недооценил влечение Ригана к Шариссе. Меньше всего ему был нужен растяпа, потерявший голову от любви. Когда правит желание, от ума толку нет; по отношению к его старшему сыну это было верно вдвойне.
Риган заставил себя встряхнуться и направил своего дрейка вслед за отцовским. Баракас спрятал свое отвращение под маской любезности. Ему следовало знать, что слова Ригана, обращенные к Шариссе, были продиктованы вовсе не хитростью, а безумной страстью к дочери Дру Зери.
Поскольку в мозгу его роились мысли о будущем клана и о возможностях, которые привнесет в это будущее Шарисса Зери — если ему удастся добиться желаемого, — Баракаса трудно было бы обвинить в том, что он не заметил еще одно — третье — из бесцветных существ, вызывавших у него такое омерзение. Оно следило за удаляющимися фигурами двоих Тезерени, а затем, очевидно утратив интерес, повернулось и двинулось в том направлении, что выбрала Шарисса — а затем и Лохиван.
Глава 3
Шарисса не хотела противоборства с Тезерени — особенно с Баракасом и Риганом. Она знала, что невозможно вовсе избежать конфронтации с тем или другим представителем клана дракона. За последние пять лет их влияние в этой части города стало особенно ощутимым. Яростный гнев, который испытывали по отношению к ним многие враады, постепенно угас — время и понимание того, что с момента основания колонии Тезерени неоднократно оказывали ей неоценимую помощь, сыграли свою роль. Клан теперь имел большее влияние на враадов, чем когда-либо в Нимте, хотя Шарисса и сомневалась, что его глава осознает это. Хотя Баракас всегда делал ставку на физическую силу, почти полная утрата в клане колдовских способностей означала, что их малочисленность теперь сильно повредит им в борьбе. Тем не менее даже самые недалекие враады из числа не входивших в клан теперь смотрели на Баракаса как на вождя. Ободренные этим Тезерени снова горделиво расхаживали среди собратьев, то и дело бросая вызов сопернику.
Пока что соблюдалось некое равновесие. Силести все еще держал в руках большинство, а ее отец убеждал партнеров сотрудничать друг с другом и не обращать внимания на насмешки и косые взгляды. Именно Дру Зери больше, чем кто бы то ни было другой, содействовал успеху триумвирата. Силести и Баракас, предоставленные самим себе, затеяли бы смертельную войну между враадами в первый же день, когда беженцы прибыли в этот мир.
Баракас надеялся склонить чашу весов на свою сторону, и одним из способов, способствующих этому, он считал брак Шариссы с Риганом.
— Ну уж нет — если только мое мнение что-нибудь да значит, — бормотала она. Нельзя сказать, что Шарисса ненавидела Ригана, его слова даже задели в ней романтическую струнку, но ей нужен был не он. Она не могла в точности сказать, кто же ей нужен, но уж точно не это более молодое и не менее грубое подобие главы клана. В будущем Риган сделался бы точно таким же, как его отец, — во всем, кроме хитрости. Наследник обладал силой и ловкостью, но не знаниями. Для того чтобы справиться с делами тонкими, он нуждался в руководстве Лохивана.
Лохиван. Шарисса задавала себе вопрос, знал ли глава Тезерени, что другой его сын был одним из ее ближайших друзей. Вовсе не возлюбленный; он скорее заменял ей брата, которого у нее не было.
Она шла, рассеянно отмечая про себя последние изменения. Западная и восточная части города, который представлял собой гигантскую цитадель, были почти полностью восстановлены. Большинство древних строений сочли слишком ненадежными и в случае необходимости разбирали. Благодаря в какой-то степени колдовству тех немногих, кто проявили необходимые для этого способности и здесь, а также упорному физическому труду тех многих, которые такими способностями не обладали, было построено несколько башен и зданий с плоскими крышами. На ее вкус, они были несколько заурядными, но она надеялась, что со временем появятся и другие, более интересные. В основном дома стояли пустыми: надежды на рост своей численности заставляли враадов продолжать работу и после того, как они отстроили домов достаточно для живущих ныне обитателей города. К тому же это был хороший способ занять их делом. В этом все члены триумвирата сошлись сразу.
