– Мотивированно тянешь время. Только зачем? И зачем валяешь ваньку передо мной? Кто я тебе – статистка какая-нибудь?
– Я не валяю… – растерялся Адам. – Слушай, а что – надо именно говорить? Словами? Я думал, все и так понятно… Во, смотри, смотри! – Он показал на экран.
Девушка шла по канату. Покачнулась, почти упала, но удержалась за воздух, поднялась, на воздух опираясь, пошла дальше.
– Какой-то фокус, – неуверенно сказала Вита.
– Может, и фокус… Понимаешь, Вит, объяснять свой действия я не умею. Особенно когда такая вот неопределенность во всем… Я вот сейчас не головой думаю, а просто плыву по течению. Если тебе надо, я могу попробовать…
– Но это может сбить настройку, – подхватила Вита. – Понимаю. Почти как я в Зоне… Забавно. Нет, ты только не думай, что мне нужно все объяснять, что я такая тупенькая… Просто я после Зоны, вот и все. Ладно, давай, я запомню, что ты со мной втемную не играешь – и так оно и будет.
– Не сердись, ладно?.. Подождем хозяина или поедем?
– Лучше подождем. А то получится невежливо.
Как будто подслушав под дверью, вошел Жукович, чем-то очень довольный.
– Ну как, перцы? Ваше мировоззрение вправилось на место?
– Сделало попытку…
– Неужели ничего стоящего не нашлось?
– Ну, почему же? Эта ныряющая колода…
– Кстати, так и не выяснили, что это было такое. Целая экспедиция весной туда выезжала – с марцалами вкупе. Бесполезно.
– Дык, – сказала Вита. – Никто так классно не прячется, как современные динозавры. Сколько уже случаев. Чудовище Миргородской лужи. Никто поймать не может…
– Зря прикалываешься, – сказал Жукович, пожимая плечами. – Над тарелочниками ещё не так прикалывались. И что?
– Уговорил, ты прав, – сказала Вита. – Так все-таки про бородатую женщину у тебя есть? Или хвостатую?
Жукович вдруг стал как-то слишком серьезен и будто бы даже обижен.
– Вообще-то вы могли сразу спросить, без подходцев…
Адам и Вита переглянулись.
– Не понял? – сказал Адам.
– Да бросьте…
– Ты о чем? – Вита извернулась в кресле, встала на него коленями, оперлась о спинку. – Я просто ляпнула – и во что-то попала?
Жукович некоторое время ещё мучился недоверием, потом понял, что его не разыгрывают, и рассказал странную историю. Месяца четыре назад к нему вот так же пришли из Комитета ВОС, марцал и две женщины-землянки, попросили на просмотр все материалы по человеческим аномалиям, он выдал – почти сто пятьдесят часов просмотра, шестьсот бобин – и спустя обусловленное время получил все обратно, и по счету бобин, и по метражу… но вот случайно оказалось так, что некоторые кадры он помнил, и когда стал монтировать очередной прокатный ролик, захотел их вставить – и не нашел. Он просмотрел в скоростном режиме все эти сто пятьдесят часов, заработал гнойный конъюнктивит, но убедился, что у него зачем-то изъяли некоторые материалы, подменив схожими – но другими…
– Эти кузены… – пробормотала Вита. – Интересно…
– Кто?
– Комитетчиков мы зовем «кузенами», – пояснила она. – Не важно. Ты можешь описать, что именно они изъяли?
– Аномалии развития, при которых дети… как бы это сказать… имеют черты животных. Люди-кошки, люди-собаки, люди-обезьяны…
Вита шепотом издала изумленно-торжествующий вопль, а потом с размаху ладошкой запечатала себе рот.
(Котенок не мог знать, но смерть напарника его просто спасла. Ученые, с остервенением бросившиеся терзать труп, на какое-то время охладели к живому. Правда, лингвисты продолжали рыть копытами землю, но полукоматозное состояние, в которое внезапно впал пленник, заставило врачей наложить вето на все эксперименты. Они плохо представляли себе, что делать, а потому некоторое время не делали ничего…)
Он наконец-то остался один.
Думать – а не ощущать – было странно, но гораздо удобнее. Например, Он давно перестал вырываться, а главное – не попытался избавиться от своих пут, когда сообразил, насколько это легко. Это действительно было легко, но следовало остаться в одиночестве – или почти в одиночестве. Как сейчас.
Он изогнул кисть, вывернул боевые пальцы, отвел назад, направив кончики когтей на край удерживавшего Его ремня, и сделал неуловимо быстрое для человеческого глаза движение. Ремень с шорохом разошелся. Еще два движения – и от ремней остались только кольца на запястьях и щиколотках. Он вскочил на все четыре лапы, постаравшись не оборвать тоненькие веревочки, прикрепленные к Нему по всему телу, – помнил, что когда какая-то из них отрывалась, раздавался противный звук и начиналась суета. Так. Большой непрозрачный ход – через него входят и выходят Большие-белые. Прозрачный, поменьше – за ним открытое пространство. Чтобы спрятаться там, надо знать где. Он – не знает. Маленький ход наверху,
