а рядом красовалась надпись: «Лучшей в мире маме».
– Кофе хватит на двоих, – заметила она.
– Нет, спасибо.
– Уверен?
– Да. Так что случилось дальше?
Эмили склонилась над столом и уставилась в кофейный пресс, точно это был магический кристалл.
– Через несколько дней Грег сделал мне нечто такое, отчего я… – Она остановилась. Ее тон изменился, каждое слово стало продуманным и взвешенным. – Я уже говорила тебе в прошлый раз. Он сделал нечто ужасное. Детали несущественны.
Майрон промолчал. Не имело смысла упоминать сейчас о пленке. Главное, дать ей высказаться.
– В общем, когда она появилась в следующий раз и объявила, что Грег готов заплатить за молчание, я предложила дать ей больше, если она все мне расскажет. Она заметила, что это будет стоить дорого. Я ответила – плевать, сколько бы ни стоило. Я пыталась поговорить с ней как с женщиной, объяснить, что оказалась в трудной ситуации и Грег может отобрать у меня детей. Она ответила, что все понимает, но не может позволить себе быть филантропкой. За информацию придется заплатить.
– Она назвала цену?
– Сто тысяч долларов.
Майрон присвистнул. Ничего себе надбавка! Очевидно, тактика Лиз Горман заключалась в том, чтобы тянуть деньги из обоих, выжимая все, что можно, пока позволяют обстоятельства. Или, наоборот, она желала побыстрее провернуть дело, собрать двойной куш и опять уйти на дно. В любом случае Горман было выгодно использовать все заинтересованные стороны – Грега, Бокса и Эмили. Деньги за молчание. Деньги за информацию. Шантажисты держат слово так же плохо, как политики.
– Ты знаешь, что у нее было на Грега? – спросил он.
Эмили покачала головой:
– Она не сказала.
– Но ты собиралась заплатить ей сто тысяч долларов?
– Да.
– Даже не зная за что?
– Да.
Майрон развел руками:
– И тебе не пришло в голову, что она может оказаться просто сумасшедшей?
– Честно? Нет, не пришло. У меня могли отобрать детей, черт возьми! Я была в отчаянии.
И это отчаяние, подумал Майрон, Лиз Горман использовала в своих целях.
– Значит, ты так и не выяснила, чем она угрожала Грогу?
– Нет.
– Например, речь шла об азартных играх?
Ее глаза сузились.
– Что?
– Ты знала, что Грег играл?
– Конечно. И что из этого?
– Тебе известно, сколько он тратил на игру?
– Немного. Иногда ездил в Атлантик-Сити. Делал мелкие ставки на тотализаторе.
– Вот как?
Она вглядывалась в его лицо, пытаясь сообразить, к чему он клонит.
– А в чем дело?
Майрон посмотрел в окно. Бассейн был еще накрыт, но с юга уже вернулись стайки дроздов. Они толпились у кормушки, долбили ее клювами и возбужденно подрагивали крылышками, как собаки, размахивающие хвостом.
– Грег был азартным игроком, – объяснил Болитар. – За эти годы он спустил несколько миллионов. Фелдер не растратил его деньги. Грег сам проиграл их.
Эмили покачала головой.
– Это невозможно, – сказала она. – Мы жили вместе почти десять лет. Я бы что-нибудь заметила.
– Игроки часто скрывают свою страсть. Они лгут, прячутся, крадут – лишь бы сделать ставку. Это как болезнь.
Глаза Эмили сверкнули.
– Значит, вот чем эта женщина хотела припугнуть Грега? Его страстью к игре?
– Думаю, да.
– Но Грег точно играл? И потерял из-за этого все деньги?
– Да.
В ее взгляде вспыхнула надежда.
– Тогда ни один судья в мире не сделает его опекуном, – произнесла она. – Я выиграю дело.
– Судья отдаст ребенка скорее игроку, чем убийце, – возразил Майрон. – Или человеку, фальсифицирующему улики.
– Я уже сказала. Они были настоящими.
– Допустим, – согласился Майрон. – Но давай вернемся к шантажистке. Значит, она потребовала сотню штук.
– Верно.
– Как ты собиралась заплатить?
– Женщина заявила, что в субботу вечером я должна стоять рядом с платным телефоном у супермаркета «Гранд юнион». Предполагалось, что я приеду туда к полуночи и привезу деньги. Ровно в полночь она позвонит и назовет адрес на Сто одиннадцатой улице. К двум часам я буду на месте.
– Ты отправилась на Сто одиннадцатую улицу в два часа ночи со ста тысячами долларов? – В его голосе звучало недоверие.
– Я собрала лишь шестьдесят тысяч, – уточнила Эмили.
– Женщина об этом знала?
– Нет. Слушай, все это звучит дико, но ты не понимаешь, в каком отчаянии я находилась. Я была готова на все.
Майрон кивнул. Он понимал, на что могут быть способны матери. Любовь доводит до безумия, материнская любовь – тем более.
– Свернув за угол, я увидела, что из дома выходит Грег, – продолжила Эмили. – Меня это поразило. Он шел с поднятым воротником, однако я разглядела его лицо. Мы с ним давно женаты, но я ни разу не видела у него такого выражения.
– Какого?
– Абсолютного ужаса. Грег почти бегом бросился в сторону Амстердам-авеню. Я подождала, пока он скроется за углом. Затем я приблизилась к двери и нажала кнопку ее квартиры. Никакого ответа. Тогда я стала нажимать все кнопки подряд. Наконец кто-то мне открыл. Я поднялась и несколько раз постучала в ее дверь. Взялась за ручку. Замок был не заперт. Я открыла дверь. – Эмили остановилась. Чашка с кофе задрожала в ее руке. Она сделала глоток. – Наверное, это звучит ужасно, но я даже не заметила лежавшего на полу трупа. Я видела лишь свой последний шанс сохранить детей.
– И ты решила подбросить улики.
Эмили отставила чашку и посмотрела на Майрона. У нее был ясный и открытый взгляд.
– Да. Насчет всего остального ты тоже прав. Я выбрала детскую комнату, поскольку знала, что он никогда туда не ходит. Все было сделано так, чтобы, вернувшись домой, – тогда я не знала, что он сбежит, – Грег ничего не заметил бы. Да, пожалуй, я зашла слишком далеко, но это не было враньем. Он убил ее.
– Неизвестно.
– Что?
– Вероятно, он просто наткнулся на ее труп, так же, как и ты.
