Но в то же время Бубна, отброшенный к реке Эн помощниками Ожеро и к тому же подвергавшийся опасности потерять Женеву, неустанно требовал подкреплений.
25 февраля в 8 часов утра трое монархов снова держали б Бар-сюр-Об военный совет, на который были приглашены Шварценберг, Меттерних, лорд Кэстльри, Нессельроде, Гарденберг, Радецкий, Дибич, Волконский и Кнезебек. Без пререканий решено было послать генералу Бубна сильные подкрепления под командой принца Гессен-Гомбургского. Продолжительные и оживленные споры вызвал вопрос, защищать ли или оставить линию реки Об, так как русский царь настойчиво требовал быстрого наступления. Однако решено было, что главная армия отступит к Лангру, где приготовится или принять бой, если Наполеон будет продолжать двигаться вперед, или возобновить наступление, если прусской армии удастся привлечь к себе французов. Блюхеру решено было предоставить полную самостоятельность; но так как его войско сократилось до 48 000 человек, то совет, по предложению царя, решил предоставить в его распоряжение корпус Вин-ценгероде, находившийся вблизи Реймса, а также и шедший из Бельгии корпус Бюлова. Лорд Кэстльри взялся написать Бернадотту с целью известить его о том, что в общих интересах совет коалиции вынужден усилить силезскую (прусскую) армию корпусами Бюлова и Винценгероде, до того времени причисленными к северной (прусско-шведской) армии; взамен Бернадотту будет предоставлено верховное командование над действующими в Голландии ганноверскими, английскими и голландскими войсками.
На следующий день, 26 февраля, вся русско-австрийская армия переЩла обратно через реку Об.
Силы и расположение армий в день 26 февраля. Общее расположение армий к 26 февраля было следующее. Наполеон, занимавший Труа, располагал 74 000 человек при 350 орудиях; эти войска были сосредоточены между Сеной и Об. Под его натиском главная армия коалиции, сократившаяся до 130 000 человек, отступала к Шалону и Лангру. Слева Блюхер с 48 000 человек, идя по дороге через Куломье, начал крайне рискованное фланговое движение к Парижу; ему грозила тыловая атака со стороны Наполеона, а впереди ждала преграда в виде корпусов Мармона и Мортье, возросших благодаря подкреплениям более чем до 16 ООО человек. Справа от Наполеона Алике, один из наиболее энергичных генералов всей армии, с 2000 человек защищал линию Ионны, массами собирая под свое знамя ополченцев-крестьян. Из Парижа, куда Франция ежедневно высылала офицеров и новобранцев, ежедневно прибывали в армию батальоны, эскадроны и батареи. Наконец, во всех провинциях формировалась национальная гвардия.
На юге Ожеро, располагавший лионской армией в 28 000 человек, решился, наконец, перейти в наступление против 20-тысячного австрийского корпуса генерала Бубна и князя Лихтенштейна. Он разделил свое войско па две колонны.
Левая, под командой Паннетье и Мгонье, отбросила врага за реку Эя, а правая, под командой Маршана, подступила к Женеве, которую 26 февраля готовилась обложить. Ожеро категорически было приказано отбить у неприятеля этот город и затем утвердиться на дороге из Базеля в Лангр, чтобы перерезать операционную линию армии Шварценберга. Эта превосходная операция была задумана Наполеоном; чтобы успешно выполнить ее, требовалась лишь некоторая доля решимости и быстроты.
В Испании маршал Сюгае с 15 ООО человек, сосредоточенными в Фигуэрасе, и с 23 ООО человек, стоявшими гарнизонами в Барселоне, Сагунто, Толедо и других городах, держал на почтительном расстоянии насчитывавший в общей сложности 55 ООО человек англо-испанский корпус лорда Бен-тинка и Копона. Он ждал лишь ратификации Валансейского договора кортесами, чтобы увести во Францию свои отборные войска, закаленные в огне бесчисленных сражений.
По эту сторону Пиренеев 4500 солдат Сульта, сосредоточенные в Байонне и Ортезе, сдерживали у Адура и двух стремительных горных потоков сильную армию герцога Веллингтона, состоявшую из 72 000 англичан, испанцев и португальцев.
За Альпами принц Евгений, только что получивший от императора приказание держаться в Италии, занимал линию Минчио. С 48 000 человек Евгений заставлял 75-тысячное австрийское войско фельдмаршала Бельгарда оставаться в оборонительном положении и принудил Мюрата с его пе- аполитанцами отступить.
