справедливости и умиротворения, Ферран Же придал ему характер расплаты и возмездия за прошлое. Не довольствуясь обиняками и умолчаниями, которые встревожили людей, приобревших в эпоху Революции национальные имущества, он, повидимому, поставил себе целью оскорбить всех французов, заявив, что эмигранты «шли по правильному пути».
Беспокойство и недовольство распространились всюду. Единодушие в настроении высших классов сменилось растерянностью. Одни мечтали о графе д'Артуа, другие о герцоге Орлеанском, третьи о республике, о регентстве, о Наполеоне, о принце Евгении. Но роялисты, либералы, якобинцы, бонапартисты, — словом, все сходились на одном: «так дальше жить нельзя!»
Маршал Сульт — глава военного министерства. Заговоры. В декабре военным министром вместо генерала Дюпона был назначен маршал Сульт. Он взялся быстро восстановить дисциплину. Одним из первых его распоряжений было предание военному суду Эксельманса, обвиненного в пяти преступлениях сразу: в сношениях с врагом, в шпионаже, в оскорблении короля, в ослушании и в нарушении присяги. Действительно, Эксельманс написал письмо Мюрату, не имевшее особого значения, и отказался выполнить незаконное приказание военного министра. Обвиняемый был единогласно оправдан военным судом, к великой радости не только всей армии, но и всей либеральной партии, включая г-жу де Сталь, Лафайета и Ланжюинэ.
Этот злополучный процесс, волнение, вызванное в Париже отказом священника церкви св. Роха совершить заупокойное служение по знамепитой актрисе Рокур, отправка в Ренн в качестве королевского комиссара человека, бывшего на самом деле или, может быть, только по слухам предводителем шайки chauffeurs[113], искупительные торжества, состоявшиеся 21 января, проповеди, провозглашавшие анафему «цареубийцам», смутные толки о массовом изгнании из Франции граждан, замешанных в революции, призыв под знамена 60 000 человек (мера эта вызвана была последними вестями с Венского конгресса), наконец, все возрастающая заносчивость дворян-помещиков в деревнях и нетерпимость духовенства — все это довело недовольство и тревогу до крайней степени напряжения. Крестьяне были раздражены, парижские салоны фрондировали, парижские предместья роптали.
В феврале 1815 года недовольные грозили перейти от слов к делу. Вожаки различных партий волновались. Бывший аудитор Государственного совета Флери де Шабулон отправился на остров Эльбу с целью представить императору доклад о состоянии страны, охваченной смутой. Многие из депутатов- конституционалистов, вернувшихся в Париж из провинции, решили, под влиянием царившего на местах возбуждения, отвоевать у правительства серьезные гарантии против произвола министров и требований эмигрантов. Либеральная партия готовилась к энергичной борьбе во время предстоящей сессии, а если нужно — даже к повторению 14 июля.
Бонапартисты и якобинцы, более нетерпеливые и не слишком доверявшие энергии конституционалистов, хотели, наоборот, воспользоваться перерывом в работе палат для того, чтобы произвести насильственный переворот. Уже более полугода тому назад составлен был заговор; его выполнение сначала откладывали со дня на день, потом отказались от него, затем, несколько видоизменив план, снова решили осуществить задуманное. Главным руководителем заговора был Фуше. Попытавшись, подобно многим другим устраненным сенаторам, войти в палату пэров, предложив раз двадцать свои услуги и свою преданность 'Бурбонам, несчетное число раз повидавшись с Витролем, Блака, Малуэ, Бернонвилем, с герцогом д'Авре, этот трагический Скапен задумал свергнуть короля за то, что король медлил назначить его министром. У него было несколько совещаний с Тибодо, Даву, Мерле-ном, Реньо, Друэ д'Эрлоном, братьями Лаллеман и другими. Фуше хотел завербовать и Карно, популярность которого упрочилась благодаря Письму к королю. Но бывший член Комитета общественного спасения относился слишком недоверчиво к бонапартистам и слишком презрительно к герцогу Отрантскому (Фуше). Карно жил отшельником. В последний момент Даву заявил, что отказывается принять участие в заговоре. Пришлось действовать без него. Было решено, что по сигналу из Парижа восстанут все войска, которые входили в состав 16-го военного округа и могли быть увлечены Друэ д'Эрлоном. В походе они захватят расположенные по пути их следования гарнизоны и проникнут в Париж, где их поддержат офицеры, состоявшие на половинной пенсии, и население рабочих предместий. Рассчитывали, что парижский гарнизон не пойдет в бой за короля, а Фуше гарантировал по меньшей мере нейтралитет национальной гвардии.* Полагали, что сопротивление будет оказано лишь лейб-гвардией и дежурными мушкетерами, а это было нестрашно.
