правительство посадило его в тюрьму[69]. Кантакузен также бежал в Бессарабию. Остатки отряда рассеялись или были перебиты турками. Для дунайских же княжеств наиболее осязательным результатом ипсилантиевской авантюры было опустошение их турецкими войсками; ареной таких опустошений они уже были и должны были надолго еще остаться.
Восстание в Греции. Если румынская нация осталась глуха к призывам Ипсиланти, то совсем иначе обстояло дело с греками, которые давно уже ждали только сигнала к восстанию. С первых же дней апреля революционное движение с быстротой молнии охватило все греческое население. Не потребовалось даже никакого согласования действий между отдельными провинциями или городами. Каждый округ вооружался самостоятельно во имя отечества и религии, не задаваясь вопросом, найдет ли его пример подражание. Не отказываясь также и от разбоя, клефты повсюду, на суше и на море, дрались как герои и проявили истинно гражданскую доблесть. Вследствие растерянности и бессилия турок, почти все силы которых были сосредоточены в Албании или Румынии, инсургенты за несколько месяцев сделались господами почти всей Греции. Успехи их были невелики в Фессалии и Македонии, где Хуршид и его помощники в состоянии были дать им надлежащий отпор, но зато восстание победоносно распространилось в Пелопонесе, где в руки инсургентов (в августе — октябре) попали Наварин, Монемвазия, Триполица; в то же время повстанцы через Мисолунги, Салону и Фивы сильно укрепились в континентальных провинциях; волнение начало охватывать и Эвбею, а около двухсот кораблей, вооруженных купцами Гидры, Специи и Псары, направлялись через острова Архипелага, готовые водрузить знамя независимости даже на берегах Малой Азии.
Но, несмотря на все эти успехи, дело греческой свободы далеко еще не было выиграно. Греческая нация, так громко требовавшая признания своих прав, лишена была организации и руководства. Прежде всего ей нужны были законы и правительство. Князь Димитрий Ипсиланти прибыл, правда, в июне, чтобы принять командование от имени своего брата, а так как в то время последнего считали еще победителем, вожаки морейских отрядов в течение некоторого времени признавали его власть. Но когда имевшие место в Румынии события стали известны, власть эта стала чисто номинальной. Впрочем, греки вовсе и не намерены были подчиняться России, интересам которой явно служил вождь Гетерии. Прежде всего они хотели быть независимыми. Эту-то независимость Греции и провозгласило перед лицом всей Европы национальное собрание, созванное в Эпидавре 1 января 1822 года, выработавшее временную конституцию. Эта конституция провозгласила национальный суверенитет, равенство граждан перед законом и свободу вероисповеданий. Она учредила сенат, состоявший из выбранных на один год депутатов, и исполнительный совет из пяти членов, избираемых также на год этим собранием из лиц, в него не входящих. Исполнительный совет назначал министров, ответственных перед сенатом. Сначала председательство в этом правительстве было предоставлено князю Александру Маврокордато, просвещенному дипломату и либералу, симпатии которого склонялись скорее к западным державам (особенно к Англии), чем к петербургскому кабинету.
Организация Греции едва лишь успела наметиться в самых общих чертах, как это хрупкое здание чуть было не оказалось опрокинутым мощным натиском Турции. При известии о вторжении гетеристов в дунайские княжества, а особенно при известии о греческой революции мусульманский фанатизм вспыхнул во всей империи ярким пламенем. Константинопольский патриарх был повешен во всем своем торжественном облачении, а восемьдесят епископов или архимандритов были умерщвлены. Христианские церкви подверглись разграблению или разрушению. Тысячи христиан погибли насильственной смертью. В 1821 году на островах Кипре и Крите, в Кидонии и во многих других пунктах произошла страшная резня. В апреле 1822 года капудан-паша Кара-Али прибыл с флотом, чтобы снова подчинить турецкому игу остров Хиос, который недавно объявил себя сторонником Греции. Этот веселый и цветущий уголок был залит кровью. 23 000 жителей острова были вырезаны, а 47 000 проданы в рабство. В то же время Хуршид-паша, вступивший, наконец, в Янину и пославший Махмуду голову Али Тепе де ленского, обратил все свои силы против греческих инсургентов. Фессалия, Беотия и Аттика были преданы огню и мечу. Западная Греция была опустошена; Маврокордато, разбитый при Пете (16 июля), отступил вместе с сулиотом Марко Боцарисом до города Мисолунги, где вскоре и был осажден. Наконец, 30 000 турок под предводительством Драмали угрожали Пелопонесу страшным разрушением. Казалось, что Греция окончательно погибла; но ее героизм и неумелый образ действий ее врагов спасли ее. Все силы Морей собрались вокруг Колокотрониса; неутомимый паликар тревожил пашу неожиданными нападениями, изолировал его, отрезал подвоз продовольствия, блокировал — ив несколько месяцев турецкая армия растаяла и исчезла. В январе 1823 года Навнлия, Коринф и Афины были во власти греков. Осада Мисолунги была снята. И, наконец, турецкий флот, который не в силах был уберечься от брандеров, пускаемых смелыми моряками Псары и Гидры (Канарис, Миаулис, Томбазис и др.), с позором возвратился в Дарданелы.