На бывшей северной границе генерал Мезон с 15 000 человек искусно и непрестанно тревожил 30- тысячный, состоявший главным образом из пруссаков, корпус принца Сак-сен-Веймарского и генерала Ворстелля, вступая лишь в мелкие схватки, непрерывно находясь в движении, то отступая, то внезапно переходя в наступление. В Мастрихте, в Верг-оп-Зооме, в Антверпене, оборона которого была вверена Карно, в фортах Нового Диеппа, защищаемых адмиралом Верюэ-лем, французы на предложения сдаться отвечали англичанам Грэхема, саксонцам Вальмёдена и голландцам принца Оранского орудийными залпами.
Обильно снабженные провиантом и защищаемые храбрыми гарнизонами укрепления как прирейнские, так и расположенные в других частях Германии: Глогау, Кюстрин, Магдебург, Вюрцбург, Петерсберг, Гамбург, Везель, Майнц, Люксембург, Страсбург, Ней-Брейзах, Фальсбург, Ландау, Гюнин-ген, Бельфор, Men, Саарлуи, Тионвиль, Лонгви, — успешно, противостояли блокаде и штурмам.
От Одера до Об, от Минчио до Пиренеев — всюду французы либо сдерживали вражеские армии, либо преследовали-их.
Грабежи и насилия союзников; крестьянские восстания. В Сен-Жерменском предместье был с точностью предусмотрен день вступления союзников в Париж: вступление должно была произойти 11-го, самое позднее 12 февраля. Но 12 февраля прибыла не неприятельская армия, а военный бюллетень из Шампобера. В настроении общества совершился внезапный поворот: глубокое уныние сменилось беспредельной уверенностью. За три дня курс ренты поднялся с 47 франков 75 сантимов до 56 франков 50 сантимов. Начали посмеиваться над теми, кто сделал запасы продовольствия на случай осады или спрятал золото в погребах. На бульварах, в Палэ-Рояле, снова закипевших шумной жизнью, в снова переполненных зрительных залах все наперебой толковали об одержанных победах и предсказывали новые.
В то время как известия о новых победах окрыляли парижан, в захваченных неприятелем департаментах беззакония союзников, насилия казаков и пруссаков возбудили страстную жажду мести. Обессиленная Франция сначала встретила нашествие без возмущения; она была почти равнодушна к отвлеченпой идее оскорбленного отечества. Чтобы пробудить в ней патриотизм, потребовался грубо- материальный факт иностранной оккупации, со всеми сопутствующими ей невзгодами: реквизициями, грабежом, насилованием женщин, убийствами, поджогами. Занятые союзниками провинции были буквально разорены реквизициями. Труа, Эпернэ, Ножан, Шато-Тьерри, Сане и свыше двухсот других городов и селений были вконец разграблены. «Я думал, — сказал однажды генерал Иорк своим бригадирам, — что имею честь командовать отрядом прусской армии; теперь я вижу, что командую только шайкой разбойников».
Когда вечером после победы, или на другой день после поражения, или просто после какого-нибудь маневра казаки или пруссаки проникали в город, село или усадьбу, там начинались всякие ужасы. Они не только искали добычи; им было по душе сеять скорбь, отчаяние, разорение. Они валились с ног от вина и водки, их карманы были полны драгоценных вещей (на трупе одного казака нашли пять пар часов), их банды и кобуры были до отказа набиты всяким добром, следовавшие за их отрядами повозки были нагружены мебелью, статуями, книгами, картинами. Но и этого им было мало; не имея возможности все увезти, они уничтожали то, что им приходилось оставить — разбивали двери, окна, зеркала, рубили мебель, рвали обои, поджигали закрома и скирды, сжигали сохи и разбрасывали их железные части, вырывали плодовые деревья и виноградные лозы, складывали для потехи костры из мебели, ломали инструменты у рабочих, бросали в реку аптечную посуду, выбивали днища у бочек с вином и водкой и затопляли подвалы.
В Суассоне было сожжено дотла 50 домов, в Мулене — 60, в Мениль-Селльере — 107, в Ножане — 160, в Бюзанси — 75, в Шато-Тьерри. Вельи и Шавиньоне — по 100 с лишним, в Атьи, Мебрекуре, Корбени и Класи — все дома до единого. Соблюдая заветы Ростопчина, казаки всюду прежде всего приводили в негодность пожарные шланги. Яркое зарево освещало сцены, дикость которых не поддавалась описанию. Мужчин рубили саблями или кололи штыками; раздетых догола, привязанных к ножкам кровати, их заставляли смотреть, как насиловали их жен и дочерей; других истязали — секли или пытали огнем, пока они не указывали, где спрятаны деньги[108]. Приходские священники в Монландоне и Роланпоне (Верхняя Марна) были замучены насмерть. В Бюсиле-Лон казаки сунули в огонь ноги некоего Леклерка — слуги, оставшегося сторожить господский дом; а так как он все еще упорно
