Только где ты, где ты, о радистка Кэт? «Сокол, я Незабудка…» Блин, Большой – ты же должен наконец просечь фишку! Думай, думай своей толстой премудрой башкой, думай!
Денис обошёл все доступные помещения, но больше ничего интересного не обнаружил. Кто-то когда-то вынес отсюда всё, что можно было поднять. Попытку проникнуть в подвал разведчик решил отложить на потом – когда (и если) проснётся.
Он знал, что от голода обычно умирают во сне. Вообще-то помирать рано, по-настоящему он голодал дня четыре, но уж слишком обилен был расход энергии. Складки на животе не было никакой, тонкая сухая шкурка.
Он забрался в ротонду над эстакадой, лёг так, чтобы можно было сразу начать стрелять, и уснул, велев себе проснуться или при взрыве, или через шесть часов.
«Будильник» не сработал, и Денис проспал почти сутки. За это время ничего не произошло.
Глава двенадцатая
…а потом Юлька поняла, что больше не может ни черта. Это произошло почти мгновенно, просто вытащили какую-то пробку, и силы вылетели из организма, как воздух из простреленного шарика.
Она продержалась ещё несколько минут – ровно до того момента, когда впереди и внизу как нельзя кстати выплыла надпись «Мотель 'Надёжное место'». Потом был провал, запомнился китаец в красной рубашке, а потом она каким-то чудом сумела затолкать себя под душ. Это она тоже запомнила – ледяные и жгучие струи…
И это всё.
…Было прохладно и полутемно, и сидевших за пультом она видела со спины: две тёмные фигуры в плащах и академических шапочках. Горели маленькие лампочки в большом количестве, стрекотал самописец, а сбоку крутилось колесо, на которое из-под потолка лилась тонкая струйка воды. От колеса шла сложная система шатунов, которые встряхивали большую, но лёгкую бамбуковую рамку с туго натянутой на ней сеткой из чёрного шёлка. Позади всего этого, шурша, крутились высокие, от пола до потолка, цилиндры с непонятным светящимися иероглифами на них. «Альфа шесть, гамма сорок девять», – сказал один из исследователей, тот, который слева, более высокий. «Понял…» – пробормотал второй, коротенький и толстый, подкручивая барабаны настройки. Самописец застрекотал громче, из него полезла длинная бумажная лента. «Поехали», – сказал высокий. Коротышка кивнул, пробормотал почему-то по-русски: «Ну, мёртвая…» – и долбанул кулаком по большой красной квадратной кнопке на пульте. Второй подбросил в воздух большую белую таблетку. Оба тут же присели на корточки и закрыли головы руками. Между шуршащими цилиндрами открылась дверца, и из неё вылетел золотой дракон! Он схватил на лету таблетку и пронёсся через весь зал, оставляя за собой медленно тающие разноцветные шарики с буквами: «А», «В2», «В6», «В12», «С», «Р», «Н»… Дракон исчез в тёмной амбразуре под потолком, а исследователи, вздохнув в унисон, уселись на своих табуретках. «Дальше», – сказал высокий. – «Альфа девять, гамма пятьдесят шесть». Коротышка, кряхтя, провернул барабаны, потом ударил по кнопке. Всё повторилось, разве что шариков-драже стало немного больше. «Что-то мы упускаем…» – пробормотал высокий, выбираясь из-под стола. «Давай попробуем пирожок, – сказал коротышка. – С черникой. В ней прорва каротина». Высокий почесал лоб. «Ну, давай… – как-то неуверенно согласился он. – Альфа двенадцать, гамма шестьдесят три». «Поехали!» – заорал коротышка, врезав по кнопке локтем. Высокий подбросил пирожок, и вырвавшийся из дверцы дракон схватил его широко раскрытой пастью, проглотил – и захохотал. Пролетая над сеткой, он уронил в неё большое фигурное яйцо, похожее на те, что выходили из-под рук Фаберже, и тут же сквозь ячейки сетки снизу полезли десятки маленьких сияющих дракончиков…
Юлька проснулась, когда солнечный зайчик залез ей в нос, ей очень захотелось чихнуть, но не чихнулось, а просто заперло дыхание. Было тревожно, хотелось куда-то бежать; сердце неприятно, по- птичьи, трепыхалось. Разве в чернике есть каротин? – подумалось ей вдруг. Она сосредоточилась на этом чёртовом каротине и не заметила, как снова уснула – но на этот раз не глубоко и не надолго, ощущая именно тот замечательный факт, что спит. И скоро, пожелав проснуться, она проснулась.
Кровать была широкая, но слишком мягкая, а то и дряблая, и Юлька чувствовала себя совершенно разбитой. Затекли руки, ноги, правый бок и даже щека. Несколько минут, пока кровообращение не пришло в норму, Юлька лежала, потягиваясь и разминая непослушное тело – и рассматривая комнату, где ей пришлось прервать бег.
Симпатичный номер. Она уже привыкла к тому, что в Америке всё удобное и одинаковое, удобно- одинаковое, одинаково-удобное… Здесь было иначе: высокая, очень длинная и очень узкая, как троллейбус, комната с огромным окном во всю длинную левую стену; за окном шла галерея, или балкон, или как-то ещё называется – в общем, что-то, куда по идее можно было бы выйти при наличии двери; но двери не было. Над окном свистел кондиционер, светлые шторы полураздвинуты, одежда валялась на полу, и чехол с винтовкой криво стоял в углу. За белой скользящей дверью, закрытой не до конца, тихо булькала вода.
Постель пахла хвоей.
Наконец Юлька сползла с кровати и поковыляла умываться…
В период увлечения йогой (ну, был у него такой период, был; ещё были занятия у-шу, философией дзен и нырянием без акваланга; много чего было) Денис однажды не ел семнадцать дней. Ведя при этом самый активный образ жизни. Когда это?.. в ноль восьмом… или девятом. Не важно. Главное – не паниковать. Есть вода, есть соль. Здесь тепло. Двадцать дней продержаться в полном сознании – можно. За двадцать дней может измениться всё.
Он думал так, осторожно подстругивая «на карандаш» прутья решётки. Соблазн рубануть он тщательно преодолевал, поскольку понял, как именно бедняга австралиец – или кто он там? – утратил инструмент. Отдачей от удара ему отсушило руку, а прут, не перерубленный до конца, спружинил. Он нашёл эту глубокую зарубку, когда взялся за решётку сам. Денис на всякий случай обмотал рукоять ножа шнуром и сделал петлю, чтобы захлестывать запястье – наподобие как у казачьей шашки, – но всё равно иррационально опасался нож уронить. Это была его своеобразная инверсия страха высоты: он не боялся упасть сам, но боялся, что что-то выскользнет из рук и улетит вниз. Так что лучше потратить время… благо, его достаточно. Более чем достаточно.
Надо было перерезать четыре прута, каждый толщиной четыре сантиметра. Восемь разрезов. На первый ушло полчаса. На второй и следующие – немного меньше.
Он заканчивал восьмой разрез, когда наверху грохнул мощный взрыв. Ударило в уши, перепонки вдавило, и всё заполнил металлический звон.
Надо было взлететь на три лестничных марша, пробежать закрытую галерею, пересечь «колонный зал», снова взлететь по лестнице…
