Девушка рассмеялась.
— А теперь от тебя несет яростью.
— Молчи, говорю!
— Он не уверен в своих силах, — сказал старик. — Иначе он уже убил бы меня. И, внучка, его пистолет разряжен. Слушай же: я благословляю тебя. Когда он нанесет мне удар, обвей его кольцами и задуши, пока он не перезарядил его!
— Да не нанесет он удара, — сказала девушка. Потом спокойно обратилась к Бобу: — По крайней мере, мне так сдается. Ни один охотник не медлил бы, как ты. Сколько бы твои хозяева ни обрабатывали тебя, ты другой. Ты больше склонен задумываться о том, кто ты такой и чем занимаешься.
Боб Чой не ответил. Он смотрел на клинок, приставленный к шее старика.
— Возможно, — продолжала девушка, — ты все еще человек. В некотором роде. Не исключено, что я ошибалась. Кто знает, быть может, невзирая на свои многочисленные… изменения, однажды ты отринешь эту одинокую жизнь и свободным вольешься в уличную толпу. — И она кивнула в сторону окна.
Боб Чой машинально оглянулся туда же… и слишком поздно припомнил, что окно-то выходило в пустой переулок, а вовсе не на многолюдную Брайс-стрит. Напружинивая мышцы рук, он крутанулся обратно, чтобы обнаружить — девушка успела прыгнуть через всю комнату и стояла теперь совсем рядом. И ее гибкая светлокожая ручка уже устремилась ему в лицо. Он ощутил удар когтей, от которого заскрипели его усовершенствованные кости. Пролетев через всю комнату, он ударился о простенок, вынес его спиной и в облаке щепок и штукатурки остановился у кухонного холодильника.
Он чувствовал, как по лицу текла кровь. Помимо прочего, это означало, что теплозащитный слой оказался пробит. Поднимаясь и машинально перезаряжая пистолет, он увидел, как девушка выдернула дротик, пригвоздивший ее так называемого дедушку. Тот поднялся, сверкая сквозной рваной дырой. Рана была таких размеров, что маскировочный плащ уже не срабатывал. Его облик замерцал; человеческую личину то и дело сменяли извивы чешуйчатых, залитых кровью колец. Внучка обняла его, и плащ стабилизировался. Хромая, шаркая шлепанцами, он проследовал вместе с девушкой в коридор и скрылся из виду.
Боб Чой тихо выругался сквозь зубы, проломился сквозь уцелевшие ошметки стены, подобрал с ковра свою трость-шпагу и устремился в погоню. Широкий плащ развевался у него за спиной.
Дверь противоположной квартиры была открыта. Он увидел их обоих — рука в руке они шли через маленькую прихожую. Вот старик споткнулся и едва не упал. Спутница подхватила его, поддержала, что-то нашептывая, утешая.
А впереди них светился яркий прямоугольник: балконные двери, открытые прямо в небо.
Это было достаточно скверно, но он еще успевал их достать. Не сбавляя шага, Боб Чой поднял пистолет и прицелился девушке в шею. Случилось это непосредственно на входе в квартиру, и…
Боб наступил на руну проклятия, начертанную на пороге. Последовала вспышка зеленого огня. Боба приложило о потолок. Обратно на пол он свалился в обломках штукатурки, стекла и искрящих электрических проводов.
Вскочив, он со всей возможной скоростью бросился вперед. И как раз успел застать деда и внучку сидящими на балконных перилах; босоногие, они по-птичьи цеплялись за балюстраду. Девушка оглянулась на него, а уже в следующий миг они взлетели, уйдя прямо вверх, и дротик, выпущенный Бобом, пролетел мимо, никого не задев. Ввысь, ввысь, над золотом и багрянцем запруженной улицы, над серыми зданиями и мокрыми темными крышами — в небо, где понемногу рассеивались тучи. Кое-как дотащившись до балкона, Боб Чой провожал их глазами, пока мог хоть что-нибудь рассмотреть. Он увидел, как они свернули плащи — и засверкали золотые чешуи, а длинные крылья неторопливо понесли обоих в сторону солнца. Потом они окончательно пропали из виду. Боб Чой в одиночестве остался стоять на мокром балконе. Далеко внизу текла по бульварам людская река.
Спрятав пистолет и трость-шпагу в карманы плаща, Боб стал следить за ее потоками и перекатами. Шло время, его взгляд сделался рассеянным. Отвернувшись наконец, он заметил, что правая рука у него по-прежнему была без перчатки. Боб Чой не последовал правилу, требовавшему немедленно вынуть из внутреннего кармана запасную пару перчаток. Так без них и ушел обратно в квартиру.
Кейдж Бейкер
Что, задолбали драконы?
Там, наверху, торчало не менее дюжины этих проклятущих созданий.
Пятясь задом, Смит пересек гостиничный садик, зло поглядывая на крышу. Засевшее там небольшое сообщество вело шумную и хлопотливую жизнь. Оно прихорашивалось, шумно ссорилось из-за рыбьих голов, гадило, подставляло утреннему солнышку короткие крылья… И ведать не ведало о недоброжелательном внимании Смита.
Он же, продолжая пятиться, наткнулся на невысокую загородку, отделявшую овощные грядки. Налетев на нее, он споткнулся, зашатался, потерял равновесие и шумно бухнулся навзничь среди подпорок для демоновых дынь. В его сторону немедленно повернулась дюжина крохотных рептильих головок на гибких шейках, высунутых через край крыши. Драконы разглядывали Смита сияющими зачарованными глазами. Он беспомощно зарычал на них, барахтаясь, силясь встать. В ответ долетел взрыв пискливого смеха.
Ругаясь, Смит кое-как поднялся и начал отряхиваться. Миссис Смит, безмятежно покуривавшая на заднем крыльце, сощурила глаза.
— Не ушибся, Смит?
— С ними пора что-то делать, — сказал он, ткнув большим пальцем в сторону драконов. — Достали уже!
— Добро бы просто достали, — ответила миссис Смит. — Отвечать бы за их выходки не пришлось. Вчера вечером на террасе ужинала с друзьями леди… как там ее?.. ну та, у которой розовый дворец над Канатными Ступенями. Только я отправила мистера Крусибля отнести им заливное из щуки, как, представь, один из этих чертенят ныряет вниз с крыши и садится нашей гостье прямо на тарелку! Та, ясное дело, визжать, но остальные нашли происшествие очень забавным, кто-то даже назвал маленького безобразника «прелестным». Ну а он себе перепрыгивает с тарелки ей на плечо и давай сережку в ухе теребить! Наше счастье, у Крусибля хватило ума замахнуться на тварюшку граблями, и та улетела прочь, не успев причинить
