фанатиков-провансальцев да королевской гвардии. 1100 человек было достаточно для защиты от жандармов. Выбрав путь через Альпы, Наполеон: ускользал от провансальцев. Что касается королевской гвардии, то, чтобы добраться до Лиона, ей надо было совершить двенадцать десятимильных переходов. Прежде чем она смогла бы вступить в дело, батальон острова Эльбы успел бы превратиться в маленькую армию.
Не раз было сказано, что одного ружейного выстрела иа рядов войска было бы достаточно, чтобы остановить продвижение Наполеона. Это возможно, но не бесспорно, потому что старая гвардия наверное не ответила бы на этот выстрел, и сражение все-таки было бы избегнуто. Во всяком случае» вызвать этот роковой по своим последствиям выстрел было бы делом весьма трудным. В ущелье Лаффрэ капитан Рандон отдал команду стрелять, однако не выхватил у солдата, ружья и не выстрелил сам. На гренобльских бастионах у пушек, заряженных картечью, стояли и офицеры-роялисты. Но ни у одного из них нехватило решимости поднести к орудию зажженный фитиль. Они знали, «что будут растерзаны в клочья своими же канонирами». В Лионе Макдональд не нашел человека, готового выстрелить первым, ни среди солдат милиции, ни среди королевских волонтеров, ни даже — за деньги — среди подонков населения; и хотя маршал дал себе слово сделать это лично, однако он, так же как и все другие военачальники, утратил решимость, когда, окруженный своими мятежными полками, встретился лицом к лицу с императорским авангардом и услыхал в поднявшем возмущение городе громкие клики народа «Да здравствует император!»
ГЛАВА XIII. СТО ДНЕЙ. ПОСЛЕДНЯЯ БОРЬБА. ВАТЕРЛОО
Бонапартистская реставрация. Вернувшись в Тюильри, Наполеон поторопился переменить декорацию. Дамам императорского двора, с восторгом приветствовавшим его в достопамятный вечер 20 марта, пришлось лишь сорвать прикрепленные повсюду бурбонские лилии, из-под которых опять выступили наружу наполеоновские пчелы. Император снова призвал прежних своих советников. Маре. опять стал статс-секретарем, Декрэ вернулся к управлению флотом, Годэн сделался министром финансов, Молльен — главным казначеем. Камбасересу временно поручено было министерство юстиции. Кларк удалился вместе с Людовиком XVIII; после недолгих колебаний военное министерство принял Даву. Но Савари отказался от министерства полиции. Опять всплыл Фуше. Он делал вид, что участвовал в заговоре в пользу Наполеона; со всех сторон императору внушали, что Фуше — незаменимый человек. Ничуть не обманываясь на его счет, Наполеон, однако, оставил его при себе, чтобы лучше следить за ним. Можно сказать, что, поступив таким образом, Наполеон поселил измену в собственной своей прихожей. Коленкур, честнейший человек, чувствовал, что вскоре снова загрохочут пушки, — ему хотелось опять приняться за военное ремесло. Наполеон воззвал к его преданности, и Коленкур согласился взять на себя руководство иностранными делами. Карно сделался министром внутренних дел: его приглашение являлось уступкой либеральной партии.
Сопротивление на местах; восстание в Вандее. Наполеон был пока еще признан только в тех департаментах, через которые он прошел. Но весть о его триумфальном шествии облетела всю Францию. Всюду вновь появлялась трехцветная кокарда, а белое знамя исчезало. Это происходило с быстротой молнии. Эксельманс преследовал королевскую гвардию по пятам вплоть до самого Лилля, где она была, наконец, рассеяна. Мортье, некоторое время колебавшийся, изъявил покорность императору. Сюше добился того, что власть Наполеона была единодушно признана в Страсбурге; того же достигли Журдан — в Руане, Ожеро — в Валенсии, адмирал Вуве — в Бресте. Сопротивление на местах было быстро сломлено.
В Бордо герцогиня Ангулемская — «единственный храбрый человек во всей королевской семье» — объезжала казармы, тщетно пытаясь вызвать клики «Да здравствует король!» Ей пришлось вместе с мэром Леншем снова уйти в изгнание. Клозель провозгласил в Лионе власть императора. В Тулузе Витроль и герцог Ангулемский пытались устроить центральное правительство и набрать рекрутов-роялистов. Записалось несколько дворян и студентов. Но* как только роялистские заправилы покинули Тулузу, там водружено было трехцветное знамя: генерал Шартран заставил признать Наполеона во всем верхнем Лангедоке.
