своих товарищей, но Риган потянул ее назад. Она нашла его заботливость похвальной, хотя и непрошеной.
Баракас сделал круг по пещере, выискивая, откуда может быть предпринята попытка нападения, что привело в заблуждение его сыновей. Однако он явно не заметил ничего необычного, потому что волшебница услышала его проклятия.
Она снова пробовала увидеть своих друзей. Фонона от нее полностью закрывала многочисленная толпа воинов-Тезерени в доспехах. С Темным Конем, однако, дело обстояло иначе. Из-за его роста верхняя часть его головы была все же видна, несмотря на то что в пещеру продолжали вливаться новые волны воинов в высоких шлемах.
Баракас, которого, казалось, привлек к вечноживуще-му интерес Шариссы, шагнул к окаменевшему скакуну, а его свита, опасаясь гнева повелителя, расступилась перед ним, подобно живому морю.
— Ты!
Из-за того, что воины отступили в стороны, Шариссе стало лучше видно Темного Коня. Он, конечно, не ответил на рассерженное и обвиняющее обращение Баракаса. Он не мог этого сделать — пока Лохиван удерживал его в таком состоянии.
— Это каким-то образом твоя работа! — кричал Баракас. Не оборачиваясь, глава клана добавил: — Лохиван! Освободи его — так он сможет отвечать на мои вопросы!
— Какую чушь ты несешь, повелитель драконов? — тут же проревел призрачный скакун. Его копыта царапали пол пещеры — он изливал свои гнев и огорчение единственным доступным ему способом.
Баракас бесстрашно смотрел на него.
— В какие игры ты играешь здесь, демон? Мне что, вернуть тебя в ящик?
Перемена, происшедшая с Темным Конем, потрясла Шариссу до глубины души. Он съежился и почти по-человечески покачал головой.
— Я не знаю, о чем ты говоришь! Я не сделал ничего! Я не видел ничего!
— Ты отрицаешь, что от моего имени мои сыновья были вызваны ко мне?
Темный Конь взглянул на Баракаса так, как будто тот был безумен.
— Я этого не отрицаю! Я слышал такой зов, но я тут ни при чем! Уж ты-то должен знать, какими крепкими узами ты сковал меня! — Он снова покачал головой так, что волшебница увидела в этом движении отвращение и к самому себе, и к пленившему его. — Я слышал этот зов и видел, как они прошли мимо меня. Спроси здесь кого угодно: слышали ли они его, а затем спроси себя, мог бы я осуществить даже такое незначительное волшебство?
— Мне вовсе не обязательно спрашивать собственных сыновей о том, что они слышали! — Шарисса не помнила, чтобы Баракас разговаривал таким разъяренным тоном. Казалось, его сейчас хватит удар. Он ни разу не вел себя подобным образом за пятнадцать лет — со времени переселения сюда из Нимта.
Баракас терял контроль над собой. Он заставил себя умолкнуть и некоторое время смотрел на Темного Коня, затем обернулся к своим людям.
— Никто из вас не слышал и не видел ничего — только мой голос? Не отсутствует ли кто-нибудь, кто должен быть здесь?
Из толпы послышались голоса, отрицавшие и то и другое.
«Теперь они примутся за Фонона», — подумала волшебница. Шарисса знала, что опасности для него быть не должно — учитывая, что цепи и магические узы точно так же препятствовали ему заниматься любым колдовством, как Темному Коню — ящик и заклинание. Однако, поскольку эльф был лучше знаком с этой страной, его могли подвергнуть беспощадному допросу.
Толпа снова переместилась, так что стало видно то место, где Тезерени держали эльфа. Шарисса пыталась найти его среди других, чтобы, по крайней мере, обменяться с ним взглядами.
Где же он?
Она попыталась повернуться, но Риган, поглощенный тем, что собирался сделать отец, держал ее крепче, чем раньше, даже не осознавая этого. В отчаянии она наклонилась к его уху и резко прошептала:
— Ты можешь отпустить меня! Я никуда не убегу, ты же знаешь!
