Европу. Куракин писал своему государю: «От Пиренеев до Одера, от Зунда до Мессинского пролива все сплошь — Франция». Франция проникла в самый центр русских интересов: на всем Востоке она этого достигла, завладев Ионическими островами и Иллирийскими провинциями, на Балтийском море — благодаря дружбе с Данией и, так это по крайней мере казалось, — вследствие избрания Бернадотта наследным принцем Швеции. Она непосредственно граничила с Россией на Висле великим герцогством Варшавским. Вскоре Французская империя сделалась угрозой для России и в других местах.
«Присоединения» 1810 года; ольденбургское дело. Желание сделать континентальную блокаду реальной побудило французского цезаря к новым захватам. Голландия, северное побережье Германии, кантон Валлис — вот те земли, которые по преимуществу служили для провоза или для склада контрабанды. Опираясь на целый ряд сенатских постановлений, Наполеон в июле 1810 года объявил о присоединении к французской территории всего королевства Голландского, ссылаясь на то, что вся эта страна является лишь «наносом земли от рек империи»; 12 декабря было объявлено присоединение Валлиса; 18 февраля 1811 года — герцогства Ольденбургского, княжеств Сальм и Аренберга, части великого герцогства Берг, части Ганновера, недавно уступленного Жерому Вестфальскому, целого вестфальского департамента, наконец, трех ганзейских городов. Невестфальские земли вошли в состав трех департаментов: Верхнего Эмса с главным городом Оснабрюком, Устья Везера с Бременом, Устья Эльбы с главным городом Гамбургом и с Любеком в числе подпрефектур. Три новых департамента образовали «тридцать второй военный округ». Наполеон не считал нужным оправдывать это упразднение государств и вольных городов какими-либо серьезными соображениями; он делал все это в силу сенатских постановлений, подменяя международное право и договоры режимом декретов. Все немецкие князья почувствовали себя в опасности. Самые могущественные государства Европы обеспокоены были этими мероприятиями. В частности, Россия сочла себя задетой двумя из этих присоединений. С одной стороны, Наполеон, уже державший гарнизон в Данциге и все время грозивший оккупировать шведскую Померанию, приобретал теперь — с присоединением Любека — господство на том самом Балтийском море, где Петр Великий стремился обеспечить гегемонию России. С другой стороны, один из обобранных Наполеоном государей, наследник герцогства Ольденбургского, приходился шурином царю по женитьбе своей на великой княжне Екатерине Павловне. Наполеон, таким образом, отправил к своему союзнику Александру его сестру, у которой отнял будущую ее корону! Царь попытался добиться обратного водворения своих родственников или возмещения нанесенного им ущерба. Наполеон либо затягивал переговоры, либо предлагал ничтожную или ненадежную компенсацию. Александр разослал тем европейским дворам, которые сохранили независимость, копию своего формального протеста. Наполеон сделал вид, что счел этот поступок за новый вызов.
Польский вопрос. Из всех поводов к конфликту наиболее серьезным являлся, без сомнения, польский вопрос. Великое герцогство Варшавское, расширенное «приобретениями 1809 года, в сущности, ведь и являлось Польшей, восстановленной на самой границе России и готовой потребовать у России назад все области прежнего Польского королевства, завоеванные Россией за время от Иоанна Грозного до великой императрицы Екатерины. Тщетно Наполеон пытался до сих пор усыпить опасения своего союзника. Он даже уступил ему некоторые земли Польского королевства: в 1807 году — литовскую область Белосток, в 1809 году — русинскую область, восточную Галицию. Он ведь и не восстанавливал Польского королевства, а просто создал великое герцогство под властью саксонского короля. На официальном языке говорилось только о варшавских подданных, о варшавской армии. Но
Александр знал, какие надежды возлагали на Наполеона поляки как великого герцогства, так и русских областей, знал, с каким самоотвержением поляки французских армий проливали за Наполеона свою кровь на полях битвы. Александру небезызвестно было, что Варшавское герцогство еще могло увеличиться: для этого Наполеону достаточно было получить от Австрии находившуюся пока в ее руках часть Галиции, вернув за это Австрии Иллирийские области. И Данциг, который Наполеон держал про запас под именем вольного города, разумеется, вернулся бы к Польше. Словом, царь боялся восстановления Польши. С другой стороны, по мере того, как выяснялась возможность разрыва с Александром, Наполеон стал смотреть на восстановление Польши как на одну из своих главных задач.
