Ульдиссиан знал, как опасно владеть такими сильными навыками. Он и сам не раз становился жертвой самомнения — быть может, трагическое путешествие с несчастным мастером Фахином было тому страшным напоминанием. Ведь Ульдиссиан считал себя неодолимым, недосягаемым.
— Да, я смогу найти твоему телу куда лучшее применение, — Терул — нет, Малик — сделал шаг к Ульдиссиану, крепко сжимая осколок. Ухмылка великана становилась чрезвычайно злобной. — А теперь, сын мой, желаешь ли ты признаться в чём-либо перед тем, как обретёшь полнейшее забытьё?
Ульдиссиан попытался очистить голову, но боялся, что уже слишком поздно. Изменение Маликом заклинания мага пока никоим образом не ослабило хватки на нём. Да, в лучшем случае это была отчаянная надежда, но в то же время это была
— Не желаешь? Что ж, тогда мы начнём, — Малик приложил частицу кристалла к груди Ульдиссиана. Высший жрец начал тихо нашёптывать…
В этот момент тепло стало передаваться от камня Ульдиссиану. Поначалу он подумал, что это часть заклинания жреца, но затем туман, который мешал ему сосредоточиться, начал рассеиваться. Его сила вернулась…
Но изменение в нём не осталось незамеченным. Малик нахмурил брови:
— Что за?..
Дух не продолжил. Точно так же, как в джунглях с Мендельном, Ульдиссиан дал волю эмоциям. Не было времени поступать иначе.
В месте прикосновения осколка возникло яростное оранжевое свечение.
Великан издал вопль, когда свирепая сила выжгла его кожу, его мышцы и всё под ними. Лицо стало ещё безобразнее, когда бушующая энергия вырвала губы и веки Малика. Затем глаза расплавились, так что остались одни глазницы, а челюсть безвольно отпала.
Мучитель Ульдиссиана рухнул грудой костей.
В то же время заклинание, удерживавшее сына Диомеда, наконец рассеялось. К несчастью, это привело к тому, что Ульдиссиан, изнурённый не только приложенными усилиями, но и пытками Зоруна Тзина, больно упал на пол. Он был не готов защититься, и простое падение оставило его разбитым и, что ещё важнее, оглушённым.
Привели его в чувство как будто бы голоса, а может быть, один голос, много раз отдавшийся эхом в его голове. Ульдиссиан перекатился на бок, и его взору предстало тошнотворное зрелище сожжённого трупа. Рассыпающиеся пальцы одной руки задёргались, и Ульдиссиан уж было подумал, что Малик выжил, но затем тело снова затихло.
Не уверенный в том, что сможет проделать то же самое с Зоруном Тзином или кем бы то ни было другим, кто придёт за ним, Ульдиссиан теперь желал только одного: быть как можно дальше от убежища мага. Дальше…
И вот он исчез.
Зорун не мог понять не только того, почему три самых старших мага, служащих принудительной длани совета, соизволили лично явиться в его жилище, но и того, почему они расспрашивали абсолютно обо всём, что он рассказал, так, словно они уже знали, что он солгал. Он не ощущал заклинания правды и знал, что, какими бы способными они ни были, эти трое — даже высокий, худосочный Нурзани — не обладали достаточной силой, чтобы наложить такое заклинание, какое бы он, Зорун Тзин, не смог бы уловить.
Трое стояли перед ним подобно жнецам, на каждом из них был надет оранжево-коричневый объёмистый плащ с узким остроконечным капюшоном принудительного ордена. Кетуя едва можно было разглядеть под его капюшоном — кожа его было чёрной, почти как тень. Только его лукавые глаза были по-настоящему видны. Амолия, чьи корни восходили к поселенцу-ассенианцу, потомки которого заполонили теперь северную часть столицы, была по сравнению с ним, как привидение. Её кожа была бледной, как слоновая кость, и Зорун знал, что после дня, проведённого на солнце, она останется такой.
