спросить себя: окажешься ли ты в раю или будешь низвергнута вниз, где предстанешь перед великими судьями Мункиром и Некиром, чтобы отвечать на их вопросы. А учитывая то, как ты жила, какие вопросы они тебе зададут? «Кто есть создатель? Кто есть Пророк?» Сможешь ли ты дать им ответы? На это способны только праведные люди, Зина, и ты сама это знаешь.
Зина плакала. Ее грудь судорожно вздымалась, и Борн опасался, что судорога заставит ее непроизвольно нажать спусковой крючок. Если он хочет забрать у нее оружие, то это нужно делать прямо сейчас.
– Если ты нажмешь на курок, если выберешь смерть, то не сможешь ответить на их вопросы, – продолжал он. – Тебя предали и бросили, Зина, и это сделали самые близкие тебе люди. А ты в свою очередь предала их. Но еще не все потеряно. Всегда есть и выход, и возможность искупления.
Только сейчас Хан понял, что Борн говорит не только с Зиной, но и с ним, и это осознание пронзило его, подобно электрическому разряду, вспыхнуло в его мозгу. Он почувствовал себя так, будто с него сорвали одежду, поставили перед зеркалом, и не было ничего страшнее этого зрелища. Он увидел себя в своем истинном обличье, каким он стал после того, как много лет назад похоронил себя, другого, в джунглях Юго- Восточной Азии. Истина заключалась в том, что он оказался незнакомцем для самого себя. Сейчас он ненавидел отца за то, что тот открыл ему эту правду, и в то же время не мог отрицать, что любит его – за то же самое.
Хан опустился на колени рядом с отцом, положил автомат на пол – так, чтобы Зина видела это, и протянул к ней руку.
– Он прав, – сказал Хан голосом, изменившимся до неузнаваемости, – у тебя есть возможность искупить свои прежние грехи, совершенные тобой убийства и предательства людей, которые тебя любили, хотя ты, возможно, об этом и не догадывалась.
Его рука дюйм за дюймом продвигалась вперед, пока наконец не накрыла руку женщины. Медленно, аккуратно он снял ее палец со спускового крючка. Зина не пыталась помешать ему и покорно позволила Хану забрать оружие из своих слабеющих рук.
– Спасибо, Зина, – произнес Борн. – Хан позаботится о тебе. – Он выпрямился, ободряюще стиснул плечо сына, а затем повернулся и быстрой, бесшумной походкой вышел из комнаты. Он шел за Спалко.
Глава 30
Степан Спалко бежал по бетонному коридору подземелья, держа наготове керамический питолет, взятый им у Борна. Он знал, что звуки стрельбы заставят сбежаться к геотермальной подстанции чуть ли не всю охрану, находящуюся в отеле. Впереди себя Спалко увидел Фаида аль-Сауда, начальника саудовской службы безопасности, с двоими из своих людей. Он юркнул в сторону, чтобы не попасться им на глаза, а когда арабы подошли поближе, выскочил из укрытия и, в полной мере использовав эффект внезапности, застрелил всех троих.
Когда он подошел к телам, Фаид аль-Сауд застонал и пошевелился, после чего Спалко выстрелил ему в лоб – почти в упор. Несчастный дернулся и застыл. Спалко стащил с одного из арабов форму, натянул ее на себя, прикрепив на лацкан его идентификационную бирку, и избавился от синих контактных линз. Пока он занимался всем этим, его мысли непроизвольно вернулись к Зине. Она была бесстрашной женщиной, это верно, но ее преданность, ее любовный пыл по отношению к нему сослужили ей плохую службу. Она пыталась защитить его от всех, и в первую очередь от Арсенова. Ей это нравилось, тут не могло быть сомнений, но его поразило то, что именно он стал объектом ее страсти. Именно эта любовь, противоестественная слабость, каковой является тяга к самопожертвованию, заставила его бросить ее умирать в одиночестве.
Быстрые шаги, послышавшиеся сзади, заставили Спалко вернуться к реальности. Роковая встреча с саудовцами оказалась обоюдоострым кинжалом: с одной стороны, она подарила Спалко возможность безопасно выбраться из отеля, снабдив его формой и идентификационной карточкой, с другой – заставила задержаться, потерять темп. Оглянувшись, он увидел неумолимо приближающуюся фигуру в камуфляжной форме и грязно выругался. Он почувствовал себя Ахабом, который в своем стремлении отомстить Моби-Дику добился противоположного и совершенно неожиданного эффекта – тот, кому он мстил, сам настиг его. Человек в камуфляжной форме был Джейсоном Борном.
