Он молча взирал на прекрасную Рамы подругу,
Что ликом своим, как луна, освещала округу.
Пунцовые губы и щек бархатистых румянец
Узрел он и белых зубов ослепительный глянец.
Рыданья и вопли красавицы, горем убитой,
К нему долетали из хижины, листьями крытой.
И слушал неправедный Равана, стоя снаружи,
Как в хижине плачет Митхилы царевна о муже.
К прекрасной, из желтого шелка носящей одежду,
Приблизился он, понапрасну питая надежду.
И, нищим прикинувшись, демонов грозный властитель,
В обличье смиренном, супруги чужой обольститель,
Не ракшас, но брахман достойный, читающий веду,
С Видехи царевной завел осторожно беседу.
Ее красоте несказанной дивился Злонравный:
«О дева! Тебе в трех мирах я не видывал равной!
Трепещет, как пруд соблазнительный, полный сиянья,
Твой стан упоительный в желтом шелку одеянья.
В гирлянде из лотосов нежных, ты блещешь похожей
На золото и серебро ослепительной кожей.
Открой, кто ты есть, луноликая, царственной стати?
Признайся, ты - страсти богиня, прекрасная Рати?
Ты - Лакшми иль Кирти? Иль, может, небесная дева?
Одно достоверно - что ты рождена не из чрева!
Прекрасные острые ровные зубы невинно
Сверкают своей белизной, словно почки жасмина.
От слез покраснели глазные белки, но зеницы
Огромных очей, пламенея, глядят сквозь ресницы.
О дева с округлыми бедрами, сладостным станом,
С обличьем, как плод наливной, бархатистым, румяным,
С чарующим смехом, с грудями, прижатыми тесно
Друг к дружке, что жемчуг отборный украсил чудесно!
Похитили сердце мое миловидность и нега.
Так волны уносят обломки размытого брега.
Доселе супруги богов и людей не имели
Столь дивных кудрей, столь упругих грудей не имели.
Не знали жилицы небес и Куберы служанки
Столь гибкого стана и гордой сверх меры осанки.
Три мира - небесный, земной и подземный - доныне
Не видели равной тебе красотою богини!
Но если такая, как ты, в трех мирах не блистала,
Тебе обретаться в дремучих лесах не пристало.
Охотятся ракшасы в чаще, не зная пощады,
А ты рождена для дворцов, для садовой прохлады,
Роскошных одежд, благовоний, алмазов, жемчужин,
И муж наилучший тебе, по достоинству, нужен.
Ответь, большеглазая, кто же с тобой, темнокудрой,
В родстве: богоравные маруты, васу иль рудры?
Но здешняя чаща - Летающих Ночью обитель.
Откуда возьмется в окрестных лесах небожитель?
Не встретятся тут ни гандхарвы, ни слуги Куберы.
Лишь бродят свирепые тигры, гяены, пантеры.
Богиня, ужель не боишься опасных соседей -
Ни цапель зловеших, ни львов, ни волков, ни медведей.
Откуда ты? Чья ты? Не страшны ль тебе, луноликой,
Слоновьи самцы, что охвачены яростью дикой
И, жаждой любовной томимы, вступать в поединки
Готовы на каждой поляне лесной и тропинке?
Красавица, кто ты? Зачем пребывать ненаглядной
В лесу, где охотится ракшасов род плотоядный!»
С речами лукавыми демонов раджа злотворный
В обличье святого явился к жене безукорной.
Царевной Митхилы почтен был Великоблестящий,
Как дваждырожденный мудрец, подаянья просящий.
Речь Раваны не приличествовала святому подвижнику. Удивленная Сита, не подавая, однако, виду, приняла его учтиво и ласково. «Ведь он гость мой и брахман!» - подумала дочь Джанаки.
Поведав пришельцу, кто она и почему обретается в чаще, Сита, в свой черед, осведомилась, как имя брахмана и к какому роду он принадлежит.
