Какое вероломство с его стороны! Как это низко…
— Я не хочу тебя видеть, — тихо произнесла она. — По крайней мере, сейчас.
Заглянув жене в глаза, Владимир умоляюще проговорил:
— Но у меня остается надежда? Мы ведь сможем все восстановить, правда? Разве наша любовь не стоит того, чтобы простить маленький грех?
— Какая любовь? — Елена оттолкнула его. — О чем ты говоришь? Ты уничтожил нашу любовь своей похотью! Растоптал ее! От нее ничего больше не осталось. Я испытываю к тебе только презрение!
Он склонил голову:
— Казни меня. Придумай любое наказание. Но не прогоняй меня из твоей жизни.
— Оденься, — процедила Елена. — На тебя невозможно смотреть…
Отвернувшись, Владимир, путаясь в штанинах и рукавах, поспешно оделся. Елена не глядела на него и старалась не замечать смятой постели. За окном по-прежнему светило солнце, сияние которого теперь казалось ей оскорбительным. Она чувствовала себя униженной до такой степени, что не представляла, как жить дальше… Немедленно уехать в Петербург, оставив мужа здесь? Чтобы он продолжал наслаждаться «прелестями» сельской жизни? Ну уж нет! Или потребовать, чтобы он вернулся домой вместе с ней? Но как им там находиться вместе? Как вынести совместные обеды и выходы в свет? Разве ей под силу будет вести прежнюю жизнь, и делать вид, будто ее мир не превратился в руины?
— Елена, прости меня, — тихо сказал Владимир.
Она заставила себя обернуться. Сердце предательски сжалось: «Какой красивый… Как я смогу жить без него?» Владимир выглядел таким несчастным, что его страдание показалось ей неподдельным. Ей захотелось протянуть руку, погладить его спутанные кудри, провести ладонью по бледной щеке… Как она мечтала видеть его и как больно сейчас на него смотреть…
— Что ж ты наделал? — произнесла она совсем тихо, без гневного пафоса, не скрывая своей боли.
У него на глазах вдруг выступили слезы.
— Я ненавижу себя, — глухо проговорил Владимир. — Это свое проклятое мужское начало, которое предало меня. Всю мою жизнь! Ведь ты и есть моя жизнь. Мне никто не нужен, кроме тебя. Никакая другая женщина не нужна, и ребенок не от тебя не нужен.
Елена опять обмерла:
— Какой ребенок?
Поняв, что проговорился, Владимир густо покраснел и опустил голову.
— Она… Ну, ты понимаешь…
— Ты обрюхатил ее?!
Елена нарочно выбрала это грубое, простонародное слово, чтобы подчеркнуть истинное положение вещей. Ведь речь шла о ребенке дворовой девки, их крепостной, которая и человеком-то не могла считаться, а вот, гляди-ка, выступила соперницей ей, графине Петровской. Да не просто соперницей… Этой простолюдинке, этой чумазой девчонке легко удалось то, в чем Елене Павловне не помогли даже самые лучшие доктора.
Бормоча что-то нечленораздельное в свое оправдание, Владимир стоял перед женой совершенно поникший, не похожий на себя самого. Больше не чувствуя к нему ни малейшей жалости, Елена требовательно спросила:
— И как же ты намерен поступить?
— Я… я не думал над этим… Но, наверное, нужно выдать ее замуж…
— И ты собираешься заняться этим лично?
— Нет, но…
— Ты предлагаешь мне эту благородную миссию?
Он опять взмолился:
— Елена, прошу тебя! Не надо в таком тоне…
— А в каком тоне, позволь спросить, я должна говорить о твоем незаконнорожденном ребенке, прижитом с крепостной девкой?! — У нее задрожал голос, но не от слабости, а от злости, которая полыхнула пожаром в ее сердце.
Бросив умоляющий взгляд, Владимир пробормотал:
— Знаешь, был миг, когда я обрадовался этому известию…
— Обрадовался?!