Область Роны оказала более продолжительное сопротивление: при содействии генералов Компана и Эрнуфа Массена организовал отряд роялистов, который двумя колоннами прошел вверх по берегам Роны и при Лориоле разбил небольшой отряд солдат, верных императору. Но роялисты были хозяевами только в своем постоянном лагере (в бассейне Роны). Всюду вокруг них вспыхивали восстания. Груши, посланный в Лион, принял энергичные меры к подавлению каких бы то ни было волнений. Роялисты, оттесняемые все далее и далее, вынуждены были капитулировать в Ла Палюд (8 апреля). Герцогу Ангулемскому, которого, невзирая на капитуляцию, думали одно время удержать в качестве заложника, было разрешено сесть на корабль в Сетте. Массена принес повинную.
В Вандее сопротивление грозило перейти в гражданскую войну. Прежде всего герцог Бурбонский и генерал д Оти-шан разожгли старинную ненависть «белых» (роялистов) к «синим» (так назывались республиканские войска, усмирявшие Вандею в эпоху революции). Стали формироваться отряды шуанов; роялисты умело использовали ненависть местного крестьянства к военной службе. Твердость генерала Фуа смутила роялистов. Герцог Бурбонский морем отплыл в Испанию; в пять дней мир был восстановлен. Но несколько позднее другое, более опасное восстание вызвало сильное беспокойство: д'Отишан, Сюзанне и Сапино подняли ряд областей; пламя восстания охватило Вандею, Бретань, Анжу я Мэн. Масса бродяг, нищих, предпочитавших «искать хлеб, лишь бы не зарабатывать его», восстали под знаменами короля. Для командования этой шайкой Людовик XVIII послал молодого маркиза де Ларош-Жаклена; в течение всего апреля летучие отряды солдат, жандармов и пограничников ничего не могли с ней поделать, — города находились в опасности. Маршала Даву умоляли не посылать в армию частей из западных областей, известных своим отвращением к рекрутскому набору. Фуше, обещавший императору покончить с этим восстанием, поручил графу де Маларти, бывшему начальнику штаба мэнской армии, убедить мятежных вождей, что восстание пока еще преждевременно, что оно скорее повредит, нежели принесет пользу Бурбонам; Маларти сумел добиться замирения. Один только Ларош-Жаклен продолжал сражаться; он был убит во время стычки с колонной генерала Траво (май 1815 г.). Вся остальная Франция, казалось, признала Империю.
Состояние общественного мнения. Удержаться новому правительству было гораздо труднее, чем заставить признать себя. Бурбоны раздражали всех. Наполеон старался не раздражать никого; он не сместил назначенных Бурбонами чиновников, рассчитывая, что его успех привлечет их к нему. Можно, вообще говоря, в несколько дней произвести революцию в целой стране, но требуется много времени на создание нового административного аппарата. Префекты Людовика XVIII, из которых, впрочем, многие служили уже Наполеону, остались на местах и поддерживали его без особого усердия. Мэры почти все были представителями знати, настроенной вра-ясдебно; духовенство было определенно враждебно настроено против императора. Наполеона поддерживали привязанность народа и преклонение армии. Против него были правящие классы, ставившие ему в вину иноземное нашествие и расчленение Франции — бедствия, являвшиеся, по их мнению, результатом его деспотизма.
Смелое предприятие Наполеона удалось, но Франция скоро одумалась. Стали побаиваться неизбежных для предстоящей войны рекрутских наборов. Многие новобранцы не являлись в свои части, целый ряд общин отказался выставить требуемое количество рекрутов. Париж был относительно спокоен; буржуазия, настроенная враждебно, молчала; предместья, очень расположенные к Наполеону, ждали поворота к якобинской политике. Императора два раза приветствовали восторженными кликами — в опере и во Французском театре. Но в его отсутствие в театре возникли беспорядки, сопровождавшиеся свалкой: некоторые зрители требовали Марсельезу или Qaira, другие свистали. Цензура была отменена особым декретом, но Фуше путем негласных переговоров с редакторами главных газет обеспечил умеренность печати. Однако он допускал нападки в роялистских газетах на распоряжения правительства — под тем предлогом, будто не следует оставлять публику в неведении относительно всей распространяемой лжи и клеветы: пусть сама публика по достоинству все оценивает. Париж был наводнен целым потоком пасквилей,