Греческая революция и дипломатия до Веронского конгресса. Греция дала доказательства своей энергии и жизнеспособности, и Европа, которая впоследствии должна была цризнать за ней право на самостоятельное национальное существование, поступила бы благоразумнее, если бы тогда же признала ее независимость. Но дипломатическое соперничество, которое можно было легко предвидеть, в течение долгого времени мешало державам это сделать.
Возвратившись в Россию, Александр, который, как ему казалось, принес уже достаточно жертв политике Меттерниха, высказав в угоду ему неодобрение Ипсиланти, и видя, насколько дело греков популярно в России, снова стал поддаваться влиянию Каподистрии. Не довольствуясь возобновлением старого русско-турецкого спора, он нашел новый источник неудовольствия против султана в тех насилиях, которым подвергались тогда христиане в Турецкой империи. 28 июня 1821 года он потребовал за себя и за весь «христианский мир» удовлетворения в высокомерном ультиматуме, после которого обратился к европейским великим дерясавам с запросом: 1) какую позицию они намерены занять в том случае, если между Россией и Турцией вспыхнет война и 2) какую систему намерены они предложить вместо турецкого господства, если это господство в результате войны будет свергнуто? Затем 8 августа он отозвал своего посланника из Константинополя. В этот момент царь, по видимому, твердо решил ниспровергнуть турецкое владычество. Он предлагал Франции значительную долю из турецкого наследства[70]. На Австрия и Англия решительнее, чем когда бы то ни было, воспротивились его проектам. После долгого промедления оба эти двора сделали русскому императору представления по смыслу которых выходило, что поддержка Греции равносильна поддержке революции, а на поставленный им вопрос, ответили, что они не допустят, чтобы между Россией и Турцией вспыхнула война. Этого было вполне достаточно для того, чтобы поколебать решимость Александра. Впрочем, его расположение к грекам значительно охладело, когда он увидел, что они удалили от власти Димитрия Ипсиланти, провозгласили национальный суверенитет и приняли конституцию насквозь проникнутую принципами революции. Царь очень желал, чтобы образовалось греческое государство, находящееся под покровительством России, но мысль о независимой Греции вовсе ему не улыбалась. Кроме того, натолкнувшись на сопротивление Англии и Австрии и не имея возможности рассчитывать на Пруссию, которая в то время приспособляла свою политику к политике Австрии, он считал возможным затеять восточную авантюру лишь при содействии Франции. А Франция, где агитировали карбонарии, бывшие тогда полными господами в Испании, не располагала достаточной свободой действий. Главным стремлением Бурбонов было в то время вызвать контрреволюцию по ту сторону Пиренеев в ожидании, когда это же самое можно будет проделать по эту их сторону, у себя дома. С 1822 года эта забота овладела также и всеми помыслами Александра. Таким образом, не заключая с Турцией полного мира, он в середине этого года стал смотреть на нее несколько снисходительнее и довольно благосклонно отнесся к развлекавшим его конференциям, происходившим в Вене с июня по сентябрь и имевшим целью оттянуть греческий вопрос. Он пошел даже на открытый разрыв с Каподистрией, который перестал быть его министром и удалился в Женеву, где жил в качестве частного лица.
Таким образом, открывшийся в октябре 1822 года Веронский конгресс, на который греки возлагали некоторые надежды, не выказал никакой симпатии греческому восстанию. В деле улаживания своих разногласий с Турцией царь полагался теперь на добрые услуги Австрии и Англии. Что же касается греков, то Александр, подобно прочим государям, выражал неодобрение их восстанию, объявлял их недостойными своей благосклонности и не настаивал на допущении их делегатов (дожидавшихся в качестве просителей в
