помог ему вернуться, — второе невероятное действие со стороны существа, которое с особой тщательностью скрывало своё существование. Воистину, подумал Мендельн, Баланс должен всерьёз нуждаться в Ульдиссиане.
Он и Серентия подошли к Ульдиссиану. Дочь торговца принесла брату Мендельна что-то попить. Ульдиссиан кивком поблагодарил её, после чего, выпив, сколько смог, посмотрел на них двоих и спросил:
— Вы знаете?
— Да, — ответил Мендельн. — Ты свободен от неё.
Но Ульдиссиан покачал головой:
— Никогда, — он вдруг огляделся вокруг. — Ахилий?
Серентия ответила на этот вопрос:
— Он был здесь… А затем исчез. Ни один из нас не видел, как он ушёл.
Мендельн промолчал.
Кивнув, Ульдиссиан протянул к ним руку. С их помощью он поднялся. Вокруг троицы стали собираться эдиремы, без слов призванные Ульдиссианом.
— Триединое разбито, — начал он без предисловий. Существовало ещё несколько малых храмов, но культ зависел от главного храма, был обязан ему своим влиянием. Теперь хорошо зная, как всё устроено, Ульдиссиан знал, что то немногое, что осталось, вскоре исчезнет.
— Триединое разбито… И теперь на очереди Собор.
Никто не выказал радости. Никто не застонал. Они восприняли оба утверждения как данность, и не более того. Что бы Ульдиссиан ни хотел от них, они постараются достичь этого изо всех сил.
— Приберите мёртвых и пришлите мне раненных, — приказал он дальше. — Потом всем спать, — когда они пошли выполнять, Ульдиссиан посмотрел на брата. Его взгляд скользнул к раненной руке.
Рука Мендельна снова была целой.
— Я объясню, — ответил младший брат.
— Дракон?
— Ратма.
Кивнув, Ульдиссиан спросил:
— Они будут нам дальше помогать? Или мы снова сами за себя?
Мендельн подумал, прежде чем ответить.
— Думаю, они поняли, что должны нам помогать. Думаю, весы качнулись в пользу наших нужд. Баланс потребует этого от них, точно так же, как он требует многого от нас.
Ульдиссиан удовлетворился этим ответом, хотя и не всё из того, что сказал брат, было понятно ему.
— Тогда завтра мы выступаем.
Его брат и Серентия наклонили головы в знак согласия.
— Завтра, — повторили они.
На этом Ульдиссиан отправился помогать своим людям, но, хотя его лицо выражало только гордость и заботу о тех, кто следовал за ним… Лицо Лилит всё время стояло у него перед глазами.
По крайней мере в этом демонесса победила.
Ратма материализовался поверх груды камней, которая когда-то была храмом. Он прибыл, чтобы выяснить, действительно ли умерла его мать. Ратма лучше других знал, какой хитрой лисой была Лилит. Она могла надуть Ульдиссиана, но её сын считал, что она не сумеет проделать то же самое с ним.
Однако когда он взглянул на руины, он нашёл там не больше, чем смертный. Ратма определил место, где должна была быть зарыта Лилит и, прощупав его, нашёл неподвижный труп. От него мало что осталось, и ко времени, когда эта земля будет расчищена — при условии, что Санктуарий всё ещё будет существовать, — ничего нечеловеческого нельзя будет различить.
— Так значит, и впрямь наступила минута прощания, — прошептал он. — Я мог бы сказать, что мне жаль, мама… Но мы знаем правду.
Сказав это, он исчез. Не было времени оплакивать мёртвых, тем более тех, кто не заслужил этого. У Ратмы хватало других забот.
В конце концов, у него всё ещё был отец…
Он ушёл. Она провела даже своего несчастного, неблагодарного сына. Несмотря на все свои ужасные раны, Лилит сумела улыбнуться.
Тело, которое он и Ульдиссиан посчитали её, принадлежало младшей жрице. Лилит умудрилась спастись в самый последний момент; тогда, напрягая волю до предела, чтобы защитить себя щитом, демонесса умудрилась уползти в сторону от разрушения. И всё же даже она должна была признать, что для неё было удачей выжить, не говоря уже о том, чтобы остаться незамеченной этими двумя.
Но Лилит обратит удачу в свою пользу. Она восстановит силу, и на этот раз отплатит Ульдиссиану и его товарищам самыми изощрёнными пытками. Даже её сын узнает, что означает навлечь на себя её