Оказалось, что делать этого не следовало. Обратив теперь на нее внимание, наследник понял, что она пытается обнаружить эльфа. Ревнивое выражение лица не скрыл даже шлем, и он обернулся, чтобы испепелить взглядом предполагаемого соперника. Он также нигде не смог найти Фонона.
— Эльф! — проревел Риган, привлекая к себе взгляды всей толпы. Шарисса похолодела, поняв теперь, почему она не видит Фонона.
Лохиван одним из первых проследил за взглядом брата и закончил фразу, которую Риган пытался донести до других. Он говорил с присвистом, неотчетливо, и с каждым слогом ему делалось труднее дышать.
— Эльф-ф-фа нет! Он с-с-сбежал!
Шарисса непонимающе потрясла головой, и ее серебристо-синие волосы рассыпались у нее по лицу. Она очень сильно сомневалась, чтобы эльф исчез по собственной воле. Он был совершенно не в том состоянии, чтобы даже попытаться совершить бегство. Это означало, что кто-то (или что-то) помог ему бежать… или же завладел и Фононом, и его стражами.
Глава 16
Квели не всегда задумывались о времени суток, это не однажды выбивало Геррода из колеи. Его общительные «хозяева» следили за сменой дней по разнообразным причинам; но спать, с их точки зрения, следовало тогда, когда устал, а не потому, что зашло солнце. Даже ночью пещеры, как правило, освещали, накапливая энергию солнца в кристаллах, чье назначение было примерно тем же, что и у кристалла- сборщика. Этот добавочный свет позволял обитателям подземелий трудиться круглые сутки, так что новоприбывшие заменяли отработавших свою смену.
Сейчас Геррод стоял перед черным-пречерным входом в пещеру кристаллов — или пещеру лиц, как он привык ее называть. Он здесь в третий раз; второй раз, по его оценке, это произошло приблизительно вчера вечером. Он едва ли оправился от тогдашнего балагана. Пять минут, в течение которых он пробовал сразиться с шепчущими лицами и победить их, лишили его сил и сделали беспомощным. Спасло его только то, что он заранее оговорил с главой квелей время, в течение которого будет находиться в этой пещере. Этот визит, к несчастью, доказал ему, что он не сможет добиться там успеха — если сначала не сотворит некое заклинание.
Геррод Тезерени, который стоял перед устрашающей пещерой, был уже не тот Геррод, которого захватили в плен квели. Шарисса узнала бы его. Она увидела бы лицо, к которому так привыкла, лицо, которое до этого момента — в течение последнего года или около того — было лишь маской.
Он снова был молод и полон жизненной силы — большей, чем та, которой он мог быть обязан лишь пище и отдыху. Пользование пещерой требовало физической силы и выносливости. Геррод, проклиная каждую секунду, когда приходилось пользоваться заклинаниями, снова обратился к старинному колдовству враадов — не представляя себе его последствий, но зная, что ему потребуются все его способности. Те, кто сооружал эту пещеру, были гораздо могущественнее, чем один-единственный Тезерени. Даже теперь, на время вернув себе молодость, он рисковал перенапрячься — умственно и физически.
Квель, стоявший рядом с ним, в нетерпении издавал звуки, похожие на гудение. Они никак не переводились, и это означало, что они служили просто возгласом, осуждающим его нерешительность, а не какой-то фразой. Тем не менее Геррод знал, что ему пора начинать. Чем дольше он станет ждать, тем нетерпеливее станут его странные сотоварищи.
Он шагнул внутрь… и вернулся в мир безумия. Лица тут же начали шептаться снова.
Он по-прежнему не имел никакого понятия о том, что они пытаются ему сказать, — и на этот раз чародею было все равно. Для него теперь имела значение лишь одна задача.
У него начала кружиться голова.
— Только не сейчас!
Он пересек комнату широкими шагами. Его предыдущие два посещения оставили спутанные воспоминания, но ему казалось, что он видел отличавшийся от других набор кристаллов на одной из стен. По крайней мере, оттуда на него не смотрели лица.
Могли эти кристаллы оказаться ключом к управлению этой пещерой?
