трудом — как будто сама земля стремилась уничтожить все следы чародейства враадов, которое, вместо того чтобы действовать в гармонии с окружающим миром, что-то отнимало у него и чего-то требовало.
Лохиван предпочел отмолчаться, пробуя определить, что же замыслил отец.
Повелитель Тезерени свернул в боковой коридор. Он мельком заглянул в ближайшее окно, выходившее в запущенный, заваленный обломками внутренний дворик здания, когда-то принадлежавшего одному из древних аристократов — по крайней мере, Баракас так воображал. Это, однако, было лишь предположением; истина затерялась в веках. Баракасу нравилось так думать — как и считать захламленный двор своим учебным плацем. Каждый день Тезерени бились на этом коварном клочке земли, соревнуясь друг с другом или с каким-нибудь чужаком, желавшим научиться у них воинскому искусству. Двор намеренно не расчищали — ни одно настоящее сражение не происходит на гладкой, ровной поверхности. Если они падали, то на себе ощущали, что может случиться в бою с неосторожным глупцом.
Баракас оторвал взгляд от окна. Он принял решение. Улыбнулся и, ускорив шаг, пошел по коридору дальше.
— Лохиван, — подозвал он сына.
— Отец? — Лохиван прибавил шаг и сумел догнать Баракаса — хотя и с трудом. Баракас шел так быстро, что большинство молодых Тезерени едва ли могло угнаться за ним.
— Ты можешь идти.
— Слушаюсь, государь. — К чести молодого воина, он не обиделся на такую резкость. За свою жизнь он привык к тому, что, когда его отец разрабатывает какой-нибудь план, ему надо побыть одному. Лохиван повернулся и пошел прочь. Баракас даже не заметил ухода сына. Он был погружен в замыслы, рождавшиеся теперь в его мозгу.
Дозор, совершавший обход, моментально уступил ему дорогу. Это были три воина, один из них — женщина, и два дрейка размером с большую собаку каждый. Воины — их лица наполовину закрывали забрала — застыли, как мертвые. Баракас шел мимо них, но вдруг приостановился, когда один из дрейков зашипел на него. Стремительный раздвоенный язык животного, казалось, жил самостоятельной жизнью.
Баракас протянул руку и погладил дрейка по голове. Глаза пресмыкающегося закрылись, и он забил хвостом по ногам своего повелителя. Враад потянул на себя поводок, который держал в руках, чуть затянув при этом ошейник на дрейке. Разглядывая их обоих, глава Тезерени улыбнулся.
Шариссе показалось, что отец превратился в маленького мальчика. Он приветствовал Темного Коня с радостью, как родного. Она понимала его волнение. Дружба среди представителей се народа — явление редкое. Только обстоятельства их бегства из Нимта вынудили враадов прилично относиться друг к другу. Многие все еще смотрели на ближних с некоторой подозрительностью — хотя после первого бурного года, проведенного здесь, она несколько уменьшилось.
Глядя на отца, стоящего среди фигурно подрезанных кустарников во внутреннем дворе и оживленно беседующего с огромным Темным Конем, Шарисса поняла, насколько он изменился за последние несколько лет. Ее всегда изумляли те перемены, которые он осуществил и в этом малом мире, и во внешнем; но не то, как эти бесконечные труды сказались на нем. Его каштановые волосы заметно поседели, проявилась внушительная серебряная прядь. Он был по-прежнему худощав и при своем почти семифутовом росте казался невысоким в сравнении с диковинным жеребцом; но спина его слегка ссутулилась, а на ястребином лице появились морщины. Короткая борода, которую он носил, также поредела.
Пятнадцать последних лет изменили его; но он снова ненадолго превратился в величественного и могучего волшебника, которого она любила с детства и которым восхищалась.
— Он всегда надеялся, что обитатель Пустоты найдет путь обратно, — произнес сильный, но музыкальный голос рядом с Шариссой.
