И, вновь положив списки на подоконник, четко вывел цифру «245».
Берия почти с искренним восторгом воскликнул:
— Товарищ Сталин, вы — величайший гуманист!
— Не только товарищ Сталин, — поправил вождь, — все большевики— великие гуманисты, так как наша цель — счастье всех трудящихся. Ну, Лавруша, беги, работай. Не путайся у меня под ногами.
…За окном сгустились сумерки. Был теплый августовский вечер. Ярко горели витрины магазинов. Сотни москвичей гуляли по улицам Москвы, спешили в театры, кино, рестораны, возвращались с футбольного матча на стадионе «Динамо».
О всех них думал великий Сталин.
5
Бунин укатил в Жуан-ле-Пэн, с которым у него были связаны самые приятные воспоминания.
— Иван Алексеевич, миленький, возьмите нас с собой, — набравшись нахальства, просили Галя и Магда. И они увязались за ним.
На этот раз он почти не плавал в море, избегал многочисленных знакомых, проводил время в одиночестве. Обрадовался лишь князю Оболенскому, приехавшему накануне отъезда Бунина.
— Меня мучают тяжелые предчувствия, — признался Бунин. — Войне быть! Россия будет воевать, а мы останемся вдали от нее…
Про себя подумал: «Надо возвращаться. А как это сделать? Идти в посольство? Вдруг отказ, да все, конечно, об этом узнают…»
Неразрешимость задачи терзала его.
6
Гитлер не любил сидеть за столом. Причиной тому, видимо, была его исключительная энергия и жажда движения. Еще 5 ноября 1937 года, собрав у себя в кабинете генералов, фюрер, ни на мгновение не останавливаясь, размашисто жестикулируя, пронзая голубым светом глаз то одного, то другого присутствовавшего, чеканил слова:
— Наша цель — служение великому германскому народу! Ради него мы будем жертвовать здоровьем, силами и, если понадобится, своими жизнями. И вот, во имя нашего народа и нашей родины, объявляю: я решил начать войну!
Хотя никто из генералов не произнес ни слова, но в воздухе словно что-то колыхнулось. Гитлер выдержал долгую паузу и взмахнул от груди кулаком:
— Наши враги провозгласили свои цели. Теперь у нас больше нет иллюзий относительно их намерений. Евреи, русские большевики, американские империалисты, английские агрессоры хотят поработить Германию. Мы не позволим застать нас врасплох. Мы нападем первыми. Когда? Нет, не в самое ближайшее время. Самое позднее — в 1943 году. Мы должны подготовиться. Но, — > Гитлер хлопнул ладонью по крышке стола, — первые наши завоевания будут мирными.
Заметив на некоторых лицах выражение недоверия, Гитлер твердо повторил:
— Запомните: без единого выстрела! Но для этого мы обязаны наращивать нашу мощь.
…Минул короткий срок, и фюрер посрамил скептиков. Как и прежде, он проявил гениальное умение предвидеть события.
* * *
В 11 утра 12 февраля 1938 года Гитлер встретился с канцлером Австрии Куртом фон Шушнигом. Тот был почтителен до приторности, обеими руками долго жал ладонь Гитлера, сладко говорил:
— Боже мой, какой у вас, фюрер, утонченный вкус! Совершенно изумительные места, белоснежные вершины гор, эти легкие облачка…
Гитлер брезгливо выдернул руку, поморщился:
— Я встретился с вами вовсе не для того, чтобы разглагольствовать о красотах природы. Вы сделали, Шушниг, все возможное, чтобы преступно нарушить дружественные отношения наших государств. Я твердо решил положить конец этому предательству.
— Ваш гнев, фюрер, напрасен… — залепетал канцлер. — Мы…
— Молчать! — рявкнул Гитлер. — Вы, герр Шушниг, полный ноль. Да, да, да! Именно так — полный ноль! Даю вам неделю: передать всю власть в Австрии местным нацистам. Иначе!..
Гость из Вены безропотно подписал ультиматум. 11 марта солдаты Вермахта вступили на землю Австрии. Это было триумфальное возвращение фюрера на родину. Через несколько дней он, переполненный сладостным чувством возмездия, торжественно въехал в Вену, где в молодые годы изведал горечь голода, нищеты и отверженности.
Заручившись поддержкой мистера Чемберлена и месье Даладье, Гитлер осенью того же года оккупировал чешские Судеты. 15 марта 1939 года, застращав престарелого чешского премьера Хачи, Гитлер добился подписания ультиматума. Фюрер, преисполненный радости, выскочил из своего кабинета, обнял секретаршу и громко крикнул:
— Дети! Это лучший день в моей жизни. Я кое-что сделал для немцев!
На этом бескровные завоевания закончились.
7
31 августа 1939 года маслянистая громада броненосного крейсера «Шлезвиг Гольштейн» тихо вползла в Данцигскую бухту и бросила якоря против польской крепости Вестерплатте.
В 4 часа 45 минут, когда вязкий сумрак тумана скрадывал расстояние до берега, полыхнули могучие пушки крейсера. Мощные 280-миллиметровые орудия посылали огненные смерчи на Вестерплатте— первые залпы второй мировой войны.
Согласно приказу № 1 Адольфа Гитлера — первому из бесчисленных военных приказов фюрера — 44 немецкие дивизии, включая все механизированные и моторизованные силы Германии, выкатились на территорию Польши.
— Видит Бог, — клялся в тот день Гитлер, выступая в рейхстаге, — что из этой святой войны я выйду победителем. — Помолчав, нервно выкрикнул: — Или в противном случае — я вовсе уйду из жизни!
Эту волнующую речь слушала вся Германия. И каждый мужчина, каждый мальчик выкинул вверх руку:
— Хайль, Гитлер!
А сентиментальные немки уронили несколько слезинок:
Великий фюрер ведет великую Германию, какое счастье!
…Третьего сентября во исполнение союзнического договора
Англия и Франция объявили войну Германии.
8
Историки порой забывают, что не Германия напала на Францию, а Франция на Германию. Но сделано это было как-то нерешительно, стратегически безграмотно, не используя всех ресурсов и возможностей.
Фашистский генерал Зигфрид Вестфаль, отлично владевший военной обстановкой начального этапа войны, утверждал:
«Если бы французская армия предприняла крупное наступление на широком фронте против слабых немецких войск, прикрывавших границу (их трудно назвать более мягко, чем силы охранения), то почти не подлежит сомнению, что она прорвала бы немецкую оборону, особенно в первые десять дней сентября. Такое наступление, начатое до переброски значительных сил немецких войск из Польши на Запад, почти наверняка дало бы французам возможность легко дойти до Рейна и, может быть, даже форсировать его. Это могло существенно изменить дальнейший ход войны.
Однако, к изумлению многих немецких генералов, французы, которые не могли не знать о нашей временной слабости, ничего не предприняли… Гитлер, утверждавший, что французы не сумеют использовать эту превосходную возможность, снова оказался прав».
На совещании генералитета Гитлер хлопнул крепкой ладонью по полировке стола:
— Германия не должна прощать агрессора, мы перед лицом нашего народа обязаны проучить его. Близок день, когда мерзкий французский лягушатник поцелует сапог отважного арийца!
Генералы согласно кивали седыми головами:
— Так точно, фюрер! Пусть ваш гений ведет наших солдат.
