криками. Возгласы «Да здравствует император!» перемежались с возгласами: «Долой попов! Смерть роялистам! На эшафот Бурбонов!» «Можно было подумать, что опять наступил канун 1793 года», — говорил один офицер.
Возвращение Наполеона начинало волновать всю Францию. За два дня рента пала на пять франков. Это внезапное падение как нельзя лучше характеризовало настроение буржуазии. В Париже, как и в провинции, имущие классы, недовольные правительством и в последние месяцы фрондировавшие, теперь становились искренними союзниками Бурбонов. В обеих палатах, в парижской национальной гвардии, состоявшей из людей с имущественным цензом, господствовало то же негодование, та же вражда против Наполеона. Но в огромном большинстве департаментов масса населения, городские рабочие и крестьяне стояли за императора, который в их глазах олицетворял принципы революции. Что касается солдат, то одни не скрывают своей радости; крича «Да здравствует император!», они подбрасывают в воздух свои соломенные тюфяки, срывают белые кокарды и предсказывают скорое возвращение «маленького капрала» в Тюильри; другие сохраняют спокойствие, но по мнению генералов «испытывать их верность было бы весьма рискованным предприятием». Маршалы Франции и почти все генералы, состоящие на действительной службе, в отчаянии. Они негодуют на Наполеона за то, что он поставил их в такое положение, когда приходится либо стрелять в него, либо нарушить данную королю присягу. Чтобы подбодрить себя, они обращаются к войскам с неистовыми приказами. Сульт заявляет, что Бонапарт — не более как авантюрист; Журдан называет его «врагом общества», Рей — «безумным разбойником», Пакто — «кровожадным чудовищем»; Кюрто заявляет, что он хотел бы «убить его собственными руками»; Ней обещает привезти его в железной клетке. Штабы точно так же пламенно стоят за Бурбонов, но многие полковые командиры и большинство офицеров разделяют чувства солдат.
Военный заговор на севере; измена маршала Нея. Фуше узнал о высадке Наполеона почти одновременно с самим Людовиком XVIII. Он был крайне раздосадован этим, но не такой он был человек, чтобы дать событиям свершаться, не стараясь извлечь из них какой-нибудь выгоды. Он думал, что у него хватит времени для действия. Усилением движения среди военных, затеянного в феврале, установлением временного правительства, призывом к национальной гвардии и ко всей стране он надеялся воспрепятствовать вступление Наполеона в Париж. Если бы, наоборот, бонапартистское движение увлекло народ и армию и привело бы к возвращению Наполеона на престол, Фуше рассчитывал изобразить дело так, будто он работал в пользу Наполеона. Во всяком случае, он твердо решил итти с победителями и использовать обстоятельства.
Вечером б марта Фуше вызвал к себе генерала Лаллемана и, ничего не сообщив ему о возвращении императора, убедил его в том, что двор что-то подозревает и что нужно немедленно привести февральский замысел в исполнение, чтобы предупредить репрессии. Лаллеман отправился в Лилль, где один из главарей заговорщиков, Друэ д Эрлон, командовал войсками под верховным начальством командира 16-го военного округа Мортье. Воспользовавшись отсутствием Мортье, д'Эрлон 7 марта разослал приказ расположенным в округе полкам немедленно отправиться в Париж. Инструкции эти составлены были в такой форме, что начальники частей, не участвовавшие в заговоре, могли подумать, будто передвижение совершается по приказу военного министра. Это заблуждение предполагалось рассеять, находясь уже в пути. Несколько полков выступили 8 и 9 марта. Внезапное возвращение Мортье смутило д'Эрлона, и 8 марта он поторопился отменить отданный им накануне приказ. Войска, за исключением королевских стрелков (бывших гвардейских конных стрелков), повернули назад. Стрелки дошли до Компьеня, но в результате небольшой стычки и они, в свою очередь, вернулись обратно.
В то время как это движение терпело неудачу, маршал Ней прибыл в Лон-ле-Сонье, где находилась его главная квартира. Он все еще был сильно раздражен против «человека с острова Эльбы и его безумного предприятия». Но вокруг него все предвещало отпадение вверенных ему войсковых частей. 14 марта 76-й линейный полк, шедший во главе его небольшой армии, перешел на сторону Наполеона. Другие полки готовы были последовать этому примеру. Ней, увлеченный общим порывом, признал императора и привел ему свои войска.
