Европейская поэзия XIX века

Душа моя — смиренная рабыня,
твоей душой плененная. Отныне
душа моя в твои глаза глядит,
она тебя смиренно заклинает
и молит, молит. Год за годом тает…
Твоя душа-волшебница молчит.

Моя душа томится жгучей жаждой,
но все молчит в ответ на зов мой каждый
твоя душа, дитя и божество…
Твои глаза молчат…
Не отвечает
душа твоя.
Ужель ее смущает
волшебное свое же торжество?

ВЕНГРИЯ

МИХАЙ ВИТЕЗ ЧОКОНАИ Перевод Н. Чуковского

Михай Витез Чоконаи (1773–1805). — Один из крупнейших и разностороннейших венгерских поэтов. Автор лирических стихов, ирони-комических и эпических поэм, антидворянских сатирических комедий, трактатов по стихосложению. Поклонник Гольбаха, Руссо, Вольтера, он сочинял стихотворения любовно-анакреонтические и философские, навеянные идеями о естественном равенстве людей. Стилевые традиции рококо, сентиментализма, петраркизма сплавлялись у него со школярско- плебейскими и фольклорными мотивами. Вынужденный вести полунищую скитальческую жизнь, он отлично знал народную поэзию и стал одним из первых писать стихи в народно-песенном духе.

ВЕЧЕР

Уходит солнца шар средь блеска и сиянья
В распахнутую дверь ущерба, увяданья;
Горячие лучи бледнеют, умирая,
Свой жар за горизонт багряный погружая,
И гаснут в вышине на золоченых тучах.
И вечер на крылах прохладных и могучих
Летит с улыбкою, летит, роняя росы,
Как сладостный бальзам, в раскрывшиеся розы.
Пичуги малые, в остывших сидя гнездах,
Печальной жалобой тревожат сонный воздух,
И плачет соловей, и плачет, и рыдает,
И жаворонка трель все выше улетает.
В пору забрался волк и дремлет, а в берлоге
Испуганный медведь ревет, рычит в тревоге.
Придите, вечера, дохнув очарованьем,
Наполните, летя, мой слух своим звучаньем,
Пусть душу скорбную ваш тихий ветер тронет,
Утешит нежностью и горечи схоронит.
Зефиры легкие, летите, вейте, вейте,
Веселье, радость, жизнь мне в душу щедро лейте!
И вот уж окружен я ветерком крылатым,
Он дышит мне в лицо небесным ароматом,
На радость грациям, широкий, шелестящий,
Какие игры он устраивает в чаще,
Как он колеблет гор далеких очертанья,
Едва заметные сквозь лунное сиянье,
Как, сумрак шевеля, он открывает дали
Для грусти сладостной, для радостной печали!
Не торопись, о ночь, с угрюмыми часами
И радость не гони холодными крылами,
Мне отдыха не даст безмолвие ночное,
Ничто моей душе не принесет покоя.
Наш мир, он для меня, признаться, слишком шумен,
Крик чванных и скупых неистов и безумен,
Все люди вкруг меня от злобы и испуга
Вопят, как пьяные, галдят, давя друг друга.
Род человеческий, безумный, бестолковый,
Зачем ты сам себе, скажи, надел оковы?
Земля-кормилица, она была твоею,
А ныне лишь скупец, гордец владеет ею.
Зачем, разгородив простор полей межами,
Посеял ты раздор, разлад меж сыновьями?
Везде «твое», «мое». Насколько было краше,
Когда про все кругом могли сказать мы: «наше».
Был век, когда земля для всех плодоносила,
Принадлежала всем и щедро всех кормила,
И войны хищные в безумном исступленье
Народы не влекли на смерть, на истребленье.
Законом бедняки тогда не презирались,
Все были равными, все в равенстве рождались,
И пограничный столб, и веха межевая,