точности способом мы завершили сделку. Я никого не видел – и, поверьте, никого и не хотел видеть.
«И опять, – подумал Борн, – такое весьма вероятно, очень разумное решение. Если это правда».
– Человеческие существа рождаются с чувством любопытства.
– Возможно, и так, – кивнув, согласился Севик. – Но у меня нет ни малейшего желания умереть. Этот человек… его люди следили за тайником. Они пристрелили бы меня на месте. И вы, Борн, это прекрасно понимаете. Такая ситуация вам знакома.
Вытряхнув из пачки сигарету, Севик угостил и Борна, но тот отказался. Южноафриканский торговец прикурил от спички из почти пустой книжечки. Заметив удивленный взгляд Борна, он сказал:
– Поскольку поджигать в этой дыре все равно нечего, спички мне оставили.
Борн словно услышал в голове эхо, голос, звучащий вдалеке.
– То было тогда, теперь все будет по-другому, – сказал он, отнимая у Севика спички.
Тот, расставшись без сопротивления с книжечкой, набрал в легкие дым и выпустил его с тихим шелестом, какой производят автомобильные покрышки, проезжающие по мокрому асфальту.
«Поджигать в этой дыре все равно нечего». Эти слова метались у Борна в голове, словно шарики в лототроне.
– Скажите, мистер Борн, вам когда-либо приходилось сидеть в тюрьме?
«Поджигать в этой дыре все равно нечего». Фраза, один раз всплыв в памяти, возвращалась снова и снова, блокируя мысли и рассудок.
Чуть ли не застонав от боли, Борн подтолкнул Севика, и они продолжили путь: Борну захотелось поскорее выйти на свет. Краем глаза он увидел спешащего к ним Тима Хитнера.
– Вы знаете, что это такое, когда тебя лишают свободы? – Севик смахнул с нижней губы крошку табака. – Прожить всю жизнь в бедности. Быть бедным – это все равно что смотреть порнографию: попробовав один раз, уже никогда не остановиться. Понимаете, жизнь без надежды подобна наркотической зависимости. Вы не согласны?
У Борна нестерпимо разболелась голова; каждое повторение каждого слова обрушивалось ударом молотка на внутреннюю стенку черепной коробки. С огромным трудом он понял, что Севик пытается получить хотя бы частичный контроль над ситуацией. Основополагающее правило ведения допроса заключается в том, что следователь никогда не должен отвечать ни на один, даже самый безобидный вопрос. Сделав это, он потеряет свою абсолютную власть.
Борн нахмурился. Он собирался что-то сказать, но что именно?
– Не заблуждайся. Мы держим тебя там, где хотим.
– Меня? – удивленно поднял брови Севик. – Да я ничто, посредник, и только. Вам нужно найти моего покупателя. Какой вам толк от меня?
– Нам известно, что ты можешь вывести нас на покупателя.
– Нет, не могу. Я же говорил вам…
Через чернильные тени и подернутый пеленой свет к ним приближался Хитнер. Что здесь делает Хитнер? Борн с трудом восстановил это в памяти под непрестанный грохот в голове. Казалось, ответ уже был у него в руке, затем выскальзывал, словно скользкая рыба, чтобы тотчас же вынырнуть снова.
– Шифр, Севик. Мы его раскололи.
Великолепно разыграв свою роль, подошедший Хитнер протянул Борну листок бумаги. Тот едва его не выронил, настолько его одолевал нескончаемый гул в ушах.
– Да, заковыристая попалась штучка, – произнес запыхавшийся Хитнер. – Но мне в конце концов удалось ее причесать. Пятнадцатый алгоритм, который я применил, оказался…
Конец его фразы превратился в пронзительный крик шока и боли: Севик воткнул ему прямо в левый глаз тлеющий кончик сигареты. В тот же самый момент он развернул Хитнера, прижимая его спиной к своей груди, и просунул ему локоть левой руки под подбородок.
– Если кто-нибудь приблизится ко мне хотя бы на один шаг, – зловещим тоном произнес Севик, – я сверну ему шею.
– Ты труп, я прикончу тебя прямо сейчас. – Мельком взглянув на Борна, Сорайя надвигалась на Севика, сжимая пистолет в вытянутой руке, второй поддерживая его под рукоятку. Дуло рыскало из стороны в сторону, выискивая возможность. – Севик, ты же не хочешь умереть. Подумай о своей жене и троих детях.