Любопытнее всего то, что весь этот превосходный план был затеян прежде, чем достигли соглашения о конечной цели самого заговора. Регентство, которое удовлетворило бы почти всех, становилось невозможным, потому что Франц I и его советники не обнаруживали никакого желания выпустить из Австрии маленького римского короля (сына Наполеона), а Наполеон все еще находился на острове Эльбе. Поэтому бонапартисты предлагали просто-напросто вновь провозгласить Наполеона императором и отправить за ним правительственное вестовое судно. Патриоты, к которым причисляли и Фуше, «цареубийцы» и многие генералы отвергали самую мысль о призвании Наполеона. Они хотели «заставить» герцога Орлеанского принять власть. Ввиду трудности соглашения и необходимости действовать, пререкания пока были оставлены. Общая ненависть объединяла этих людей, коренным образом расходившихся в остальном. Важно было свергнуть Бурбонов, а там уж видно будет, что делать дальше.
Наполеон на острове Эльбе. Высадившись 4 мая в Порто-Феррайо, Наполеон, начиная с 7-го числа, объезжал верхом весь остров, посещая копи и солеварни, осматривая оборонительные сооружения, а затем занялся устройством своих новых владений. Его необычайная жажда деятельности, с таким трудом подавляемая во время пребывания в Фонтенебло, нашла себе применение в этом маленьком деле, которое он в дни своего могущества поручил бы простому полевому сторожу.
Под властью французов остров Эльба числился супрефектурой Средиземноморского департамента. Наполеон превратил супрефекта Бальби в интенданта острова, Друо назначил губернатором, а своего походного казначея Пейрюса — главным казначеем. Таким образом, Бальби
«Это будет остров отдохновения», — заявил Наполеон при высадке. А между тем, по крайней мере в течение первых шести месяцев, он проявлял почти лихорадочную деятельность. Повинуясь своему организаторскому гению, побуждавшему его накладывать свою печать на все, к чему бы он ни прикоснулся, он задумал преобразить весь остров. Он организовал таможню, акциз, гербовый сбор, установил ввозную пошлину на хлеб, за исключением хлеба, предназначенного к потреблению в Порто-Феррайо, снова отдал на откуп солеварни и заколы для рыбной ловли. Он устроил лазарет, соединил богадельню с военным госпиталем, проложил дороги, построил театр, расширил укрепления, подновил казармы, насадил виноградники, занялся акклиматизацией шелковичных червей, раздачей земельных участков, поощрял крестьян распахивать невозделанные до того времени земли, оздоровил и украсил город, который был теперь вымощен, снабжен водой и окружен аллеями тутовых деревьев.
Наполеон и не думает выполнять обещание, данное им в Фонтенебло солдатам старой гвардии, а именно: «Описать великие дела, совместно совершенные». Этим займется впоследствии пленник острова св. Елены. Властитель острова Эльбы еще слишком полон кипучей энергии, чтобы писать что-нибудь, кроме приказов. Он распоряжается, организует, сооружает, надзирает, ездит верхом, стараясь забыться в этой беспрестанной тревоге, которая дает ему иллюзию деятельности.
Нарушение договора, заключенного в Фонтенебло. Первые месяцы Наполеон ждал прибытия императрицы и своего сына. Он рассчитывал, что Мария-Луиза будет жить поочередно в Парме и на острове Эльбе. Так как во время переговоров в Фонте яебло даже не было высказано предположения о разводе, то, по видимому, само собой разумелось, что отречение от престола никоим образом не может
