К Ламалу, наконец, возвратился дар речи.
— Ах! Господин маркиз, вы отлично знаете, что это невозможно… это безумие… Свободу! О! Вы не можете этого желать… не просите у меня этого…
— Пьер, — продолжал Жак, — сколько надо времени, чтобы дойти отсюда до Оллиульских ущелий?
— Для хорошего ходока полтора часа.
— И столько же на обратный путь. Это составит три часа. Теперь еще нет одиннадцати. Позволь мне выйти отсюда — и даю тебе слово, что к четырем часам я возвращусь…
— Послушайте, господин Жак, я не понимаю вас. То, что вы просите, так безумно! Это… это невозможно!… Полноте! Успокойтесь! Будьте благоразумны…
— Пьер, мне нужно уйти…
— Просите у меня мою жизнь… я отдам вам ее… но это… это невозможно…
— Пьер, шесть лет тому назад в море упал человек… была сильная буря… этот человек казался погибшим… пытаться спасти его было бы безумием… этот человек был… Пьер, это был твой отец!… Я бросился в воду и спас его!… Или ты забыл это, Пьер?
— Нет! Нет!
— Пьер, моя мать провожала к венцу твою жену!
— Это правда…
— Пьер, ты качал меня на руках… как я, в свою очередь, качал твоего первого ребенка.
— Да.
— Ну! Во имя всех этих воспоминаний, во имя твоего отца и твоего ребенка, улыбавшегося мне в колыбели, дай мне эти пять часов свободы!
Ламалу шатался. Крупные капли пота выступили у него на лбу. Он оперся о стену, чтобы не упасть.
— Пьер, видишь… я становлюсь перед тобой на колени, я умоляю тебя… Пьер!
Жак обнимал колени тюремщика.
— Вы требуете моей жизни! — сказал Ламалу. — Ну, что же, берите ее!
— Наконец-то! — вскричал, вскакивая, Жак.
— Но как выйти отсюда?
— Разве ты не можешь отворить мне двери?
— Но ведь вы не успеете сделать двух шагов, как вас схватят часовые… Вам не пройти в ворота!
— Боже! Все пропало! — простонал Жак, ломая руки.
— Нет! Погодите!
Камера, в которой был заключен Жак, освещалась небольшим окном, выходившим в гавань и заделанным железной решеткой.
— Вы хороший пловец, — сказал Пьер. — Я знаю это, так как вы спасли моего отца. Вы броситесь в воду… Единственная опасность: шум вашего падения будет услышан, но я не думаю, чтобы это случилось…
Жак бросился к решетке и с яростью начал трясти ее.
— Оставьте, — сказал Ламалу, к которому вместе с решимостью возвратилось его хладнокровие.
Он схватился обеими руками за решетку, уперся коленями в подоконник, мускулы его страшно напряглись — и тяжелая решетка в одно мгновение оказалась на полу.
— Теперь ступайте, — сказал Пьер.
Жак шагнул к нему.
— Пьер, — сказал он, — ты поступил благородно и великодушно. Благодарю тебя! В четыре часа я буду у подножия башни.
— К чему? — сказал Пьер, пожимая плечами. — Вы свободны, пользуйтесь же вашей свободой.
— А ты?
— О! Я… обо мне не стоит говорить… Если я не сразу согласился, то это оттого, что у меня жена и дети…
— Беги вместе со мной!
— О! Это невозможно!… Я не могу оставить Тулон… Моя жена тоже. Мы здесь жили, здесь и умрем.
— Если я не возвращусь, ты погиб!
— Ба! — возразил Пьер с печальной улыбкой. — Меня только переместят туда!
«Туда» — это значило — на каторгу.
Жак вздрогнул и схватил Пьера за руку.
— Я вернусь в четыре часа! — сказал он.
— Как! Вы хотите…
— Я хочу сдержать данное тебе обещание… Ты веришь моему слову?
— Но это было бы безумием!
— Исполнение своего долга никогда не может быть безумием.
— Ба! Идите… Там видно будет…
Говоря это, Ламалу думал про себя: «Попав на свободу, станет он думать о старом Ламалу!»
Эта мысль так ясно читалась на его лице, что Жак был восхищен этим возвышенным самоотвержением.
Он обнял Пьера и поцеловал.
— В четыре часа…— повторил он.
Пьер ничего не ответил и молча помог ему пролезть в узкое окно.
Спустя мгновение до него донесся слабый всплеск.
Жак был в воде.
Ламалу стал прислушиваться. Ничто более не нарушало тишины.
— Ну вот я и очутился в славном положении!…— прошептал он.
После этого он вышел и, как ни в чем не бывало, запер дверь…
3
БИСКАР И ДЬЮЛУФЕ
Оллиульские ущелья представляют собой одну из прелестнейших редкостей Южной Франции, столь богатой всякими чудесами.
Между местечком Боссе и городом Оллиуль путешественник вдруг встречает громадные скалы, поднимающиеся на значительную высоту. Зелень, виноградники — все исчезает как бы по волшебству — видны одни непроходимые стены серого и черноватого камня.
В ту эпоху, когда происходит наш рассказ, редкий путешественник рисковал посещать эту местность, так как Оллиульские ущелья пользовались весьма недоброй славой. Множество преступников находили себе убежище в лабиринте этих ущелий.
Сама природа устроила там множество узких и извилистых галерей, пересекавшихся в различных направлениях, выходы из которых зачастую были неизвестны. Ночью казалось, что среди этих ущелий скрывается целый мир, фантастический и страшный.
В особенности в эту ночь…
Прошло два часа с того времени, как Пьер Ламалу помог бегству маркиза де Котбеля.
Оллиульское ущелье, погруженное во мрак, было тихо и пустынно. Слышался только свист ветра.
Вдруг (было около двух часов ночи) горное эхо повторило глухой и равномерный шум.
Это были твердые и поспешные человеческие шаги.
Кто мог решиться проникнуть в такой час в это проклятое место?
