погружения в воду.» Проверки на смелость проводились уже во время вступительных экзаменов. У тех, кто отказывался, шансов на поступление не было. Выгоняли из школ и воспитанников, если они проявляли трусость во время проверки. Ганс Мюнхеберг свидетельствует: «Мы называли трусами и слабаками тех, кто показывал свою слабость. Они становились позор всего взвода, всей сотни, Для нас было главным законом доказать свою мужественность. Нужно было научиться переносить боль и не быть бабой.»
Поскольку мужественность считалась великой добродетелью, в Плёне, например, проводились соревнования по плаванию в холодной воде зимой, устраивались забеги по снегу и льду босиком и с обнаженным торсом. «Позором было сдаться,» — подтверждает Тео Зоммер. Клаус Гейе вспоминает о временах пребывания в школе Адольфа Гитлера: «Физические нагрузки были доведены до предела. Часто во время занятий по боксу нашими соперниками выступали более взрослые ребята. Конечно, нам доставалось.»
Так, воспитанники через занятия спортом обучались преодолевать себя, бороться со своими страхами и нерешительностью. Их доводили до состояния полного изнеможения, до той черты, за которой сознание выключается, страх смерти отступает, и человек начинает себя считать органичной частью системы, приказы которой он выполняет без раздумий. По словам Уве Лампрехта, воспитанники должны были усвоить раз и навсегда; они должны «в случае необходимости отдать последнее народу и фюреру.» Им внушали, что преодолевшие себя вырастают не только в собственном мнении, но и в глазах окружающих. В итоге закаленная спортом молодежь должна была осуществить захватнические планы Гитлера. Юбилейный сборник по случаю десятой годовщины создания национал-политических интернатов подчеркивал: «Одним из важнейших средств воспитания национал-социалистического духа у воспитанников интернатов являются физические упражнения. Неважно, кто стал чемпионом. Главное — это переживания всех остальных участников. Если двое юношей храбро бьются на боксерском ринге, то после завершения боя оба чувствуют себя счастливыми.» Общий учебный план школ Адольфа Гитлера гласил: «Целью физического воспитания является побуждение к борьбе как к выражению элементарного желания выжить у индивидуума и у общества. Физическое воспитание есть часть нашего мировоззрения.» Вот что пишет в своем рапорте о «горном путешествии в Альгау» один из воспитателей школы Адольфа Гитлера: «Подобные путешествия требуют напряжения всех сил, отваги и сплоченности коллектива. Зимние горы таят немало опасностей, поэтому мы настаиваем на том, чтобы воспитанники рисковали осознанно и уяснили для себя смысл риска. Продолжительная лыжная прогулка при условии добровольного отказа от достаточного питания отсеивает слабаков. Я был очень рад, что в этом случае ни один из юношей не проявил малодушия или выразил свое несогласие. В преодолении внутреннего малодушия я вижу прекрасный пример готовности к тому, чтобы в нужный момент выполнения ответственных задач человек мог идти на жертвы.»
Под словом «ответственные задачи» имелась в виду война, а сами лыжные путешествия в горы были составной частью подготовки к ней. Заявление Бальдура фон Шираха о том, что «школы Адольфа Гитлера не должны иметь ничего общего с обычными школами» воплощалось в жизнь. Воспитанники учились, по его определению, «верить в невозможное.» Они учились действиям на местности. Они готовились к войне.
Согласно учебному плану национал-политических интернатов ежегодно в течении многих недель воспитанники участвовали в военно-спортивных играх на местности и маневрах. Маршировка на время прекращалась. Юноши жили в палаточных лагерях и имитировали военные действия. Пока они кидали деревянные болванки вместо настоящих ручных гранат. Они учились маскироваться и «использовать местность в своих интересах». Они учились читать по карте, ориентироваться по компасу, отдавать приказания и исполнять их. Воспитанники должны были научиться оказанию первой помощи «раненым»; в последствии им понадобится это на фронте. Учились «убивать» и «захватывать» противника. У каждого «юнгмана» на руке красовалась «повязка жизни». Её носитель считался мертвым, если повязку срывали. Каждый интернат организовывал зимние маневры самостоятельно. На летних учениях все интернаты рейха собирались на одном общем полигоне.