Возвращение Наполеона в Тюильри. Тщетно Людовик XVIII заменяет Сульта Кларком; тщетно на заседании 16-III, где присутствовал король, его приветствуют обе палаты; тщетно созывает он генеральные советы, призывает к оружию 3 миллиона солдат национальной гвардии, сосредоточивает одну армию, под командой герцога Беррийского, в Вильжюиве, другую, под командой герцога Орлеанского, — на севере: Наполеон, как он сам это предсказал, продолягает свой путь без единого выстрела. Армия его растет с каждым переходом, вследствие присоединения посланных против него полков. Дорогой за ним идет толпа крестьян; обитатели каждой деревни провожают императорское войско до ближайшей деревни, где их сменяет новый поток народа. 13 марта Наполеон выступает из Лиона и ночует в Маконе, 14-го он в Шалоне, 15-го в Отене, 16-го в Аваллоне, 17-го в Оксере, 19-го в Пон-сюр-Ионн. 20-го утром он прибывает в Фонте-небдо. В тот же день, в 9 часов вечера, он водворяется в Тюильри. Над дворцом, накануне покинутым Людовиком XVIII, уже с полудня развевалось знамя революции и империи.
Оценка этих событий. Восстановление Империи рассматривается обыкновенно как результат чисто военного движения, сходного с мятежами преторианцев или с испанскими пронунсиаменто[116]. Это совершенно не соответствует истине. Переворот 1815 года — народное движение, поддержанное армией. Революционная эмблема — трехцветная кокарда 1789 года — увлекла народ, уязвленный заносчивостью, угрозами, требованиями священников и дворян, претендовавших на возвращение им их имуществ. Солдаты, по прежнему оболгавшие своего императора, трепетали при мысли, что им придется стрелять в него, и давали себе клятву не делать этого, но, утратив в силу долгой привычки к дисциплине собственную волю, не высказывались открыто, пока не почувствовали поддержки со стороны населения.
Повсюду во Франции, по крайней мере в течение первых двух недель, — а ведь позднее дело уже было решено, — отпадению войск предшествовали манифестации крестьян и рабочих. 1 марта солдаты 87- го полка заключают в Антиб-скую цитадель 25 гренадеров старой гвардии; на другой день жители Грасса приносят императору фиалки. Население Гапа не дает генералу Ростоллану принять меры к обороне города от Наполеона; генерал отводит свои войска в Эмбрен; они послушно идут за ним, — а тем временем в покинутом ими городе уже приветствуют Наполеона. В Сен-Бонне хотят бить в набат, чтобы собрать тысячу вооруженных горцев в подкрепление маленькому эльбскому отряду. В ущелье Лаффрэ крестьяне раздают воззвания императора солдатам 5-го линейного полка; те вначале не решаются брать их. Против войск генерала Маршана, двигающихся в авангарде императора, выступают 2000 жителей Дофине, вооруженных вилами и старыми ружьями. Гренобльские ворота высаживают каретники. Баррикаду на Лионском мосту разрушают рабочие из предместья Гильотьер, занятые в шелкоткацкой промышленности. В Вильфранше нет ни одного солдата, зато тысячи крестьян ждут императора у «дерев свободы». Рабочие города Невер призывают к отложению проходящие через город полки. В Шалон-сюр-Сон народ останавливает артиллерийский обоз, лредназначенный для армии графа д Артуа. «Во Франш-Конте, — говорит подполковник Прешан, — войска можно было бы удержать, если бы их оставить в казармах; но как только они пришли в соприкосновение с народом, все было потеряно». Полковник Бюжо писал военному министру: «Я беру на себя ответственность за то, что остановил свой полк в Аваллоне. Если бы я двинулся дальше, мне пришлось бы опасаться, как бы дух населения не заразил моих солдат, до сего времени хорошо державшихся». Префект департамента Эна в ужасе сказал Нею: «Мы присутствуем при новой революции».
Ненависть крестьян к старому порядку и преклонение солдат перед императором объединили их в общем деле. Народ и армия охвачены были одним и тем же порывом и, безраздельно доверяя друг другу, рука об руку шли навстречу Наполеону. Вот в чем объяснение его столь легкого и быстрого успеха, этого поразительного триумфального шествия от бухты Жуан до Парижа.
С этой точки зрения возвращение с острова Эльбы — эпическое событие, которое называли «одним из самых удивительных подвигов, о каких когда-либо повествовали история и мифология» — несколько теряет свою «чудесную» окраску. Не все было достигнуто только одним обаянием «серого сюртука». Если принять во внимание дух, господствовавший в то время в народе и в армии, то создается мнение, что предприятие императора не могло не увенчаться успехом. С той минуты, как Наполеону удалось ступить на французскую территорию ему уже никого не приходилось опасаться, разве лишь нескольких бригад жандармерии, шаек
