Европейская поэзия XIX века

Ни я не мил, ни мне ничто не мило;
Моей душе со мной не по пути;
Во мне самом давно моя могила —
И я мертвей умерших во плоти.

Едва лишь тень потянется к руинам,
Я припаду к остывшему песку
И, холодом пронизанный змеиным,
Скользну в мою беззвучную тоску.

ПО ДОРОГЕ К МОНАСТЫРЮ МИРАФЛОРЕС Перевод И. Чежеговой

Да, здесь крутой подъем, и пыльный и тяжелый,
Под стать монастырю пейзаж: скалистый, голый;
Здесь камни, из-под ног срываясь, вниз летят
И каждый миг увлечь нас в пропасть норовят.
Здесь ни травинки нет, для глаза нет отрады:
Лишь камни каменной обветренной ограды
Да скопище олив, что прячут стан кривой
Под буро-пепельной безжизненной листвой.
Все солнцем выжжено: гранитные утесы,
И скалы в трещинах, и серые откосы,
И сердце, сжатое унынием, болит…
Но вот вы наверху: что за нежданный вид!
Синеющая даль и древней церкви стены,
Где Сида прах лежит и рядом — прах Химены!

ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ «ВЕНЕЦИАНСКОГО КАРНАВАЛА[308]» (Из цикла)

УЛИЦА Перевод В. Портнова

Вот неотвязчивый напев!
Все скрипки, все шарманки блазнит,
Все подворотни облетев,
Собак до исступленья дразнит.

Все табакерки, все часы
Его полвека пели звонко,
И все альты, и все басы,
И бабушка, еще девчонкой.

Под этот роковой мотив
Все птицы крылышками машут,
Юнцы, подружек обхватив,
В пыли под свист кларнета пляшут.

Его горланят кабачки,
Увитые плющом и хмелем,
Любые праздные деньки
Полны все тем же ритурнелем.

На флейте нищий инвалид
Его дудит, фальшивя тяжко,
И даже пудель в такт скулит,
Пока толпу обходит с чашкой.

И гитаристки вновь и вновь
Его твердят в кафешантанах,
Печально вскидывая бровь
На выкрики и хохот пьяных.

Как будто ухватив крючком,
Его в какой-то вечер синий
Своим божественным смычком
Поймал кудесник Паганини.

И словно выцветший атлас
Заставил вспыхнуть в прожнем блеске,
Пустив по глади пошлых фраз
Плыть золотые арабески.