Играли в «войну» в малолюдных, уединенных местах — в Люнебургской пустоши, на озере Фаакер в Каринтии или в Дарсе на побережье Балтийского моря. Эшелоны доставляли воспитанников к месту «боевых действий». Интернаты становились «красными», «синими» и начинали действия друг против друга. Словно на настоящей войне разведывательные дозоры и моторизированные передовые отряды изучали местность и обстановку. Основные силы сосредоточивались в районах ожидания. Кульминацией маневров становились «главные сражения.» Как во времена Фридриха Великого оба войска широким фронтом выстраивались на поле и начинали сходиться. Впереди шли знаменосцы, трубачи и барабанщики. Ганс Георг Бартоломеи вспоминает: «Камеры хроники „Дойче Вохеншау“ снимали все происходящее. Генрих Гиммлер или министр Руст позировали со своей свитой. Затем начиналась большая потасовка. Главным было срывание синих или красных ленточек с локтей „противника“. После „боя“ мы гордо носили эти ленточки в петлицах своих форменных курток.» На настоящей войне ленточки в петлицах уступят место железным крестам. Директор одного интерната писал в 1938 году: «Если армия будет иметь в своем составе столь подготовленных молодых людей, то их легко можно будет превратить в отличных солдат.»
Война всё ещё оставалась игрой, а «мертвые» вновь оживали. Пока у воспитанников не было настоящего оружия. Они имели только «оружие чести» — кинжалы, на которых был выгравирован девиз всех воспитанников национал-политических интернатов. «Больше быть, чем казаться» — эти слова напоминали о том, чтобы воспитанники каждый день стремились к новым знаниям. Вручение «кинжалов чести» воспитанникам каждого интерната превращалось в торжественный спектакль, наполненный священным смыслом. Эта помпезная церемония была задумана как вершина жизни «юнгмана» в годы его пребывания в элитной школе. Отныне он имел полное право носить кинжал как «оружие чести» и с его помощью защищать свою «честь».
« Только смерть или ваша измена способны помешать вам в выполнении своего долга, — наставлял директор интерната в Плёне воспитанников. — Держите ваше тело и душу чистыми как этот кинжал и будьте твердыми как сталь этого оружия чести.» Затем «юнгманы» клялись в товариществе до смерти — «И если один из двоих падет, оставшийся будет бороться за двоих.»
Кинжал выполнял также роль культового предмета, который постоянно напоминал бы своему владельцу о необходимости ведения борьбы за предполагаемые «святые понятия». Один четырнадцатилетний учащийся школы Адольфа Гитлера писал в 1941 году в школьном журнале: «Уже во времена древних германцев был обряд права ношения оружия, а у рыцарей была церемония посвящения в рыцари. Молодежь прощалась с детством и брала в руки меч, чтобы на стороне старших сражаться за свой народ и держать в чистоте свою честь.» Культ кинжала предусматривал его использование в вопросах «защиты чести.» Уве Лампрехт вспоминает наставления своих воспитателей о том, что «оружие можно вложить обратно в ножны лишь тогда, когда на нем есть кровь врага. Враг нападал, а мы защищались.» Ганс-Гюнтер Земпелин рассказывает: «Мы гордились тем, что получили заветный кинжал. Он был символом зрелости. Нечто подобное можно наблюдать у примитивных народов. Однако это срабатывало.»
Срабатывали и призывы директора учебного заведения, озвученные во время церемонии вручения кинжалов. Обращаясь к «юнгманам» 9 ноября 1944 года в Наумбурге, он сказал: «Тысячи воспитанников всех национал-политических интернатов, которые выпускались перед вами, получили это оружие и с честью носили его. Сотни из них пали в сражениях. Они остались верны своей присяге фюреру и народу. Лишь смерть вырвет это оружие из ваших рук.»
Культовое возвеличивание таких понятий, как честь, верность, смерть, требовало жертв со стороны воспитанников уже в первые годы своего пребывания в интернате. Дело происходило в Плёне. Один воспитанник, посчитавший, что коллектив отвернулся от него, взял свой кинжал и вышел вечером прогуляться в ближайший парк. Его сотоварищ по интернату Рольф Диркс описывает этого «юнгмана», как «очень одаренного индивидуалиста». Там, в парке он воткнул кинжал себе в сердце.
Стремление быть бойцом в настоящем мужском коллективе, никогда не показывать слабость, быть суровым и сильным оказывало на некоторых воспитанников чересчур сильное воздействие. Тоска по дому, страх перед воспитателями, постоянная конкуренция со стороны товарищей по учебе становились причиной того, что воспитанники оказывались у крайней границы своих физических и психических возможностей. Однако лишь немногие были готовы просить родителей, чтобы те забрали их из интерната. Сознание своей принадлежности к «самым лучшим», гордость от ощущения «быть избранным» заставляла учащихся держать себя в руках. Будущей элите неустанно повторяли — «Ты должен держаться!» Однажды вечером Ганс-Юрген Земпелин, бывший «юнгман» из интерната в Ораниенштайне, спросил сааме себя: «О, майн гот,
