убеждениями. У них есть характер, и они заслуживают уважения. А Гордиевский только грязь. Он полон лжи. И я думаю, что его жена это тоже уже поняла. Она понимает, что человек не может скрываться всю свою жизнь. В разведке в семейной жизни нужна чистота. Кто предает свою жену, завтра предаст и родину. Кто сегодня оставляет в беде своих детей, завтра сможет совершить еще худшие преступления. Но это ее дело. Пусть живут, как хотят.
— Теперь они это уже могут. Как минимум, жена Гордиевского уже получила право принимать решения. В Москве у нее такой свободы не было. Вы считаете, что КГБ правильно обращался с женой сбежавшего шпиона?
— Нам надо было следить за ней, — говорит Крючков, — чтобы предотвратить и ее вывоз англичанами из страны. Следующего такого позора мы просто не могли себе позволить.
— Но почему бы тогда было просто не выпустить его жену из страны? Ее и детей?
— Когда англичане требовали этого, она уже даже не была замужем за ним. Она подала на развод. Я здесь даже очень осторожно могу предположить: если бы прошло еще совсем немного времени, то она, может быть, ни за что на свете не согласилась бы ехать к нему. Крючков не знает Лейлу Алиеву лично, только из досье. Но мы уже знаем, что в ее досье названы какие-то «Васи», просто случайно попавшие в «Дело». Если даже Лейла когда-то и нашла утешение, что мы не исключаем полностью, то она ведь все- таки поехала в Лондон. Семья снова вместе.
— Как велик ущерб, который Гордиевский нанес Советскому Союзу?
— Знаете, — Крючков в первый раз улыбнулся, — разведка похожа на корабль со множеством отсеков. Если в одном отсеке возникает пробоина, то корабль все равно идет своим курсом, потому что отсеки полностью герметично отделены друг от друга. Так было и в деле Гордиевского. В конце мы спрашиваем Крючкова, что угрожало бы Гордиевскому, если бы его арестовали и доказали его вину.
— Если бы нам удалось доказать его вину, то все зависело бы от его поведения. Если бы он с самого начала решил признаться во всем, если бы он нам честно помогал определить причиненный им нашему государству оперативный и политический ущерб, то, я думаю, суд сохранил бы ему жизнь. И сегодня он уже был бы на свободе.
Есть немало оснований не верить этому. Крючков это волк в овечьей шкуре, сформировавшийся во времена старого мышления и полный желания повернуть вспять колесо истории. Но этот механизм больше не функционирует. Демократия в России — нежное и подверженное опасностям растение. Но, по крайней мере, возврата к старому советскому коммунизму больше быть не может. Леонид Владимирович Шебаршин — человек другого калибра. При Горбачеве в начале 1989 года он стал начальником внешней разведки, а после путча в августе 1991 года — на один день шефом всего КГБ как преемник Крючкова. Когда Горбачев отдал предпочтение Бакатину, Шебаршин подал в отставку. Сейчас он возглавляет полуприватную «Службу экономической безопасности», занимающуюся промышленным шпионажем. Шебаршин — умнейшая голова, интеллектуальный аналитик. В отличие от Крючкова и Грушко, он человек с амбициями на будущее — и с будущим. Удивительным образом его приговор по делу Гордиевского еще жестче, чем у его коллег.
— Он много пил, у него были истории с женщинами, он был труслив и мстителен. Его так называемые идейные соображения? Ему нравился блеск денег. Но лучше звучит, когда говоришь: «Я боролся против коммунистического режима.» Иуда тоже предал Христа не потому, что был противником его учения. В большей степени он не смог устоять перед блеском тридцати серебренников.
— Значит, Вы ему не верите?
— Нет, я не верю ему. Он был советским офицером и нарушил присягу. Он предал не систему, а свой народ. Системы приходят и уходят, а народ остается. Мы работали для страны и для народа, а не для системы.
— Но миллионы советских граждан видели это иначе. Для них КГБ был подручным угнетателей и дубинкой государства против народа. — Это могло относиться к внутренним службам. А я говорю о внешней разведке. Здесь речь шла не об угнетении, а об информации. Мы хотели знать, что планирует противник — для защиты страны и народно предал это. Он мерзавец, подлый жулик, подонок общества. Я ненавижу его и я презираю его. Нас удивляет жесткость обвинения — и непримиримость бывших начальников. Дело Гордиевского для КГБ — до сих пор открытая рана. Снова в Лондоне, мы рассказываем козлу отпущения о моральном его проклятии со стороны его бывших руководителей. Оно не удивляет Гордиевского: — А Вы чего ожидали? Тезис Крючкова, что признавшийся Гордиевский был бы к этому времени уже давно на свободе, вызывает у перебежчика гомерический смех: — Не верьте ни единому его слову. Он не только мясник, но и привычный ко всему лжец. Мы не сомневаемся в том, что сознавшийся Гордиевский был бы в последствии расстрелян. Здесь мы на его стороне. Но почему ему не жаль агентов, которых он предал?
