этом свете нельзя умереть спокойно». «Давай, приезжай к нам», – сказал я. А он ответил: «Не жди больше Андрея…»

Другой знакомый Андрея, каменщик Альберто Барбери рассказывает:
Он всегда заходил за мной. Просто приходил и говорил:
– Поедем куда-нибудь.
Мы садились в машину и ехали в горы. Или шли собирать ежевику, рвать цветы… Он не любил быть среди людей… Он хотел жить уединенно… Ну, он встречался с моей семьей, потому что мы немного дружили. Но он был нелюдим.
Он всегда здоровался со всеми, когда проходил мимо, даже с детьми в деревне. И потом он хотел наладить деревенский оркестр, он любил такие штуки… Он хотел придумать какие-то особенные костюмы для музыкантов, помню, он сказал:
– А теперь я хочу придумать для вас костюмы.
Он хотел выстроить здесь дом. Я обещал поработать для него. Он хотел очень маленький дом.
…Большая комната с камином и широким деревянным столом в доме бывшего мэра Сан-Грегорио Франческо Первенанци. Хозяин дома – прирожденный актер. Пока на огне камина жарятся мясо и хлеб с чесноком, Первенанци, энергично жестикулируя, то и дело вскакивая из-за стола, представляет в лицах разные истории из жизни Андрея Тарковского в Сан-Грегорио.
Он очень хорошо чувствовал себя с нами. (Это Франческо много раз повторяет.) Склад души у него был мистический; помнится, на Успение Богородицы он со всеми вместе участвовал в крестном ходе…
Он не любил говорить о политике или метафизических вещах, но постоянно интересовался нашими делами. Часто вспоминал о сыне, оставшемся в России. Рассказывал о трудностях, которые испытывала его мать, чтобы дать ему возможность учиться…
Я никогда не видел его сердитым, не было случая, чтобы он поднял на кого-то голос. Вина он пил мало. Один раз после угощения он взял с собой тарелку с едою – для жены. Цена за дом, который он хотел купить здесь, была слишком высокой. Если бы он обратился ко мне, я бы помог ему купить дешевле.
Бывший мэр рассказывает о том, что Андрей задумал создать в Сан-Грегорио что-то вроде академии искусств, где были бы факультеты кино, поэзии, музыки, театра. Он вел переговоры об участии в работе академии со многими известными писателями и режиссерами (в частности, с Антониони). Андрей мечтал и о кинофестивалях, которые можно бы было проводить ежегодно в рамках работы академии. Для реализации идеи княгиня Бранкаччо готова была бесплатно предоставить свой замок. Увы, и этому замыслу не суждено было сбыться.
Неподалеку от Сан-Грегорио на высоком холме возвышается скромный монастырь с церковью XVIII века – Санта Мария Нуова. В монастыре осталось всего четыре человека: два священника и два монаха. Ключ в монастырском саду иссяк (а может, завалило землей и камнями), стены монастыря обветшали, и, чтобы заработать на ремонт, часть комнат монахи сдают туристам (приезжают в основном немцы). Вид с вершины, на которой расположен монастырский сад, изумителен. В ясные дни отсюда можно даже разглядеть купол собора Святого Петра в Риме!
Мы стоим на террасе монастырского сада, и пожилой монах, брат Илларион в ответ на наш вопрос утвердительно кивает головой: да, Андрей Тарковский бывал здесь не раз, ему очень нравился монастырь и окружающий пейзаж. Неужели у Андрея не возникло желания заснять всю эту красоту на кинопленку? Брат Илларион пожимает плечами…
В ночь с 29 на 30 сентября 1986 года Андрей Тарковский записывает в дневнике:
Приснился уголок милого монастырского двора с огромным вековым дубом.
Неожиданно замечаю, как в одном месте из-под корней вырывается пламя, и я понимаю, что это результат множества свечей, которые горят под землей, в подземных ходах. Пробегают две перепуганные монашки. Затем пламя вырывается на поверхность, и я вижу, что гасить поздно: почти все корни превратились в раскаленные угли.
Я ужасно огорчен и представляю это место без дуба: какое-то ненужное, бессмысленное, ничтожное.
Материальное положение Тарковских в Италии было отнюдь не блестящим. В 1983 года бол ьшую часть гонорара за «Ностальгию» Андрей передал в советское посольство как подоходный налог. На оставшиеся деньги был внесен задаток за дом в Сан-Грегорио, но одновременно приходилось платить за снятую квартиру в этом же городке. Переговоры о новой работе еще только велись. Начались материальные трудности, пришлось залезть в долги.
Кинокритик Эмма Нери вспоминает, как однажды в гостях у Тарковских были Софи Лорен и известный продюсер Карло Понти. В съемной квартире Тарковских протекала крыша, и по всей квартире были расставлены кастрюли и банки – под струйки воды. Позднее актриса и продюсер рассказывали всем, что Андрей вел богемный образ жизни.
В другой раз, когда Тарковского посетил Марчелло Мастрояни, в квартире не было мебели – сидели прямо на полу, на подушках. «После этого Мастрояни говорил всем в Италии о моей эксцентричности», – с улыбкой вспоминал Андрей.
Интервью с Ларисой
Флоренция. 1989
Итак, полоса трудностей затянулась. Долгие поиски продюсеров для нового фильма, долги, никаких утешительных новостей из России… И тут произошло чудо. О нем нам рассказала Лариса Тарковская в феврале 1989 года во Флоренции.
– Самое счастливое воспоминание, связанное с Флоренцией? О, это, безусловно, день, когда мы приехали сюда, и мэр города Ландо Конти совершенно неожиданно объявил, что Флоренция дарит нам квартиру.[71] Понимаете, никто в мире не догадался предложить нам кров, никто, кроме Флоренции. Кроме того, Флоренция дала нам звание почетных граждан города… Очень поддержал нас и Оттавьяно Кольци, нынешний мэр города…
– Писем из России не было. (На этот наш вопрос о письмах Лариса отвечает с горечью.) Простите, там даже перестали здороваться с нашими детьми. Сережа Параджанов пригласил Андрюшу и Олю, мою дочь от первого брака, в Дом кино на премьеру своего фильма. Так вот, Саша Кайдановский, который сейчас называет себя учеником Тарковского (хотя никаким учеником Андрея он не был), просто побежал от детей, когда они с ним поздоровались. И вообще, почти все, кто участвовал в недавнем советском телефильме об Андрее и распинался о своей любви к нему, в
– Андрей очень много говорил о Саше, все время старался поднять его имя. Когда Саша делал свою дипломную работу у Згуриди, позвонила его преподавательница и попросила, чтобы мы посмотрели его работу. Андрей был очень занят, в разгаре был монтаж «Сталкера», и все же он нашел время… А вот фильм Сокурова «Московская элегия» об Андрее мне категорически не понравился. Он недостоин памяти Андрея. Сделан очень небрежно, явно второпях. Андрей в своих картинах всегда добивался удивительного изобразительного решения. Изображение было для него в искусстве кино основным. А тут фильм памяти Андрея – и все снято с руки, криво, кое-как. И, главное, Андрей любил не такую Россию, какой ее показал Саша. Андрей не был мрачным человеком. Серьезным – да, но не мрачным, и мне непонятно, почему Сокуров тональностью фильма избрал подвальную мрачность…
В добавление к рассказу Ларисы Тарковской приведем фрагменты из интервью Александра Сокурова, которое он дал в 1989 году.
– Тогда единственным, на кого можно было положиться, оказался он. Трудно было с ним связаться, он вообще вел замкнутый образ жизни. В конце концов, нам удалось договориться о встрече, и он посмотрел