штаба Движения Лазаря. На снимках старый каменный дом номер 18 по улице Виньи был изображен едва ли не во всех возможных ракурсах и в различные часы дня и ночи. У нее также оказалась с собой подробная карта этого квартала со всеми близлежащими домами и переулками.
Все трое опустились на колени и принялись внимательнейшим образом изучать фотографии и карту. Каждый стремился найти путь, который не привел бы их к немедленному разоблачению и последующей катастрофе. Через несколько минут Питер подобрал под себя ноги, сел и посмотрел на Рэнди и Джона с немного печальной улыбкой.
– Боюсь, что у нас есть только один реальный вариант, – сказал он, пожимая плечами. – Может быть, он не особенно элегантен или оригинален, но он должен сработать.
– Только, пожалуйста, не говори мне, что ты собираешься предпринять вооруженную атаку через парадный вход и сразу прорваться на верхние этажи, – почти жалобно попросила Рэнди.
– О нет. Такие вещи вообще не в моем стиле. – Он ткнул указательным пальцем в изображенный на карте многоквартирный дом, примыкающий к дому 18 по улице Виньи. – Позволю себе перефразировать «Гамлета»: в дом ведет гораздо больше путей, моя дорогая девочка, чем снилось вашим мудрецам.
Смит всмотрелся в карту и понял, что имел в виду его товарищ. Он поджал губы.
– Для этого нам потребуется специальное снаряжение. У вас, Питер, найдутся в Париже знакомые альпинисты?
– У меня как раз в Париже случайно сохранилось кое-что от запасов давних лет, – с сокрушенным видом признался Питер. – Память о давно прошедшем этапе моей порочной жизни, проведенном на службе ее величества. И я уверен, что друзья мисс Расселл с местной станции ЦРУ тоже смогут отыскать для нас что- нибудь такое, в чем мы будем особенно нуждаться. Если, конечно, она хорошенько попросит.
Рэнди с совершенно сумрачным видом продолжала рассматривать карту и фотографии.
– О боже, я, кажется, тоже поняла, – сказала она и тяжело вздохнула. – Вы собираетесь опять устроить одну из ваших штучек с опровержением закона тяготения. Я угадала?
Питер посмотрел на нее с притворным ужасом.
– Опровержение закона тяготения? – переспросил он и помотал головой. – Ни в коей мере. Напротив, мы будем полностью подчиняться этому закону. – Он взглянул на свою приятельницу и коллегу с хитрой усмешкой. – В конце концов, все, что поднимается вверх, должно потом спуститься.
Глава 40
Вторник, 19 октября
Уже перевалило за полночь, но по ярко освещенным улицам ночного Парижа все еще во множестве прогуливались подвыпившие гуляки и просто добропорядочные господа, благодушно переваривавшие пищу, поглощенную за чрезмерно затянувшимся обедом. Конечно, лежавшая в стороне от оживленных и в эту пору кафе, баров и клубов района Маре улица Виньи была потише, но пешеходов и здесь хватало.
Одна из поздних прохожих, высокая старуха с изборожденным морщинами лицом, старательно укутавшаяся для защиты от холода осенней ночи, целеустремленно ковыляла куда-то на больных ногах. Стук ее высоких каблуков по истертой брусчатке громким эхом разносился по ночной улице. Большую матерчатую сумку-мешок она несла под мышкой, крепко прижимая к себе локтем, и было совершенно ясно, что она исполнена решимости защитить свое имущество от любых злоумышленников, которые могут прятаться в древних подворотнях. Очевидно, для того чтобы дать отдых усталым ногам, она приостановилась перед домом 18. В окнах верхнего этажа, прямо под кромкой островерхой шиферной крыши старого каменного здания, ярко горел свет. А на нижних этажах было темно.
Чуть слышно бормоча что-то себе под нос, престарелая дама прохромала к соседнему четырехэтажному жилому дому под номером 16. Она продолжительное время стояла в глубокой нише подъезда: сначала ей пришлось довольно долго копаться в мешке, заменявшем сумочку, а потом она, по-видимому, никак не могла отыскать нужный ключ. Но в конце концов ей удалось совладать с непокорным замком. Он щелкнул, старуха с видимым усилием потянула на себя тяжелую дверь, открыла ее и медленно проковыляла внутрь.