— Гильдия торговцев настояла на полном расследовании смерти мастера Фахина, — спокойно говорила Амолия. — И мы, конечно же, согласились.
Зорун ожидал этого: некоторые из его коллег активно пользовались связями и маршрутами торговца, чтобы добывать предметы, необходимые им для частных нужд. Смерть Фахина, хотя и не сказалась на Зоруне, наверняка воспрепятствовала заклинательной деятельности нескольких членов совета.
И всё же, когда он впервые сообщил работодателям о своём «провале» и «кровожадности» Ульдиссиана, он дал ответы, которые должны были удовлетворить каждого. Как он сказал после Терулу, придумывать на ходу было довольно легко.
Так почему теперь даже у Зоруна возникли проблемы с его историей?
— Я буду счастлив снова представить факты, когда состоится слушание, — ответил он, зная, что не может сказать ничего иного. Ко времени, когда соберётся слушание, нити, вылезшие из его истории, затянутся, словно по волшебству.
— Считай, что оно состоится прямо сейчас, Зорун Тзин, — пробормотал Кетуй.
Худосочный Нурзани, — силы которого не без причин Зорун уважал больше всех, — поднял бледную ладонь. Переднюю дверь жилища Зоруна заволокла жёлтая аура. Глубоким и устрашающим баритоном костлявый маг прогудел:
— Решением совета магические кланы дают нам право начать формальный допрос о твоих действиях, второй сын Лиова Тзина.
То, что один из них приплёл имя его знаменитого отца, было недобрым предзнаменованием. Это означало, что Нурзани не боится задеть Зоруна, указав, что он не является ни его господином, ни первым сыном его господина.
Застигнутый врасплох, Зорун лихорадочно соображал, что? ответить дальше, в то же время желая, чтобы кто-то отвлёк троицу от выполнения их миссии.
И как раз в этот момент здание задрожало. Редкие пузырьки и другие сокровенные предметы, занимавшие почётное место в общей комнате, — как кеджани называли пышные комнаты, в которые первым делом проходили гости, — полетели вниз. Зоруну не нужно было смотреть на лица других, чтобы узнать, что они почувствовали прилив несдерживаемой и могучей энергии, проникающий сквозь пол и стены. Даже совершенно бездарный уличный торговец ощутил бы их.
Но, в отличие от Зоруна, он как можно дальше убежал бы от источника… А не повернулся и не побежал бы ему
Но у Зоруна не было выбора. Внизу происходило что-то невообразимое, и единственной надеждой спасти хоть что-нибудь было узнать правду прежде остальных.
— З-зорун Тзин! — крикнула Амолия, пытаясь сохранить равновесие. — Тебе не… Не давали позволения уйти!
Игнорируя её, бородатый маг прыгнул во внутренний дверной проём, после чего запечатал за собой дверь. Это в лучшем случае подарит ему несколько минут, но в нескольких минутах была вся разница. Пока Зорун спускался по каменным ступеням, ведущим в его настоящее убежище, он впустую пытался дать логичное толкование неизвестной угрозе. Терул бы ничего не тронул. Терул был достаточно бит, чтобы знать, что без разрешения хозяина ничего трогать нельзя. Однако заклинатель был вынужден предположить, что что-то страшно неправильное произошло с рисунком, который удерживал ассенианца на месте, и что его слуга хотя бы частично в этом замешан. Иначе получалось, что ассенианец уничтожил все сдерживающие заклинания сам.
Быть может, истории, которые он слышал, на самом деле
Он ворвался в деревянную дверь у основания ступеней с посохом наготове на случай необходимости наложить защитное заклинание. Однако внутри его встретила не непосредственная угроза, а полнейшее разрушение.
Стены комнаты почернели, словно по ней пронёсся страшный пожар. Все сокровища, инструменты и другие сокровенные предметы, которые Зорун собирал на протяжении своей долгой жизни, превратились в
