Последняя фраза заставила Шариссу нахмуриться. В этих речах было нечто, о чем ей, вероятно, следует знать; но что именно, она сказать не могла. Сейчас ее в первую очередь интересовал ящик и его предназначение.
— А теперь я показываю для нашей гостьи некоторые свидетельства нашей мощи!
Он открыл ящик.
— Свободен! Клянусь Пустотой! Свободен! — с облегчением проревел полубезумный голос. Шарисса чувствовала, как задрожал пол, когда узник ящика вырвался наружу с радостными криками.
Густая черная субстанция выливалась из ящика на пол перед помостом. Вытекая, она постепенно обретала форму. Шариссе не надо было говорить, кто это, — достаточно было и голоса.
— Пустота! И полное одиночество! Проклятие тебе, Баракас Тезерени! Только ты мог создать место еще более ужасное, чем Пустота!
Темный Конь стоял перед Баракасом и его женой, в гневе разглядывая их синими, лишенными зрачков ледяными глазами, и бил копытами о каменный пол.
Волшебница больше не могла сдерживаться. Она высвободила свою руку из руки Лохивана, которого ошеломило появление призрачного скакуна.
— Темный Конь!
— Кто меня зовет? — Угольно-черный конь повернулся и глянул в сторону Шариссы, не сразу узнав се. А когда узнал, то обрадовался настолько, что рассмеялся. Большинство собравшихся закрыли уши руками. Баракас остался невозмутимым.
— Шарисса Зери! Наконец!
Темный Конь бросился навстречу Шариссе. Они почти встретились, когда Шарисса почувствовала знакомое, пугающее касание повязки. Она не могла дышать. Темный Конь остановился в тот же момент, что и она, — но, похоже, не из-за ее затруднительного положения. Он, казалось, дрожал — как будто также испытывал боль.
Опустившись на колени, волшебница попробовала сообразить, что же делать. Повязка душила ее, но она не пыталась ее коснуться. Сильные руки подхватили ее. Пока Шарисса пыталась овладеть своим дыханием, ее оттащили от единственного друга. Повязка ослабла.
— Вы… Вы называете меня демоном, повелитель Тезерени! А вы — чудовище! — Темный Конь отошел от волшебницы на несколько шагов. — Я, возможно, остался бы в живых, но ее вы убили бы!
— С ней все будет в порядке, — ответил Баракас. Он оставался спокойным, почти безразличным.
Опираясь на Лохивана, который оттащил ее в сторону, Шарисса поняла, что Баракас и на этот раз все рассчитал очень хорошо. Он нашел жестокий способ дать им обоим почувствовать невозможность приблизиться друг к другу, не причиняя страданий по крайней мере одному из них. Вероятнее, страдать будет она, хотя Баракас явно продемонстрировал многие слабости вечноживущего.
— Ты можешь стоять? — тихо спросил Лохиван. Похоже, он был огорчен и стыдился. — Я не имел представления, что он задумал. А если бы имел, то предупредил бы тебя.
Она не ответила. Вместо этого она освободилась из рук Лохивана и поднялась на ноги. Убедившись, что стоит достаточно твердо, она вначале взглянула на Темного Коня, который, похоже, все еще испытывал боль, а затем — на Баракаса.
— Я должен принести извинения, госпожа моя Шарисса. Необходимая мера. Демон был для нас большой ценностью — он самостоятельно может делать такое, что нам не под силу и вместе.
— Я всегда… — Она кашлянула — ее легкие все еще не могли дышать свободно. — Я всегда думала, что вы считали нужным как можно меньше пользоваться колдовством. Разве не вы заявляли, что истинная сила — это сила телесная?
— Хороший воин в определенных случаях использует самое лучшее оружие. Ваш друг демон обеспечил нам доступ к Империи, принадлежащей нам по праву. Пока мы испытывали те силы, которые снова проснулись в нас, он построил эту крепость, пользуясь своим искусством. Благодаря его усилиям мы смогли в безопасности расширять наше царство.
— И так-то вы вознаграждаете его! — Она указала на ящик. — Что это за ужасная ловушка?
