Эпоха крестовых походов

победителя, присягнуть на верность Великой хартии, Лесной хартии и Оксфордским постановлениям, видоизмененным согласно с решением третейских судей, дать амнистию своим врагам и выдать в качестве заложников своего старшего сына Эдуарда и племянника Генриха Немецкого. Затем Симон созвал парламент, где наряду с представителями высшей знати заседали представители мелкого дворянства. Конституция, принятая на этом парламенте, поставила во главе правления нечто вроде триумвирата (епископ Чичестерский, Симон де Монфор и Гильберт де Клэр, граф Глостер), на который была возложена обязанность назначить советников короны. Эти советники, числом девять, должны были заведовать всеми делами королевства и назначить министров, комендантов королевских крепостей и чиновников, притом исключительно из англичан. Как в 1258 г., власть находилась в руках аристократии; но в то время, как Оксфордские постановления вручили власть парламенту, новая реформа отдала ее триумвирам, то есть олигархии под верховенством графа Лейстера.

Симон де Монфор и Палата общин. Это правительство было временным; его должна была одобрить нация. Несколько месяцев было потрачено, с одной стороны, на охрану берегов, чтобы не дать высадиться войскам, собранным на материке английской королевой, и папским послам, ехавшим отлучить от церкви Симона и его приверженцев, с другой — на борьбу с нормандскими сеньорами Уэльской марки, сохранившими верность короне из ненависти к баронам, которые заключили союз с уэльсцами. Затем Лейстер созвал экстраординарный парламент, в который вошли не только вельможи королевства, но и по два рыцаря, избранных в каждом графстве шерифами, и депутаты, избранные городами и местечками королевства. В первый раз в истории Англии представители простого народа — представители «общин» — были призваны в парламент наряду с представителями знати; в первый раз это низшее сословие нации явилось силой в государстве. Однако не следует преувеличивать важность меры, принятой Симоном де Монфором; было бы ошибочно считать его основателем Палаты общин. Полный парламент, заседавший в Лондоне в январе и феврале 1265 г., по его мысли вовсе не был нормальным учреждением; он созвал его не для обсуждения политических дел, а для торжественного утверждения реформ, введенных после битвы при Льюисе. Он не предоставил депутатам никаких политических прав; он обязал их только явиться к королю, как обычно они были обязаны являться перед судом графства, перед шерифами или разъездными судьями. После того, как собрание утвердило конституцию и король снова присягнул ей (14 февраля), депутаты разъехались по домам, и в следующих парламентах мы уже не видим их. Но с общеисторической точки зрения созыв полного парламента в 1265 г. обозначает начало новой эпохи, которая спустя полвека завершится установлением представительного правления.

Смерть Симона де Монфора: битва при Ивзэме. Казалось бы, что теперь должен водвориться порядок, но положение дел было очень неопределенно. Симон знал, что роялисты делают на материке большие приготовления при помощи денег, доставленных Гиенью. В Англии духовенство в общем было на его стороне, но знать далеко не единодушно стояла за конституцию. Многие жаловались на его высокомерие и тиранический образ действий; ему ставили в упрек почти царственную роскошь, с которой он отпраздновал Рождество 1264 г.; то обстоятельство, что он, вопреки многократным обещаниям, продолжал держать в плену старшего сына короля, возбуждало подозрения. Вскоре Гильберт де Клэр порвал с ним; затем принцу Эдуарду удалось бежать (28 мая 1265 г.). Оба они соединились с Клиффордом и Мортимером, которые руководили военными действиями в Уэльской марке. Затем они двинулись навстречу врагу, рассеяли близ Кенильворта вспомогательное войско, которое молодой Симон вел на помощь своему отцу, и наконец настигли последнего близ Ивзэма. Численный перевес был на стороне роялистов; граф Лейстер дрался как лев, но был убит вместе со старшим сыном и своими последними приверженцами (4 августа). Инсургенты еще долго сопротивлялись, одни — за крепкими стенами кенильвортского замка, любимого местопребывания Симона де Монфора, другие — в долинах, изрезанных каналами, называвшихся в то время островами Аксгольм и Эли; порядок был восстановлен лишь в конце 1267 г.