Если бы в умах того времени как в Петербурге, так и в Париже этнографическое представление о бывшем польском государстве не было так туманно, то скоро поняли бы, что в сущности Польша (за исключением Галиции, остававшейся в руках Австрии) уже была восстановлена. Области, которые Александр собирался защищать от возрождавшейся Польши, а именно Литва, Белоруссия, Украина, вовсе не были польскими. Царя, Наполеона и даже самих поляков вводило в заблуждение то обстоятельство, что дворянство в этих областях было польское. Воспоминания о прежней политической жизни Польши поддерживали эту иллюзию: в то время как шляхта в самой Польше представляла собою как бы дворянскую демократию, знатнейшие магнаты, за которыми польские дворяне веками привыкли во всем следовать и покровительствуемыми клиентами которых они состояли, эти магнаты владели огромными поместьями в русских областях — Белоруссии, Украине и Литве. Впрочем, и между этими русскими областями надо делать некоторое различие: в Литве крестьяне — литовцы по происхождению — остались католиками, что способствовало ополячению известной части народа; здесь, по крайней мере в верхнем слое общества, встречался польский патриотизм, и великий польский национальный поэт Мицкевич был литовцем. Совершенно иным было положение других русских областей с менее многочисленной и менее энергичной польской аристократией, с населением русского племени и православного вероисповедания, не поддававшимся ни на какую польскую и католическую пропаганду, искренно преданным царю-единоверцу. Если Литва или, по крайней мере, ее правящие классы почти всегда шли заодно с Польшей, но белорусская и украинская. области во время польских восстаний поставляли лишь немногих бойцов. В этом отношении Наполеон так же ошибался в расчетах, как впоследствии вожаки польского восстания 1831 года. И Александр и Наполеон очень плохо знакомы были с этими этнографическими и политическими условиями; именно этим объясняются преувеличенный страх первого и надежды второго.
Попытки Александра столковаться с Наполеоном. Александр попытался сначала получить от своего союзника формальное обеспечение от случайностей, которых он опасался. Отсюда проект соглашения, представленный Румянцевым Коленкуру 4 января 1810 года. В нем говорится, что королевство Польское никогда не будет восстановлено, что слова «Польша» и «поляки» никогда не будут употребляться, что польские ордена будут уничтожены. Наполеон (письмо к Шампаньи, 6 февраля 1810 г.) счел эти предложения смешными, вздорными, не соответствующими его достоинству. Он согласен был только на одно — дать обязательство, что не окажет «никакой помощи никакому движению, направленному к восстановлению королевства Польского», не станет официально пользоваться терминами «Польша», «поляки» и не станет больше раздавать польских орденов, которые таким образом сами собой выйдут из употребления и исчезнут.
Этот вопрос вторично сделался предметом обсуждения лишь в июле 1810 года.
Попытки Александра столковаться с поляками. Пытаясь добиться от Наполеона обязательства никогда не восстанавливать Польшу, Александр в то я^е время мечтал восстановить ее в своих личных интересах. У него как раз был под рукой один из знатных литовских магнатов, недавно еще состоявший у него министром иностранных дел, князь Адам Чарторыйский. 5 апреля 1810 года Александр имел с ним любопытный разговор, во время которого высказал ему свой план: приобрести расположение поляков великого герцогства, присоединив к их государству восемь, считавшихся польскими, губерний Российской империи. В декабре царь выразил Чарторыйскому желание иметь точные сведения о настроении умов в великом герцогстве и дал ему нечто вроде поручения по этой части. Чарторыйский отвечал письмами, в которых объяснял чувства поляков к Наполеону; он писал императору Александру, что Наполеон хотя и не вполне удовлетворяет поляков, но сумел убедить их, что промедление в удовлетворении их желаний зависит от общего положения дел, а не от его воли, и что при первом же разрыве Франции с Россией Польша тотчас будет восстановлена. Чарторыйский напоминал об услугах, которые Наполеон уже оказал полякам, и указывал на давнее братство по оружию поляков и французов. Единственное средство противодействовать влиянию Наполеона на поляков заключалось в том, чтобы немедленно обеспечить им осязательные выгоды путем, например, присоединения восьми польских губерний России к великому герцогству, с автономией, гарантированной восстановлением конституции 3 мая 1791 года. Александр ответил 11 февраля, предлагая формальные обязательства и обещая требуемое присоединение. «Прокламации о восстановлении Польши должны были предшествовать всему другому».'Царь ручался, что австрийская Галиция наверно будет