— Это? Это просто ящик. — Баракас продемонстрировал его Шариссе. Темный Конь съежился, как от боли, словно это был кнут, которым его хлестали. — Есть несколько несущественных добавлений, заклятий, которые делают возможным слышать только мой голос и мешают тому, кто находится внутри, разговаривать с кем-либо, помимо меня. Это защита от его магической силы; открывать ящик могу только я — но, в конце концов, это всего лишь ящик. Он не причиняет Темному Коню никакой боли.
— Это воплощение агонии, — ревел Темный Конь. — Я не могу двигаться! Я не могу говорить! Он единственный, с кем я общаюсь! Мне было так одиноко!
Остерегаясь слишком приближаться к Темному Коню, Шарисса направилась к трону Баракаса. Часовые немедленно встали перед своим господином, держа наготове оружие, чтобы защитить его от волшебницы.
— Прочь! — Баракас поднялся и свободной рукой оттолкнул их в сторону. Он обхватил ящик рукой и разглядывал дерзкую волшебницу. — Вы хотите что-то сказать?
Что она могла высказать, испытывая лишь бессильную горечь? Баракас поднял руку. Он вызвал Шариссу сюда лишь для того, чтобы оскорбить ее, показать, насколько безнадежно ее дело.
— А могут ли какие-нибудь мои слова иметь значение для вас, повелителя драконов?
— Очень большое, — сказал Баракас, снова усаживаясь. Хотя теперь на его лице было примирительное выражение — как будто он сожалел о своих предыдущих поступках, Шарисса ему не верила. — Повязка — это издевательство, которое вам не обязательно терпеть. Ваше место должно быть рядом с нами! — При этих словах Риган, спокойно стоявший позади родителей, внезапно оживился. Шарисса, ощущая на себе его взгляд, заставила себя сосредоточиться на Баракасе. Она не хотела обращать внимания на наследника — ее нареченного, если Баракасу все же удастся добиться своего.
— У меня нет никакого желания даже стоять рядом с вами, повелитель Тезерени. И я никогда не буду этого делать.
По залу прошло испуганное бормотание. Наверное, были люди, которые умерли из-за более безобидных реплик в адрес Баракаса Тезерени. Однако тот, похоже, не обратил внимания на слова Шариссы. Вместо этого он погладил крышку ящика, затем осторожно закрыл его. Темный Конь отошел назад на несколько шагов — явно из страха. Силовые разряды потрескивали вокруг укрощенного жеребца, и он, казалось, застыл на месте. Что-то связывало его с ящиком.
— Снимите повязку.
По залу снова прошел шепот. Лохиван проследовал к Шариссе, которая стояла неподвижно как камень. Что мог замышлять Баракас? Вряд ли он думал, что Шарисса так и будет стоять — после того, как восстановятся ее способности? Она могла бы…
Когда Лохиван протянул руку к ее шее и коснулся повязки, Шарисса поняла, что не может сделать ничего. Бороться? Даже если среди этих враадов она и обладала самой большой магической силой, едва ли она смогла бы бросить вызов им всем и победить. Баракас будет наиболее хорошо защищенной целью. Бежать? А куда ей идти? Что случилось бы с Темным Конем… или даже с Фононом, с которым она заключила договор? Она едва ли смогла бы бежать без них — особенно учитывая, что оба они сейчас так беспомощны. И кто скажет, насколько пострадает Темный Конь?
Лохиван снял волшебную повязку с ее шеи, но радости Шарисса не почувствовала. Теперь ее грозила задушить другая повязка. Повязка, сотканная из страха за других — особенно за Темного Коня. Она видела теперь, почему Баракас пропустил мимо ушей ее оскорбления — он знал, что Шарисса будет следовать за ним хотя бы потому, что она не могла покинуть друга. Баракас мог бы даже и не знать о ее посещении Фонона, но он определенно знал, что для волшебницы значит вечноживущий конь.
— Шарисса… — пробормотал Темный Конь; его тон указывал, что он знает, почему Шарисса сейчас не сделала ничего — хотя ее способности восстановились.
Она снова оказалась одна перед главой клана. Лохиван отступил назад. Шарисса медленно подняла руку к горлу и рассеянно потерла кожу. Этот жест неожиданно напомнил ей, что многие Тезерени постоянно чешут шею. Она опустила руку.
— Хорошо, — сказал Баракас, кивая. — Вы видите? Ваше благополучие, Шарисса Зери, означает для нас многое. Я хочу, чтобы вы работали с нами.