— Я подумал, что мы… Только, прошу тебя, выслушай меня! Мне пришло в голову, что мы с тобой могли бы забрать этого ребенка и воспитать его, как родного. Как наше с тобой дитя. Все-таки это мой ребенок. И мы могли бы скрыть ото всех, что его родила не ты… Все знают, что ты ездила лечиться. Можно сделать вид, что лечение помогло. Ведь на самом деле это не так??
Ошарашенная столь несуразным предложением, Елена смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, и не находила слов. То, что предлагал Владимир, было настолько нелепо… И в то же время, на какую-то долю секунды, Елене показалось, что она увидела впереди забрезживший свет. Что ее жизнь внезапно обрела смысл… Это, конечно же, было иллюзией, но настолько яркой и реальная, настолько отчетливо несущей младенческий запах, звонкий смех, тепло маленьких ладошек на ее щеках, что у Елены перехватило дыхание. Того, о чем спросил муж, она и не услышала, вся поглощенная внезапным видением, этим незнакомым до сих пор ощущением реальности желанного материнства…
«Разве это не выход? — мелькнула сумасшедшая мысль. — Ведь в любом случае это ребенок Владимира… Я мечтала подарить ему ребенка. Я могу это сделать хотя бы таким образом, раз по-другому не получается…»
И Владимир сердцем угадал забродившие в ее душе сомнения, прижал ее холодные руки к своей груди. Он заговорил о том, как любит ее, как они могут быть счастливы, особенно если Елена сможет, наконец почувствовать себя матерью. Как этот ребенок скрасит им жизнь, развлечет их, придаст смысл их существованию…
— Но… один его вид постоянно будет напоминать мне о том… Об этом. — Она брезгливо поморщилась, взглянув на постель, еще хранившую запах другой женщины.
— Милая, отнесись к этому как… например, к медицинскому эксперименту, — неожиданно предложил Владимир. — Тебя ведь осматривали врачи-мужчины, и не раз. И ты позволяла проникать им в святая святых, потому что это было необходимо. Также и мне было необходимо… это… — Владимир тоже кивнул в сторону постели, — чтобы получить результат.
— Не смешивай разные вещи! — сердито воскликнула Елена. — Ты не ради ребенка совратил ее! А только ради удовлетворения собственных потребностей! Тебя нисколько не заботило в тот момент наше будущее! Напротив, ты жил только сиюминутными страстями и потакал им. А теперь пытаешься убедить меня, что чуть ли не ради нашего семейного счастья забрался в постель с какой-то грязной девкой! Кто она такая, кстати? Я даже не знаю ее имени.
Он попытался вяло сопротивляться:
— Разве оно имеет значение? Эта девчонка вообще не играет роли во всей этой истории…
— Ты опять? Почему же ты выбрал именно ее? Не какую-нибудь старую уродину, если для тебя это не имело значения?
— Но от уродины и ребенок родится уродливый, — резонно возразил Владимир. — Я выбрал самую хорошенькую…
— Значит, ты признаешь, что она поразила твое воображение? Боже, о чем мы говорим?! — простонала Елена и упала в кресло. — Как это вообще можно обсуждать? Я ненавижу тебя!
Пристроившись возле нее на полу, Владимир проговорил, понизив голос:
— Мое воображение здесь вообще ни при чем. Его однажды и навсегда поразила другая женщина. Это ты. И никто, кроме тебя, никогда не войдет в мое сердце…
— Но другие, оказывается, могут свободно входить в твою спальню… Боже, наверное, все обманутые жены слышат одно и то же! Какая мерзость! — Елена передернулась всем телом, живо вообразив, как ее муж затаскивает в эту комнату полуграмотную босую девчонку, и та, глупо и похотливо хихикая, с грязными пятками забирается на их постель. — От нее, наверное, луком воняло!..
— Да-да. Она была ужасна, с готовностью подтвердил Владимир.
