конечная ее победа неизбежна. А раз Греции наверное предстоит победа, то нельзя допустить, чтобы она считала себя обязанной своим успехом державе, являющейся соперницей Англии. Поэтому Англия должна быть готова в решительный момент взять в свои руки руководство движением для того, чтобы, во-первых, отнять это руководство у России, а во-вторых, придать делу оборот, сообразный с британскими интересами, и воспрепятствовать окончательному разрушению Оттоманской империи. Прибавим, что Каннинг понимал необходимость считаться не только с общественным мнением (которое в Лондоне, как и повсюду, было решительно настроено в пользу греков), но и с английскими капиталами, вложенными в греческую революцию. Наконец, до английского министра доходили слухи, что французские филэллины предлагали инсургентам в короли какого-пибудь французского принца, например, сына герцога Орлеанского[73]. Англия должна была позаботиться о том, чтобы ее не предупредили другие. Этим и объясняется перемена ею политического фронта.
Александр ждал окончания испанской войны, чтобы снова подвергнуть обсуждению Священного союза свой старый спор с Турцией[74], причем теперь, как и прежде, он связывал его с вопросом об умиротворении Греции. Но Англия предложила ему до проектируемых им совещаний представить свои соображения относительно реорганизации этой страны, и царь, попавшийся на удочку, заявил (в январе 1824 года), что, по его мнению, восставшие области должны быть разделены на три группы (Западная Греция, Восточная Греция и Морея), каждая из которых будет превращена в вассальное княжество Порты на таких же приблизительно условиях, как Молдавия и Валахия. Подобное предложение должно было в одно и то же время привести в раздражение и султана, который требовал от своих подданных безусловного повиновения, и греческую нацию, которая с негодованием отвергала всякую мысль о дроблении Греции и о вассальном ее подчинении Турции. Этим проектом русское правительство обнаружило собственные своекорыстные стремления. Из этой программы явствовало, что оно, конечно, стремится к потрясению или разрушению Оттоманской империи, но что оно не желает допустить образования на Балканском полуострове достаточно свободного и достаточно сильного государства, способного обходиться собственными силами и не нуждающегося в покровительстве России. Можно себе представить, как широко был использован английскими дипломатами подобный документ как в Навплии, так и в Константинополе!
Теперь английское правительство начало выказывать грекам явную благосклонность. Оно признало за ними право блокады, позволило им снабжаться продовольствием на Ионических островах и открыто благоприятствовало филэллинам. Русский проект о дроблении Греции на три куска был разоблачен в июне 1824 года. Так как правительство Навплии сочло нужным ответить на него протестующей нотой, которую оно (в августе) адресовало главным образом лондонскому кабинету, Каннинг сообщил ему в ноябре, что если грекам это непременно понадобится, то Англия не откажет им в своем посредничестве. При этом английское правительство отказалось принимать участие в Петербургской конференции по греческому вопросу. Открывшаяся, наконец, в феврале 1825 года эта конференция, бесплодность которой в достаточной степени могла быть обусловлена хотя бы только коварством австрийского правительства, закончилась в апреле плачевным фиаско. Но шаги, которые вслед за тем были предприняты царем, перед каждой из великих держав в отдельности, с тем, чтобы получить разрешение на вмешательство в греческие дела, тоже не увенчались успехом.
Напротив, влияние Англии, которая имела теперь на своей стороне общественное мнение Греции, продолжало безостановочно возрастать. Мы уже видели выше, что к концу июня 1825 года дело греческой независимости казалось окончательно проигранным. Но через несколько дней Европа с изумлением узнала, что Греция на время избегла уничтожения. Ибрагим, занесший уже руку для окончательного удара, вдруг остановился. Навплия была спасена, и в июле египетская армия повернула обратно к Триполице и Наварину. Неожиданный этот поворот был вызван заявлением английского офицера, коммодора Гамильтона, которому, без сомнения, английское правительство разрешило пригрозить паше возможностью британского вмешательства.