Борн стоял на месте как вкопанный. Севик, увидев это, оскалился.
– Подумай о пяти миллионах, – ответил он.
Взгляд его золотистых глаз на мгновение метнулся к Сорайе. Но Севик уже пятился назад, прочь от нее и от Борна, крепко прижимая к груди истекающий кровью человеческий щит.
– Бежать тебе некуда, – уже более рассудительным тоном промолвила Сорайя. – Нас со всех сторон окружают наши люди. А с ним ты быстро бежать не сможешь.
– Я думаю о пяти миллионах. – Севик пятился прочь от них, прочь от яркого света натриевых прожекторов. Он направлялся в сторону Двадцать третьей улицы, на которой возвышалось здание Национальной академии наук.
Там многолюдно – даже вечером полно туристов, и агентам будет очень нелегко его преследовать.
– В тюрьму я больше не вернусь. Ни на один день.
«Поджигать в этой дыре все равно нечего». Борну захотелось кричать. И вдруг внезапный взрыв памяти стер даже эти слова: он бежал по старинной стертой брусчатке, ему в ноздри бил ветер, пропитанный резким запахом морской соли. Ноша у него на руках стала невыносимо тяжелой. Опустив взгляд, он увидел Мари – нет, окровавленное лицо той незнакомой женщины! Кровь повсюду, она льется ручьями, а он тщетно пытается ее остановить…
– Не будь идиотом, – говорила Севику Сорайя. – Кейптаун? Тебе ни за что не удастся спрятаться от нас. Ни там, ни где бы то ни было еще.
Севик склонил голову набок.
– Но посмотри, что я сделал с ним.
– Он искалечен, но не мертв, – сквозь стиснутые зубы процедила Сорайя. – Отпусти его.
– Только после того, как ты отдашь мне свой пистолет, – насмешливо усмехнулся Севик. – Нет? Видишь? В твоих глазах я уже труп, разве не так, а, Борн?
Борн мучительно медленно выкарабкивался из кошмара. Он увидел, как Севик вышел на Двадцать третью улицу, волоча за собой Хитнера, словно капризного ребенка.
В тот самый момент, когда Борн бросился на него, Севик оттолкнул на них Хитнера.
Все остальное произошло одновременно. Хитнер отлетел вперед, едва удержавшись на ногах. Завизжал тормозами проезжавший мимо черный «Хаммер». Ехавший следом за ним трейлер, загруженный новенькими мотоциклами «Харлей-Дэвидсон», круто вильнул в сторону, избегая столкновения. Оглушительно гудя клаксоном, он чуть не врезался в красный «Лексус», водитель которого, в ужасе выкрутив руль, наскочил на две другие машины. Какую-то долю секунды казалось, что Хитнер споткнулся о бордюр тротуара, но затем у него из груди вырвался фонтан крови, и он повалился вперед, увлекаемый энергией пули.
– О, господи, – простонала Сорайя.
Черный «Хаммер», покачавшись на рессорах, подъехал ближе. Его переднее стекло было чуть опущено, за ним на мгновение зловеще мелькнул навинченный на дуло пистолета глушитель. Сорайя успела выпустить две пули, но тут ответный огонь вынудил их с Борном искать укрытие. Задняя дверь «Хаммера» распахнулась, и Севик нырнул внутрь. Огромная машина рванула с места еще до того, как он успел захлопнуть за собой дверь.
Убрав пистолет, Сорайя подбежала к своему напарнику и, опустившись перед ним на корточки, положила его голову себе на колено.
Борн, услышав в памяти отголоски выстрелов, ощутил, как он освобождается из бархатной темницы, где все вокруг было приглушенным, нечетким. Перескочив через Сорайю и распростертое тело Хитнера, он выбежал на Двадцать третью улицу, следя одним глазом за удаляющимся «Хаммером», а другим – за трейлером с мотоциклами. Водитель трейлера, придя в себя, переключил передачу, трогаясь с места. Борн рванул к прицепу, ухватился за цепь, перегородившую съездной пандус, и забрался наверх.
Не обращая внимания на беспорядочно носящиеся мысли, он вскарабкался на платформу, на которой ровными рядами, словно солдаты на параде, стояли скованные цепями мотоциклы. Дрожащий язычок