Борн извлек из складок своей одежды керамический пистолет и приставил его тупое рыло к левому уху Макколла. Американец уже успел подняться на колени. Он стоял на четвереньках, мотая головой, как раненый кабан, и прижимая ладони к изуродованному лицу с выдавленным глазом. Но это оказалось очередной уловкой профессионального «охотника за головами». Макколл сделал подсечку, и Аннака рухнула на пол. Его страшные руки обвились вокруг ее шеи, в этот момент Борн нажал на спусковой крючок своего керамического пистолета.
Звук от выстрела был очень слабым, но дыра в шее Макколла выглядела весьма убедительно. Даже расставшись с жизнью, Макколл не хотел отпускать Аннаку, и Борну пришлось поочередно разжимать его пальцы, чтобы освободить женщину от – теперь уже в буквальном смысле – мертвой хватки убийцы.
Борн наклонился, чтобы помочь Аннаке встать на ноги, но Хан заметил гримасу, исказившую его лицо, и то, как он прижал руку к правому боку. У него были сломаны ребра, и эта травма, по всей видимости, причиняла ему страшные мучения.
Хан отодвинулся в глубь пустого кабинета и скрылся в царившем там сумраке. Он до мельчайших подробностях помнил их последнюю схватку с Борном, то, с какой силой он бил его в бок и какой прилив энергии чувствовал при этом. Однако, как ни странно, сейчас, наблюдая результаты своих трудов, Хан не ощущал удовлетворения. Наоборот, он не мог не восхищаться мужеством и твердостью воли этого человека, который, несмотря на терзавшую его боль, не спасовал в схватке с поистине страшным противником, каковым являлся Макколл, наносивший ему удары в наиболее уязвимое место.
С какой стати в его голову лезут подобные мысли, со злостью спрашивал себя Хан. Ведь Борн отверг его! Несмотря на неопровержимые доказательства, он упрямо отказывался поверить в то, что Хан является его сыном. Что это может означать? Только то, что по каким-то лишь ему известным причинам он хотел по- прежнему считать своего сына мертвым. Не является ли это лишним свидетельством того, что он с самого начала не любил своего сына и не нуждался в нем?
– Команда поддержки прибыла несколько часов назад, – докладывал Джеми Халл Директору в ходе очередного сеанса видеосвязи. – Мы полностью ввели их в курс дела, ознакомили со всеми нюансами. Теперь ожидаем прибытия высокого начальства.
– Оно уже в пути. Через пять часов и двадцать минут президент Соединенных Штатов Америки ступит на землю Исландии. – Продолжая разговаривать с Халлом, Директор сделал знак Мартину Линдросу, пригласив его садиться. – Ради всего святого, заставьте меня поверить в то, что у вас все готово к его приему!
– Можете не сомневаться, сэр, мы полностью готовы.
– Великолепно! – обрадовался Директор, но в следующий момент он бросил взгляд на бумагу, лежавшую на письменном столе, и его лицо помрачнело. – Доложите, как складываются у вас отношения с товарищем Карповым.
– Никаких причин для беспокойства, – отрапортовал Халл, – я целиком и полностью контролирую ситуацию с Борисом.
– Слава богу! – с облегчением выдохнул Директор. – Отношения между нашим президентом и российским и без того напряжены. Вы не знаете, каких трудов, соплей и слез стоило убедить Александра Евтушенко сесть за стол переговоров. Представляете, в какой заднице мы окажемся, если ему станет известно о том, что вы и начальник его охраны готовы перегрызть друг другу глотки?
– Этого не произойдет, сэр.
– От всей души надеюсь на это, – прорычал Директор. – Держите меня в курсе двадцать четыре часа в сутки!
– Так точно, сэр, – сказал Халл, и после этого Директор прервал связь. Покрутившись в кресле, он провел пятерней по своей седой шевелюре и обратился к Линдросу:
– Мы вышли на финишную прямую, Мартин. У меня просто сердце разрывается оттого, что я вынужден торчать тут, за этим проклятым письменным столом в то время, как Джеми Халл находится на месте событий и командует парадом. У тебя нет похожего чувства?
