Если бы рядом были папа и мама, Петька бы уже давно ныл, ругал комаров и чернику, а скорее всего, сидел бы под деревом и требовал, чтобы все шли домой, потому что ему скучно. А мама и папа злились бы, нервничали, кричали на него, а он, Петька, понимал бы, что им дорого его самочувствие и настроение. Но сейчас, когда можно было бросить эту тяжёлую работу в любой момент, он упорно трудился, потому что за него это дело не сделал бы сейчас никто.
Наконец он решился заглянуть в панаму и увидел, что черники там хоть и меньше, чем ему хотелось бы увидеть, но всё же достаточно много. Да, столько ягод не стыдно подарить человеку, чтобы загладить свою вину перед ним.
Из лесу выходили, как и входили, согнувшись и оглядываясь по сторонам. Витьки не было, и домой проскочили благополучно. Петька попил молока, съел кусок хлеба и заглянул в будку. Серый был там и лежал, положив морду на лапы. Увидев Петьку, он, не вставая, завилял хвостом. Петька налил ему в пустую миску воды и принёс ещё кусок холодного мяса. Серый вылез из будки, потянулся, попил воды, потом осторожно взял зубами из Петькиных рук мясо, глотнул и вопросительно посмотрел на Петьку.
— Пойдём Нинке чернику отнесём, — сказал Петька, и Серый пошёл за ним.
Только Петька собрался постучаться в Нинкину калитку, как увидел в дырке забора глаз. Глаз был голубой, круглый и печальный, и Петька понял, что Нинка ещё обижается.
— Чего надо? — спросил глаз и моргнул.
— На, это тебе, — сказала Петька и протянул к дырке в заборе панаму с черникой.
— Не надо.
— Ну возьми!..
— А зачем пугали?
— Не будем больше.
— Врёшь ты, всё равно будете обижать, — сказала Нинка, но глаз стал знакомо-хитрым и прищурился. Ясное дело — Нинка оттаивала.
— Сказано: не тронем — значит, не тронем, — солидно подтвердил Петька. — Даже от Витьки будем защищать.
— Ишь, какие защитники нашлись! А играть с вами возьмёте?
— Возьмём.
— И Борька возьмёт?
— И Борька.
— Ладно, сейчас калитку отопру. Только собаку прогони, я её боюсь.
— Надо же, — удивился Петька, — в лес одна не боишься, а такого доброго пса испугалась?
— В лес не боюсь, а его боюсь.
— Иди домой, Серый, — сказал Петька, и пёс, вильнув хвостом, потрусил вдоль улицы. Калитка отворилась, и Нинка выглянула из неё.
— Входи скорее, вдруг Витька набежит.
— Ну и пусть, — храбро сказал Петька, нервно оглянулся и вскочил во двор.
Дом у Нинки был поменьше, чем у него, пониже и постарше. Двор тоже был меньше, но зато весь зарос деревьями, кустами и травой, а на кустах было уже довольно много ягод.
— Ты зачем в лес ходишь, у вас и так много ягод? — спросил Петька, оглядываясь по сторонам.
— Не поспели ещё.
— Какие-нибудь поспели. Давай попробуем?
— Бабка не велит. Она раннюю ягоду к поездам на станцию носит, продаёт.
— Так ведь бабка не заметит.
— Заметит.
— Ну и что будет?
— Ничего. Ворчать будет, что родитель бросил, а она кормить должна.
— Как это бросил?!
— У меня мамка померла. Я ещё маленькая была. Мы тогда в городе жили. Папка меня сюда привёз, а потом опять женился.
— Как же ты живёшь без папы и мамы?
— Так и живу. Папка часто приезжает. Или меня в город забирает, чтобы я у них жила. Только я не хочу.
— Почему?
— Там тётя Светлана, папкина жена, всё учит меня, как себя вести: «За столом не сопи, рот вытирай салфеткой, над тарелкой не наклоняйся. Разговаривай культурно, свои деревенские словечки забудь… Это платье тебе очень идёт, не возражай, пожалуйста, тебе надо развивать вкус…»
Петька даже глазами захлопал, так изменилась вдруг Нинка: губы подобрались, глаза сузились, взгляд застыл поверх Петькиной головы, голос стал медленным и размеренным… ну прямо не Нинка, а какая-то скрипучая тётка, хоть молодая, но нудная.
— Это что, вторая отцова жена?
— Ага. Она директор городской школы. Её все боятся.
— И отец боится?
— Не-а. Когда он дома — хорошо. Тётя Светлана тогда весёлая. Только он мало дома бывает: в командировки ездит. Что-то налаживает или чинит. А с ней одной я жить не стану. Мне и с бабкой хорошо. Она добрая и скучает, когда я у отца, только поворчать любит.
Совсем стыдно стало Петьке, что он обижал Нинку, за которую и заступиться-то некому.
— Давай-ка чего-нибудь, чернику пересыпать, — сказал он, — мне панамка нужна.
Нинка вынесла из дома небольшую жёлтую миску с цыплёнком на дне, и Петька торжественно пересыпал туда ягоды, придерживая поля панамы, чтобы не уронить ни одной. Глядя на бегущие из панамы ягоды, Петька подумал, что было бы неплохо, если бы Нинка поделилась с ним. Но он с детства хорошо помнил, что подарки назад не забирают, а черника была подарком. Петька смотрел на сине-фиолетовую груду ягод в жёлтой мисочке и удивлялся, что ещё недавно, в лесу, он смотреть на них не мог. Нинка унесла миску в дом, и Петька почувствовал облегчение. Но она вскоре вернулась с той же миской в руках. Теперь черника была густо полита сметаной и посыпана сахаром, а сверху лежала ложка. Петька глотнул слюну и отвернулся.
Нинка за спиной громко ела, и Петька как будто видел каждое её движение. Вот она зачерпнула ложкой. Вот пихает её в рот. Миску, конечно, держит под подбородком, чтобы с ложки падало обратно в миску, а не на землю. Жуёт — носом сопит. Проглотила. Опять сопит. Ложку облизывает. Опять ложкой по миске скребёт… Петька не выдержал и обернулся. Нинка жевала и глядела в пространство. Щёки и даже нос у Нинки были измазаны фиолетовой сметаной, глаза затуманились, а на лице было такое задумчивое выражение, что Петька даже развеселился.
— Я тебе ещё наберу, — пообещал он.
Нинка очнулась, перевела взгляд на Петьку и перестала жевать. Потом поглядела в миску, подумала и, вздохнув, протянула её Петьке.
— На. Хочешь? — сказала она.
«Спасибо. Не надо», — хотел сказать Петька, но не смог и взял миску.
Это было действительно здорово, но мало — всего два раза зачерпнуть ложкой. Ну, ещё выскрести миску. Петька решил, что в следующий раз он ни одной ягоды в лесу не съест, а всю чернику принесёт домой, попросит у тётки сметаны и сахару и устроит себе пир. Он облизал ложку, положил её в миску и отдал миску Нинке.
— Ну, я пойду, — сказал он, надевая панаму. — Тётка с дядькой скоро придут, обедать будем. Пока.
И он пошёл к калитке.