Шарисса обратила внимание на кое-какие детали, свидетельствовавшие о вкусе враадов. Некоторые из арок выглядели слишком экстравагантно — их даже украсили причудливыми изображениями. Волчья голова над одной из дверей заставила ее замедлить шаг, явственно напомнив о Нимте. Она, однако, знала, — скульптура, в сущности, лишь символ того, что жители дома являются фаворитами Силести. Неосознанно подражая своему врагу, третий член триумвирата выбрал волка в качестве символа собственной власти.
Какая-то фигура, появившаяся из темного переулка, заставила Шариссу вздрогнуть. Ей с трудом удалось сохранить достоинство, подавив готовый сорваться с губ вопль.
На нее уставилось совершенно гладкое, лишенное каких-либо черт лицо. Она, как и Баракас, называла их безликими, но большинство враадов — нелюдьми, вероятно, из-за того, что не хотели считать, будто имеют с ними хоть что-нибудь общее.
Встреча была мимолетной. Нетерпеливым движением безликий обогнул ее и продолжил свой путь. Шарисса следила за ним взглядом — пока существо не исчезло из вида, затем перевела дыхание. У нее мелькнула тревожная мысль — кажется, безликий был чем-то обеспокоен? Обычно те не имели привычки так стремительно обходить встреченного ими прохожего; они или совершенно меняли направление, или делали это медленно, почти небрежно, а не спешили, как этот. Похоже, мысли этого существа заняты чем-то другим.
Что же могло настолько овладеть вниманием одного из этих созданий, если оно потеряло хладнокровие, которым его сородичи отличались все эти годы?
Вскоре Шарисса ощутила первые признаки присутствия иного существа — чрезвычайно могучего и необычного. Казалось, оно намеренно предупреждало о своем появлении. Возможно, так и было; с уверенностью она судить не могла. Она могла лишь пока сказать, что существо не было враадом… если только это не Геррод, который был способен прибегнуть к самым необычайным превращениям.
Повисла тишина — как будто другие почувствовали то же, что и Шарисса. Она призвала свои способности к волшебству и прикоснулась к тайной силе этого мира. Некоторые из тех немногих, кто почти полностью приспособился к нему, утверждали, что когда они обращаются к магическим силам, то видят радугу. Другие же — уходящую в бесконечность сетку пересекающихся линий. Шарисса знала, что ни те ни другие не лгали; а она явно была единственной, кто видел то и другое — в зависимости от капризов ее подсознания. Именно по этой причине она, вероятно, и стала самой сильной волшебницей среди враадов. Даже ее отец, который обучался и у своей жены, и у безликих, не мог с ней сравниться. Шариссу, однако, смущало то, что Ариэла, родившаяся и выросшая на другом континенте, также не могла сравниться в волшебстве со своей приемной дочерью. Эльфийка утверждала, что не знала никого из своего народа, кто обращался бы к магическим силам так легко, как юная дочь Дру Зери.
Временами Шарисса гордилась своим исключительным положением… а временами оно становилось тяжелым бременем и несло угрозу. Среди враадов было немало тех, кто, как и Баракас, видел в ней лишь орудие или же просто завидовали ее способностям. Каждый пытался использовать ее в своих целях, но она научилась управляться с большинством из них. В последние дни существования Нимта одной из бывших любовниц ее отца, колдунье по имени Меленея, удалось воспользоваться наивностью Шариссы для осуществления коварного замысла, который почти наверняка привел бы к смерти и Зери, и Геррода Тезерени. И он действительно привел к смерти одного из приближенных ее отца, Сирвэка, с которым Шарисса в детстве не расставалась. Сирвэк погиб, защищая своего повелителя и его жену от ужасного животного Кабаля, любимца Меленеи. Это происшествие ожесточило Шариссу. Никому больше не удастся когда-либо снова использовать ее, чтобы подвергнуть опасности ее близких.
Присутствие неведомого существа ощущалось все сильнее, казалось, оно мчалось по направлению к городу… с запада, как теперь понимала Шарисса. Чем ближе оно оказывалось, тем более удивительной — и нечеловеческой — казалась его мощь. Никакой враад не обладал такими качествами, не был настолько другим.
«Отец, — вдруг сообразила она. — Надо сообщить отцу!» Возможно, тот знал уже об этом существе, но сказать наверняка было трудно. Шарисса мысленно обратилась к отцу, пробуя вступить с ним в контакт. Телепатия не давала такого результата, как раньше, — возможно, потому, что лишь немногие теперь были способны поддерживать контакт в течение долгого времени. А у них с отцом дело осложнялось еще тем, что