Восстановление королевской власти. Между тем новый закон, выработанный в лагере под Кенильвортом и утвержденный Нортхемптонским парламентом (октябрь 1266 г.), вернул королю все его прерогативы и древней Сuriaregis — все ее полномочия. Меры, принятые во время междоусобной войны по инициативе графа Лейстера, были отменены; таким образом, Англия вернулась на 50 лет назад, к хромым порядкам Великой хартии. Что касается сторонников Симона, которые вначале были «лишены наследства», то им было дозволено изъявить свою покорность и «выкупить» свои земли, уплатив королю пятикратную сумму их годового дохода; наконец, правительство сочло нужным торжественно запретить, «чтобы Симона де Монфора не считали ни святым, ни праведным, и чтобы не распространяли слухов о производимых им будто бы чудесах». Таким образом, на него смотрели не как на простого мятежника; английский народ считал его мучеником, как Фому Бекета, «ибо, — говорит один современник, — он пожертвовал не только своим имуществом, но и своей жизнью, чтобы освободить бедных от угнетения, водворить правосудие и свободу». Еще целых 10 лет немощные ходили на то место, где умер святой, молить исцеления; но страна оставалась спокойной. Мир был так прочен, что его не могли поколебать ни смерть Генриха III (16 ноября 1272 года), ни продолжительное отсутствие Эдуарда I, который годом раньше отправился в крестовый поход.

Англия в XIII в.

Национальное единство: законодательство и язык. Буржуазия: муниципальный строй и гильдии. Промышленность и торговля. Духовенство. Схоластическая философия, литература, искусство. Король и Сuriaregis. Шериф. Королевская служба.

Национальное единство: законодательство и язык. Те два века, которые прошли со времени окончательного упрочения норманнов в Англии, глубоко изменили социальный, административный и политический строй государства.

Отметим прежде всего быстроту, с которой исчез антагонизм, существовавший между обеими расами. Уже при Генрихе II легисты заявляли, что невозможно отличить англичанина от нормандца, и если закон об аnglaiserie удержался вплоть до Эдуарда III, то лишь потому, что он был источником дохода для короны. Гражданская война, происшедшая при Стефане, и особенно административная централизация ускорили слияние обеих рас. В XIII в. единство установилось и в области права или «обычного права», представлявшего собой смесь обычаев обеих народностей. Обособленность удерживалась пока еще в языках; простонародье говорило только по-английски, тогда как знать и высшее духовенство пользовались исключительно французским языком, который господствовал и при дворе, и в королевских судах. Однако следует заметить, что Генрих III, издавая Оксфордские постановления (1258), обратился к народу с воззванием на английском языке, которое дошло до нас. С другой стороны, некоторые писатели начинают писать на наречии, которое уже можно назвать национальным языком; таков, например, уэльский священник Lауаmon, или Lazamon, который свободно перевел поэму Васа «Брут»; таков и Роберт Глостерский, который по примеру Lауаmon изложил в английских стихах легендарную историю происхождения Англии, присоединив к ней фантастические рассказы о своем времени и особенно о гражданской войне Симона де Монфора. Это — исключения, но они доказывают, во-первых, что народом интересовались, во-вторых, — что английский народ действительно существовал.

Буржуазия: муниципальный строй и гильдии. В этой стране только два класса — духовенство и знать — пользовались политическими привилегиями и играли роль в государственных делах. Начиная с половины XII в. на политической сцене появляется новый класс — буржуазия. Благодаря порядку, восстановленному Генрихом II, города обогатились и организовались. Напомним, что Англия не знала коммунального строя, который существовал, например, во Франции. Здесь общины образуются с целью освободиться от тирании сеньоров и осуществлять в свою пользу сеньориальные права; они присоединяются к тем более или менее автономным местным властям, между которыми была раздроблена территория. Ввиду централизации, установленной нормандскими завоевателями, такое явление было невозможно в Англии; гнет исходил не от сеньоров, а от короля, и с королевским всемогуществом невозможно было бороться путем основания муниципальных республик. В силу общности интересов горожане соединялись с баронами и прелатами, вместе с ними боролись и в одно время с ними приобрели привилегии, то есть гарантии против административного произвола. Лондон и так называемые Пять портов Ла-Манша первые извлекли выгоду из этой совместной борьбы. В менее важных городах социальное брожение сосредоточилось преимущественно в гильдиях, то есть купеческих ассоциациях, которые со времени Генриха II чрезвычайно размножились и развились. Обыкновенно эти гильдии не принимали