Царь, огорченный и раздосадованный неудачей своей политики, вскоре после этого (в августе) заявил, что отныне умиротворение Греции отступает для него на задний план, что он больше не обращается к Европе ни с какими предложениями и только оставляет за собой право получить от Турции удовлетворение своих требований. А если это удовлетворение не будет ему, наконец, дано, он уже собственными силами постарается его добиться. Решится ли он осуществить свою угрозу, не останавливаясь даже перед войной — этого никто не знал. Но на всякий случай Англия старалась принять меры предосторожности. Организованный в Греции вскоре после отступления Ибрагима сбор подписей, вылился в форму прошения, адресованного в августе лондонскому двору и выражавшего пожелание, чтобы Англия официально приняла под свое покровительство греческий народ и дала ему короля. Принц Леопольд Саксен-Кобургский, признанный протеже Англии, почти открыто предназначался занять место будущего главы нового государства. Таким образом, Каннинг добился своей цели: Греция отдавала свою судьбу в его руки. Восточный вопрос отныне не мог быть разрешен ни вопреки Англии, ни без ее участия. Казалось даже, что скоро в его разрешении ей одной будет принадлежать решающая роль.
Лондонский двор не счел удобным ответить формальным согласием на адресованную ему петицию, ибо это означало бы ссору с Турцией, чего Англия ни в коем случае не хотела. Но она не хотела также обескураживать греков. Она дала им зпать (в октябре), что если в данный момент и не может дать своего согласия на их просьбу и нарушить по отношению к ним, равно как и по отношению к туркам, принятую ею систему благожелательного нейтралитета, то, тем не менее
Мисолунги и Афины (1826–1827). Между тем военные действия в Греции продолжались, и если этой стране удалось на время избежать неминуемой катастрофы, то далеко еще нельзя было сказать, чтобы она была застрахована от всякой опасности. В течение еще почти двух лет положение на военном фронте оставалось для нее неблагоприятным.
В конце 1825 года правительство Навплии не имело денег для уплаты жалованья своим войскам, которые разбегались или беспощадно грабили страну. Флот почти совершенно обессилел из-за отсутствия дисциплины среди матросов и из-за их побегов со службы. Колокотронис и его шайки нанесли Ибрагиму во время его отступления значительный урон. Но еще больше вреда они причинили Пелопонесу. Греки, не успевшие оправиться от тревоги, вызванной осадой Навплии-, с тоской обратили свои взоры на Мисолунги. Если этот оплот Западной Греции падет под ударами неприятеля, то Решид-паша в самом непродолжительном времени окажется под стенами Афин; а если Афины в свою очередь падут, то он сможет напасть на Морею, и еще вопрос — захочет ли и сможет ли Англия спасти Грецию и на этот раз.
Город Мисолунги, куда укрылись сулиоты и греки, бежавшие из Эпира, Акарнании и Этолии, насчитывал тогда около 15 000 жителей, в том числе 5000–6000 человек, способных носить оружие; уже около 8 месяцев город сопротивлялся атакам Решид-паши с героизмом, вызывавшим восхищение всей Европы. Но в декабре румели-валиси получил подкрепления от Ибрагима, который принял главное руководство осадой, и с этого момента падение крепости стало почти неизбежным. Бесстрашный Миаулис, правда, успел в январе 1826 года доставить в крепость обозы с продовольствием, что дало возможность продолжить защиту города еще на несколько недель. Но чтобы принудить неприятеля снять блокаду крепости, против него следовало бы двинуть вспомогательную-армию через центральную Грецию. А эта область, к несчастью, была разорена и не могла прокормить экспедиционный корпус, который правительство не в состоянии было снабдить всем необходимым. Единственно, что мог сделать исполнительный совет, это — поручить Фавье с его регулярным отрядом» произвести диверсию со стороны острова Эвбеи. Но этот смелый офицер, которому присоединенные к его отряду вожди паликар из зависти плохо помогали, потерпел полнейшую неудачу, а эта неудача деморализовала и дискредитировала регулярные войска (март — апрель 1826 г.).
Мисолунги, все более теснимый осаждавшими его войсками и превращенный артиллерией Ибрагима в груду развалин, потерял последнюю надежду. После того как Миаулису не удалось во второй раз прорвать блокаду (15–19 апреля), осажденные с мужеством отчаяния решили сделать ночную вылазку и пробиться сквозь неприятельские линии. Но, оказалось, враг был предупрежден, и мисолунгцы были встречены
