шланги, змеящиеся в траве, и колышущийся туман вокруг дождевальных установок. Мы направились к одному из домов. Фишер нажала на дверную ручку – дверь была не заперта. Мы прошли через комнату, в которой стоял розовый диван. В углу был телевизор, на котором я заметил фотографии двух мальчиков, расставленные по порядку, начиная с младенческого возраста. На последнем снимке мальчики, уже совсем большие, были в парадных костюмах и целовали в щеки какую-то женщину. Очевидно, их мать.
Дверь в кухню была открыта. За пластиковым столом сидел Пистилло и пил чай со льдом. Возле раковины стояла женщина. Та самая, что была с мальчиками на фотографии. Фишер и Уилкокс потихоньку испарились. Я остался.
– Вы подключились к моему телефону…
Пистилло кивнул:
– И записывали все разговоры. Кстати, все было сделано законно, у нас есть ордер.
– Что вам от меня нужно?
– То же самое, что и все последние одиннадцать лет. Ваш брат.
Женщина у раковины включила воду и стала мыть стаканы. На дверце холодильника висели еще фотографии: там был Пистилло, какие-то незнакомые люди, но чаще всего те же самые мальчики. Это были более поздние и, в основном, случайные снимки, сделанные на пляже и во дворе.
– Мария… – обратился к ней Пистилло.
Женщина выключила воду и повернулась к нему.
– Мария, это Уилл Клайн. Уилл, Мария…
Женщина, которая, как я понял, была женой Пистилло, вытерла руки полотенцем. Ее рукопожатие оказалось неожиданно сильным.
– Очень приятно, – произнесла она довольно формальным тоном.
Я кивнул и что-то промычал в ответ. Затем, повинуясь жесту Пистилло, опустился на жесткий металлический стул.
– Выпьете что-нибудь, мистер Клайн? – предложила Мария.
– Нет, спасибо.
Пистилло поднял свой стакан с холодным чаем:
– Классная штука, попробуйте.
Мария вопросительно посмотрела на меня. На чай пришлось согласиться. Хотя бы для того, чтобы перейти к более важным темам. Провозившись довольно долго, хозяйка поставила передо мной стакан. Я изобразил улыбку и поблагодарил. Мария улыбнулась в ответ, еще более холодно, чем я.
– Я подожду в другой комнате, Джо, – обратилась она к Пистилло.
– Спасибо, Мария.
Она вышла, закрыв за собой дверь.
– Это моя сестра, – сказал Пистилло, глядя на дверь. – А это ее сыновья. Виктору сейчас восемнадцать, Джеку – шестнадцать.
– Итак, – я положил ладони на стол, – вы подслушивали мои телефонные разговоры…
– Да.
– Тогда вы должны знать, что я не имею понятия, где находится мой брат.
Пистилло отхлебнул из стакана.
– Это я знаю. – Он посмотрел на холодильник и жестом указал на него. – Вам не кажется, что на этих фотографиях чего-то не хватает?
– Я сейчас не в настроении играть в игры.
– Я тоже. Но все-таки взгляните: чего не хватает?
Я не стал смотреть, потому что уже знал ответ.
– Отца.
Пистилло щелкнул пальцами:
– С первой попытки! Молодец.
– А в чем дело?
– Моя сестра потеряла мужа двенадцать лет назад. Мальчикам было… Ну, вы можете подсчитать сами. Шесть и четыре, стало быть. Мария вырастила их одна. Я помогал чем мог, но дядя все-таки не отец, правда ведь?
Я молчал.
– Отца мальчиков звали Виктор Добер. Вам приходилось слышать это имя?
– Нет.
– Его убили. Двумя выстрелами в голову, в упор. – Пистилло допил чай и добавил: – Ваш брат при этом присутствовал.
У меня сжалось сердце. Пистилло встал, не обращая внимания на мою реакцию.
– Я знаю, что гублю свои почки, Уилл, но все-таки выпью еще стакан. Дать вам чего-нибудь заодно, раз уж я встал?
Я постарался взять себя в руки.
– Мой брат? Что вы имеете в виду?
Пистилло не торопился отвечать. Он открыл морозильник, достал лоток со льдом, поставил его в раковину и взломал лед. Достав пригоршню прозрачных кубиков, высыпал их в стакан.
– Прежде чем мы начнем, я хочу взять с вас одно обещание.
– Какое?
– Это касается Кэти Миллер.
– Что именно?
– Она еще ребенок…
– Я знаю.
– Ситуация очень опасная. Чтобы понять это, не нужно быть гением. Я не хочу, чтобы Кэти снова пострадала.
Я посмотрел на него и понял, что это не обсуждается.
– Хорошо, она вне игры.
Пистилло недоверчиво посмотрел мне в глаза, но я не лукавил. Кэти уже заплатила достаточно высокую цену. Не знаю, как бы я смог жить дальше, если бы цена оказалась еще выше.
– Расскажите о моем брате, – попросил я.
Он налил чаю в стакан со льдом и снова сел. Некоторое время разглядывал стол, потом поднял глаза:
– Вы читали в газетах о крупных рейдах, о том, как очистили Фултонский рынок, видели по телевизору парад осужденных, всех этих крестных отцов. И подумали, наверное, что с мафией покончено, что правительство победило?
У меня внезапно пересохло в горле, как будто туда насыпали песку. Я сделал большой глоток из стакана. Чай был слишком сладкий.
– Слыхали о Дарвине?
Вопрос был явно риторический, но Пистилло ждал ответа.
– Ну да: выживание сильнейшего и все такое, – пробормотал я.
– Не сильнейшего, – поправил он. – Это современная интерпретация, и она в корне неверна. Суть не в этом – выживает не сильнейший, а тот, кто лучше приспосабливается. Чувствуете разницу?
Я кивнул.
– Так вот, те из гангстеров, кто был поумнее, приспособились. Они убрали свой бизнес из Манхэттена. Стали, к примеру, продавать наркотики в пригородах, таких как Кэмден. Там из пяти последних мэров трое уже попали за решетку. В Атлантик-Сити без взятки уже улицу не перейдешь. А Ньюарк со всей этой болтовней об экономическом оживлении пригородов! Оживление означает вложение денег, а деньги – это взятки и рэкет.
Я заерзал на стуле.
– Зачем вы мне все это рассказываете, Пистилло?
– А вот зачем, черт побери! – Лицо его побагровело, он с трудом сохранял самообладание. – Мой зять, отец мальчиков, пытался очистить улицы от этих подонков. Он работал под прикрытием, и кто-то что-то