– Есть, сэр.
Тайна, открывшаяся Линдросу во время его последнего рандеву с Драйвером, жгла его, словно раскаленный металл. Ему страстно хотелось уберечь начальника от сокрушительных новостей, однако служебный долг одержал верх, и, прокашлявшись, он заговорил:
– Сэр, я только что вернулся от Рэнди Драйвера.
– Ну и что?
Линдрос сделал глубокий выдох и подробно рассказал Директору все, в чем исповедался ему Драйвер. О том, что Конклин перетащил Феликса Шиффера из АПРОП в агентство, преследуя какие-то темные и никому не известные цели, что он намеренно спрятал Шиффера от всех и теперь, когда Конклин мертв, никто не знает, где находится ученый.
Выслушав все это, Старик ударил кулаком по столу.
– Твою мать! – завопил он. – Потерять засекреченного ученого накануне встречи на высшем уровне – это же катастрофа вселенского масштаба! Сука Алонсо-Ортис запечет мою задницу в кляре и не станет выслушивать никаких оправданий!
На несколько мгновений в кабинете воцарилась тишина. Президенты и мировые лидеры с портретов с упреком смотрели на двоих молчащих мужчин. Наконец Директор заговорил:
– Ты хочешь сказать, что Алекс Конклин похитил ученого, выдернув его из-под носа министерства обороны, и спрятал его у нас с тем, чтобы затем запрятать его еще дальше – хрен знает куда и хрен знает зачем?
Линдрос сидел неподвижно, положив руки на колени и не поднимая глаз. Он хорошо изучил Старика и поэтому знал, что сейчас лучше не вступать в дискуссию. Однако вопрос был задан, и отмолчаться уже не получалось.
– Ну-у, в общем-то… Я хочу сказать, что агентство подобными вещами не занимается, а уж Александр Конклин и подавно не стал бы так поступать, иначе он нарушил бы все существующие правила. – Линдрос поерзал на стуле, вспомнив о том, что он сумел разузнать, копаясь в сверхсекретном архиве «четыре- ноль». – Однако в ходе выполнения тех или иных заданий он позволял себе подобное. Вы сами знаете, сэр…
Действительно, Директор знал об этом, и даже слишком хорошо, и все же он возразил:
– Это разные вещи! То, о чем ты мне рассказал, произошло в нашей стране, у нас дома. Это – плевок в лицо! И агентству, и мне лично! – Старик покачал своей косматой головой. – Я отказываюсь верить в это, Мартин. Черт побери! Должно же быть какое-то другое, приемлемое объяснение!
Линдрос не сдавался.
– Вы прекрасно знаете, что иных объяснений нет, сэр, и мне очень жаль, что именно я стал гонцом, принесшим вам столь печальную весть.
В этот момент в кабинет вошел секретарь Директора, вручил ему какой-то документ и тут же удалился. Директор развернул бумагу и прочитал ее содержимое вслух:
–
– Что вы имеете в виду, сэр?
Директор посмотрел Линдросу в глаза и ответил бесцветным голосом:
– Все это – дело рук Борна, но никак не Алекса Конклина. Это единственное правдоподобное объяснение.
– Прошу меня простить, сэр, но я полагаю, что вы ошибаетесь, – сказал Линдрос, изготовившись к неизбежной битве. – При всем уважении к вам, я считаю, что ваши личные чувства по отношению к Алексу Конклину, ваша дружба с ним мешают вам объективно оценивать происходящее. Изучив архив «четыре- ноль», я пришел к выводу, что никто не был ближе к Конклину, нежели Джейсон Борн. Даже вы, сэр.
Лицо Директора расплылось в улыбке Чеширского кота.
– О да! Тут ты совершенно прав, Мартин! Именно потому, что Борн был так близок к Алексу, ему и удалось извлечь выгоду из дела, которое затеял Алекс с доктором Шиффером. Поверь мне, Борн в этом что-то учуял и немедля пошел по следу.
– Однако в пользу вашей версии нет никаких доказательств.