Ариэла была ниже Шариссы, а значит, намного ниже своего мужа, Дру. Ее волосы были очень светлыми и очень длинными, как и у дочери Дру Зери, однако заплетены в косу. Изогнутые брови и заостренные уши выдавали в ней принадлежность к эльфам — как и изумрудного цвета миндалевидные глаза. Она носила одеяние такого же темно-синего цвета, что и се муж, но гораздо лучше облегавшее фигуру. Ариэла была стройной и сильной и умела пользоваться различными видами оружия, особенно хорошо ножом. Ее помощь беженцам из Нимта оказалась столь же неоценимой, как и помощь Тезерени, — поэтому переселенцы сумели выжить до тех пор, пока не научились сами постоять за себя.
— Не могу упрекнуть его за это. Темный Конь невероятен! Что он собой представляет? Я до сих пор этого не понимаю!
— Дру называет его живым отверстием, и я склонна с этим согласиться.
— Однако он обладает плотью. — На первый взгляд и казалось, что он состоит из плоти. Шарисса даже прикоснулась к нему. Она, однако, не могла отрицать, что почувствовала притяжение — как будто угольно- черное существо собиралось втянуть се в себя… и тело ее, и душу.
Ариэла слегка рассмеялась.
— Не проси меня объяснить поподробнее! Даже твой отец признает, что может лишь строить догадки.
Шарисса кивнула ей и оглянулась вокруг. Кроме них четверых, никого не было видно. Во всякий другой ее визит в Сирвэк Дрэгот там было множество безликих. Теперь они исчезли — как и на площади.
— Почему мы одни? Эльфийка нахмурилась.
— Не имею представления, а Дру слишком взволнован, чтобы обратить на это внимание. Они были здесь — почти до того момента, когда вы дали знать о своем появлении. — Она заглянула падчерице в глаза и прошептала: — А что-нибудь не так?
Шарисса ответила, также шепотом:
— Ты же знаешь, что они, похоже, повсюду. Прежде чем Темный Конь возник в городе, я натолкнулась на одного из них, и он был явно взволнован. Он поспешил прочь, а когда я огляделась, ища его, то уже не смогла обнаружить. Затем, когда я достигла площади, там собралась масса враадов, но ни одного безликого!
— Это ненормально… если я могу употребить это слово по отношению к ним.
Любознательность нелюдей не имела предела. Любое мало-мальски значимое происшествие привлекало их непрошеное внимание. А такое важное событие, как возвращение Темного Коня, должно было собрать их больше двух десятков. Хотя эти существа являлись всего лишь ожившими воспоминаниями расы основателей, они продолжали неукоснительно выполнять свои былые обязанности. И казалось совершенно невероятным, чтобы сейчас они прекратили это делать.
— Ты намеренно вернулся в это место? Замечательно! — ревел устрашающий жеребец. Обе женщины обернулись и стали слушать.
— Мое любопытство пересилило мои опасения, — ответил Дру. Он указал на одно из высоких сооружений крепости. — Как много наши предки знали! И как много было утрачено, когда их не стало!
— На мой вкус — недостаточно! Я по-прежнему хочу еще раз побороться с их слугами! Они не имели никакого права!
Дру нечего было на это ответить. Шарисса слышала, как он не однажды и сам говорил об этом. Он боялся, что его таинственный спутник навсегда затеряется в Пустоте — или еще худшем месте… если только какое-либо другое место могло оказаться хуже нес.
Начала опускаться темнота, и волшебника стали окутывать тени. Ни Дру, ни его дочь не сумели достаточно хорошо разобраться в различиях между светилами и ходом времени в разнообразных царствах, созданных основателями. Как для каждого из этих царств могли найтись солнца и луны? Дру однажды объяснил, что древние преуспели в выделении из истинного мира как бы слоев реальности. Каждое царство было отражением своего подлинника, но его решительно изменили как основатели, так и время. Магия, необходимая, чтобы разобраться со всем этим, забыта.
Не могло не тревожить понимание того, что Нимт также был лишь еще одним отражением — питомником, где враадов взрастили, а затем выкинули.
— Я понимаю твои чувства, Темный Конь, — сказал Дру, — но мы с Ариэлой пришли сюда, чтобы позаботиться о Сирвэк Дрэготе. Точно так же, как любой заботится о своем доме.
— Сирвэк Дрэгот? Именно так и называется это место?
— Я назвал его этим именем. — Дру Зери взглянул на свою дочь. Шарисса заметила, что, когда он