Теперь и Борн увидел Спалко, переодетого в форму саудовского телохранителя. Тот открыл дверь и выскочил на лестничную клетку. Перепрыгнув через тела арабов, убитых Спалко, он бросился в погоню и вскоре оказался в самой гуще суматохи, царившей в вестибюле. Совсем недавно, когда они с Ханом входили в отель, здесь было тихо и пустынно, теперь же вестибюль напоминал растревоженный улей. Сотрудники служб безопасности разбили персонал гостиницы на небольшие группы в зависимости от их служебных функций и того, где находился каждый из них, когда случилось проникновение террористов и началась стрельба. После этого начался долгий и мучительный процесс допросов, в ходе которого каждый из работников отеля должен был буквально по секундам отчитаться в том, где именно и когда он находился на протяжении последних двух дней. Остальные охранники, получившие вызов по рации, либо бежали в подвальные помещения отеля, либо направлялись в другие его секторы. Толкотня царила неимоверная, поэтому никто не обратил внимания на двух «охранников» в форме, которые – один за другим – пересекли вестибюль и вышли из отеля.
Эта картина показалась Борну сюрреалистичной: Спалко – в гуще охранников, он смешивается с ними, растворяется в их массе. На какую-то долю секунды Борну пришла мысль поднять тревогу, крикнуть охранникам, что этот человек и есть тот, за кем они гоняются, но он тут же выбросил ее из головы. Спалко, несомненно, сумеет выкрутиться. Ведь именно Борн числится в списке международных преступников, именно на его уничтожение Центральное разведывательное управление выдало карт-бланш, который по-прежнему остается в силе. Спалко, разумеется, знал обо всем этом. Это был умный и осведомленный негодяй, иначе ему не удалось бы столь мастерски выстроить и осуществить схему, в результате которой Борн превратился в «особо опасного убийцу».
Выйдя следом за Спалко из дверей отеля, Борн осознал еще одну вещь. «Мы теперь – одного поля ягоды, – подумал он. – Мы оба – хамелеоны, использующие одни и те же средства для того, чтобы спрятать от окружающих свою истинную личину». Мысль о том, что он является для секретных служб всего мира таким же врагом, как Спалко, казалась дикой и не давала покоя.
В следующий момент после того, как Борн оказался на улице, он понял, что отель намертво блокирован. С восхищением профессионала он наблюдал за тем, как Спалко непринужденной походкой направляется к автостоянке, специально выделенной для автомобилей сотрудников служб безопасности. Хотя она и находилась внутри кордона, людей там не было, поскольку вход на нее без особого распоряжения не дозволялся даже охранникам.
Борн последовал за Спалко, но почти сразу потерял его среди верениц стоящих машин. Тогда он перешел на бег. Сзади послышались крики. Борн дернул на себя дверь первой попавшейся на его пути машины – американского джипа. Пошарив под пластиковой панелью приборов, он нашел провода, ведущие к замку зажигания, и вырвал их, но тут же услышал, как зарычал мотор еще одной машины, стоявшей неподалеку. Поглядев вбок, Борн увидел Спалко, который выруливал со спецстоянки на украденной им машине.
Крики становились все громче, а вместе с ними – и топот сапог по асфальту. Раздались выстрелы. Борн, понимая, что в его распоряжении – считаные секунды, закоротил провода. Двигатель джипа чихнул и заработал, после чего Борн утопил педаль в пол, и машина, взвизгнув покрышками, сорвалась с места и помчалась по направлению к блокпосту, установленному на выезде с парковки.
Ночь была безлунной, но, в соответствии с общепринятыми стандартами, ее и ночью-то назвать было нельзя. Безжизненная, пресная темнота нависла над Рейкьявиком, свесившись с небесных высей наподобие пыльного одеяла цвета устричных раковин. Повторяя маневры Спалко, машина которого виляла по крутым поворотам города, Борн понял, что тот направляется на юг.
Это показалось Борну странным, поскольку со стороны Спалко было бы логичным направиться в аэропорт. Однако чем дольше Борн размышлял над этим, тем менее парадоксальным ему казался выбор Спалко. Теперь он знал своего противника гораздо лучше, чем в начале их противостояния. Мозг Спалко был уникален, самым высшим наслаждением для него было составлять единую картину из разрозненных кусочков головоломки. Это был мастер невероятных сценариев и неожиданных поворотов, человек, которому доставляло гораздо большее удовольствие загнать противника в ловушку, нежели просто убить
