сумку, пустила туда струю освежителя «Си айс». Лёгкую одежду сложила в пакет. Постояла перед зеркалом, примерила улыбку. Вот так. И никак иначе…
Клюшки на плечо, сумки и пакет в лапу. Пошли.
Дождя уже не было – и даже не верилось, что он был. Воздух стоял неподвижно и твёрдо, как чёрно- прозрачная стена. Такой воздух бывает только ночью, и это нужно пережить…
А мотороллер ждал за углом. Лёгкий и маломощный, до трёх киловатт, а потому – никаких номеров и прав на вождение. Ключи вот здесь – в «пистончике» сумки для клюшек… в слишком узком «пистончике»…
Она возилась с ключами, когда из-за угла беззвучно, как в кошмаре, выплыл полицейский глайдер.
Обидно, подумала Юлька.
Глайдер остановился метрах в трёх и замер, тупо рассматривая её своими тёмными стёклами. Она знала, что внутри глайдера есть что-то вроде визибла, которые стоят на космических кораблях – правда, в тысячи раз более слабые. Но они позволяют видеть окружающее немного иначе – чуть более верно, чем просто глазами.
И может быть, они видят винтовку…
Она тоже в какой-то миг увидела всё чуть иначе: как будто сфотографировала окружающее, а теперь рассматривает фотографии. Странно, вот это мне не попалось на глаза… а это что такое?..
Вон в том магазине кассир – смотрит сквозь витрину на них. Ему далеко, плохо видно, потому что на стекле, во-первых, какая-то пританцовывающая обезьяна с ананасом на носу, а во-вторых – приклеен лист бумаги, но, убей не понять, что там написано… Если копы начнут в меня сразу палить, он будет свидетель, но плохой свидетель. А вон там опрокинут мусорный мешок, что-то вывалилось и расползлось по тротуару… На полицейском глайдере реклама сигарет «Кэмел»; только полиции разрешено рекламировать сигареты и трубочные табаки. А пожарным можно рекламировать спиртное…
Дверца скользнула назад, и на землю тяжело спрыгнул здоровенный – не толстый, а именно здоровенный – негр. Он повёл плечами: засиделся, наверное, в машине, – а может быть, просто поудобнее утряхивал на себе бронежилет и портупею.
– Констебль Дирк, полиция Лос-Анджелеса. Простите, мисси, но знаете ли вы, который час?
– Думаю, около двух, – сказала Юлька. – Только я не «мисс», а «миссис». Миссис Рита Пол Симонс, констебль. Условно-совершеннолетняя и полноправная.
Она подняла руку, демонстрируя кольцо.
– А-а, – сказал тот несколько озадаченно. – Другое дело. Но вы тут с мужем?
– Нет, мистер Дирк. Мой муж сейчас в системе Сатурна.
Некоторое замешательство.
– Он… э-э… такой же условно-совершеннолетний?
– Нет, – засмеялась Юлька. – Он инженер. Ему тридцать.
– Ага, понятно. А… можете не отвечать… сколько вам?
– Восемнадцать.
Она не стала добавлять: «Будет в октябре». Вместо этого сказала:
– Я из России. Там это считается так же, как здесь – двадцать один.
– Да, я знаю… – он покивал. – У меня сейчас сын в России. Норильск. Слышали о таком?
– О, конечно!
– Там правда очень холодно?
– Зимой – очень. Но на самом деле я там не была ни разу, поэтому – только с чужих слов.
– Я беспокоюсь. Был у него в Монтане – он у меня тоже инженер, как ваш, только по всяким там шахтам-копям, – мне казалось, я потом никогда не отогреюсь. А в этом Норильске – просто не знаю.
– Там все тепло одеваются.
– Да. И много пьют водки. Я в курсе… Вы сейчас вообще-то куда направляетесь?
– К родителям мужа. Тут уже совсем рядом.
– Давайте мы вас проводим. Недавно тут стреляли, а вечером ещё эти малолетние засранцы на мотоциклах… Вам куда?
– В Анахайм. Перекрёсток Эвклида и Линкольна.
– Ну, совсем рядом. Сейчас вырулим на девяносто первое, а там прямо…
– Я вовсе не хочу вас напрягать.
– Какое ж это напряжение…
– Да, действительно, – улыбнулась Юлька. – У вас тут такая пустота кругом. Не могу привыкнуть.
– Пустота? – не понял полицейский. – Это потому, что люди любят жить не толкаясь. А кроме того, тут ведь склоны…
– Я о другом, – сказала Юлька. – Такая чудесная ночь. Я два часа еду – ни одного пешехода. У нас в это время по улицам гуляло бы множество народу. А здесь – только на машинах, на глайдерах…
– У вас – это в России?