— Потому что они осознавали свой риск. И вообще: Арне Трехольт давно на свободе. Норвежский король помиловал его в 1992 году. Сейчас в тюрьме сидит лишь Майкл Беттани. Его приговорили к 23 годам тюрьмы, но при хорошем поведении его могут выпустить уже через три, четыре года. Его риск был не больше моего. Я не испытываю угрызений совести по отношению к нему.
— Чем Вы особо гордитесь?
— Моей ролью в «Операции РЯН». Я думаю, что это была конструктивная работа, которая в определенной степени помогла сохранению мира. Даже если бы ничего, кроме этого, не было, я гордился бы лишь этим. РЯН — это сокращение слов «ракетно-ядерное нападение». В первый раз слово РЯН выплыло на тайной конференции КГБ в Москве в мае 1981 года. Никто иной, как сам шеф КГБ Юрий Владимирович Андропов объяснил, что новая американская администрация открыто готовится к нанесению первого ядерного удара. Потому в Политбюро было решено, что советская разведка по всему миру будет тщательно выискивать признаки подготовки такого нападения и сообщать о них в Москву. Эта операция РЯН получила наивысший приоритет среди всех других акций. Это конечно, было полной чепухой, потому что, хотя новое американское правительство и бросалось крепкими словами, но никогда не думало действительно нападать на Советский Союз. Правительство Рейгана хотело перекрыть действительное ракетное отставание от СССР путем «довооружения», оно хотело снова восстановить атомное равновесие и нуждалось для этого в согласном с этим Конгрессе. Его же можно было убедить, лишь показывая как можно ближе перед глазами коммунистическую угрозу. Политбюро восприняло цветастую риторику Рональда Рейгана как реальность. РЯН стало примером возрастающей паранойи кремлевских старцев, принявших бряцание атомным мечом в Вашингтоне за чистую монету. Кроме того, Москва знала, что Пентагон как раз разрабатывает новую систему оружия под названием SDI (Strategic Defense Initiative) — СОИ («Стратегическую оборонную инициативу»). Ее целью было создание в космосе защитного щита, чтобы уничтожать советские ракеты еще в полете с помощью лазерного луча. СОИ никогда не была воплощена в реальность, но в начале 80-х годов об этом еще никто не знал. Андропов боялся, что США, защищенные щитом СОИ, могут решиться на первый атомный удар. Поэтому всем резидентурам КГБ было указано не реже, чем раз в неделю писать для Москвы отчеты о «действительно всех признаках» угрожающего первого атомного удара. Это относилось и к лондонской резидентуре. Гордиевский ясно осознавал весь абсурдный драматизм ситуации. Хотя бы для оправдания своего права на существование, резидентуры КГБ должны были стараться находить все возможные указания на «первый атомный удар» — частично гротескная, а частично опасная спираль, которая в конце, ввиду усиливающейся мании преследования в Москве, вполне могла вылиться в превентивную ядерную войну. Два примера. Когда лондонская резидентура сообщила о кампании, которой британское правительство хотело привлечь больше доноров — совершенно нормальное дело, центр ответил телеграммой с благодарностью, ведь абсурдная конструкция казалась убедительной: запасы донорской крови являются неотъемлемой частью подготовки к атомной войне. Когда резидентура КГБ какую-то неделю не послала в Ясненево подобного отчета, то из центра прибыл грозный выговор: что такое случилось с бюро в Лондоне, забывшем свои обязанности? «Приказ сообщать все признаки атомного нападения не отменен. «Гордиевскому приходилось выть по-волчьи вместе с волками и отправлять многостраничные сводки о мнимых атомных приготовлениях англичан, зная, что это абсолютная ерунда. Единственное. что он мог сделать против этого, было детальное перечисление признаков, которые никакими признаками не были, и доведение их до абсурда. Так, летом 1983 года он послал подробное сообщение о новом шоссе на юге Англии, которое, как он пророчил, могло использоваться и в военных целях. Полный бред, но Ясенево восприняло этот отчет совершенно серьезно, как и все остальные. В основном, Гордиевский информировал англичан о неврозах и мании преследования в Москве. Он передал проверенным путем МИ 6 украденные в резидентуре документы, в которых центр требовал все новые материалы и доказательства подготовки к