На улице вновь наступила тишина.
Через несколько минут на улицу Виньи вышли двое мужчин – один темноволосый, другой уже начал заметно седеть. Оба были одеты в темные пальто и несли на плечах тяжелые дорожные сумки с длинными ручками, позволяющими носить эти сумки за спиной, как рюкзаки. Они шли бок о бок и по-дружески непринужденно болтали на разговорном французском языке о погоде и о том, насколько дурацкими стали аэропортовские правила безопасности в последнее время. Любой, кто посмотрел бы на них, решил бы, что это двое друзей, возвращающихся домой после проведенного где-то вдали короткого отпуска.
Они тоже свернули к номеру 16. Младший, темноволосый, распахнул дверь и придержал ее, пропуская вперед своего старшего товарища.
– Только после вас, Пьер.
– Красота уступает зрелости, так, что ли? – не без язвительности заметил тот и, войдя в маленький темный вестибюль, вполголоса вежливо поздоровался с пожилой женщиной, которая все еще стояла там, чего-то ожидая.
Джон Смит тоже вошел в подъезд, небрежным движением удалив на ходу полоску прочного скотча, который наклеила «старуха», чтобы не дать язычку замка защелкнуться. Скомкав скотч, он сунул его в карман пальто и позволил двери мягко закрыться позади него.
– Совершенно виртуозная работа с отмычками, – похвалил он пожилую даму, стоявшую рядом с Питером Хауэллом.
Рэнди Расселл усмехнулась в ответ. Конечно, умело нарисованные морщины прибавляли ей лет сорок, но глаза светились от возбуждения и сдерживаемой энергии.
– А что же, зря, что ли, я закончила курс на Ферме лучше всех в классе, – ответила она. Фермой разведчики называли Кемп-Перри, учебный лагерь ЦРУ, расположенный в Вирджинии, неподалеку от Вильямсбурга. – По крайней мере, убедилась, что не зря проводила там время.
– И куда теперь? – спросил Смит.
Она кивнула в сторону просторного холла.
– Туда. Центральная лестница идет до самого верха. На каждой лестничной площадке вход в квартиры.
– А как ведут себя аборигены? – поинтересовался Питер.
Рэнди покачала головой.
– Спокойно. Из-под нескольких дверей пробивается свет, но в остальном все довольно тихо. И знаете, парни, давайте подниматься. Мне вовсе не улыбается провести следующие сутки, отвечая на щекотливые вопросы в ближайшей полицейской префектуре.
Во главе с Рэнди они осторожно поднялись по лестнице, бесшумно преодолев площадки, загроможденные велосипедами, детскими колясками и сумками-тележками. Следующая запертая дверь, ведущая на крышу, в считаные секунды поддалась отмычке, которой умело орудовала Рэнди. Разведчики оказались в миниатюрном садике, которые так любят парижане: здесь росли в больших керамических горшках карликовые деревья, кусты и множество цветов. Они находились в задней части крыши, и от улицы Виньи их отделяли высокие, покрытые многолетней копотью дымовые трубы и целый лес радио– и телевизионных антенн.
Даже сюда, на немалую высоту, холодный осенний ветерок доносил приглушенные звуки города – автомобильные гудки на бульваре Бомарше, высокое жужжанье мотороллеров, проносившихся на недозволенной скорости по узким улочкам, смех и музыку, вырывавшиеся, очевидно, из открытой двери какого-нибудь из находившихся поблизости ночных клубов. Севернее призрачно белели в отблесках городского света вздымавшиеся к небу на склоне Монмартра белые купола базилики Сакре-Кёр, строителей которой вдохновляла архитектура древней Византии.
Смит осторожно подошел к краю крыши, перегнулся через ограждавшую ее железную решетку, сделанную с претензией на изящество, и посмотрел вниз. В темноте он не смог рассмотреть ничего, кроме ряда мусорных баков, выстроившихся вдоль узкого переулка, по другую сторону которого поднималась стена другого, более высокого старинного здания, стоявшего напротив, также преобразованного в многоквартирный дом. Сквозь закрытые жалюзи и шторы тут и там пробивались полоски теплого золотого света. Смит отошел от края и присоединился к Питеру и Рэнди, стоявшим в глубине садика, пользуясь его
