– Это правда. Мы оба это знаем.
– А еще мы оба знаем, что у тебя нет никаких доказательств.
– Должно быть что-то, Мейбел. Волосы, нитки, что-нибудь такое.
– Ну и что? – Опять от ее улыбки его сердце заболело так, будто его проткнули вязальными спицами. – Ты видел, как я обнимала свою племянницу в этой самой комнате. Отсюда и нитки, и волосы. И Хорас навещал меня перед смертью. Так что и на нем могут быть волосы и нитки, если, конечно, они их нашли.
Майрон уже ничего не видел от ярости. Он снова прижал дуло к ее лбу. Рука начала дрожать.
– Как тебе это удалось?
– Что именно?
– Как тебе удалось заставить Бренду уйти с тренировки?
Мейбел и глазом не моргнула.
– Я сказала, что нашла ее мать.
Майрон закрыл глаза. Старался твердо держать пистолет.
Мейбел не сводила с него глаз.
– Ты не застрелишь меня, Майрон. Не тот ты человек, чтобы хладнокровно пристрелить женщину.
Но он не убрал пистолета.
Мейбел протянула руку и отвела дуло от своего лица. Потом поднялась, затянула пояс халата и двинулась прочь.
– Я ухожу спать, – заявила она. – Закрой за собой дверь.
Он закрыл за собой дверь.
Поехал в Манхэттен. Уин и Эсперанца ждали его. Они не стали спрашивать, где он был. И Майрон им не рассказал. По сути дела, он так никогда им ничего и не рассказал.
Он позвонил в студию Джессике, но нарвался на автоответчик. Когда раздался звуковой сигнал, Майрон сказал, что некоторое время поживет у Уина. Не знает точно, как долго. Некоторое время.
Трупы Роя Померанца и Эла Уикнера нашли через два дня. Явное убийство с последующим самоубийством. Ливингстонцы долго чесали языками, но никто так и не узнал, что толкнуло Эла на этот поступок. Остановку немедленно переименовали.
Эсперанца вернулась в агентство и принялась за работу. Майрон работать не мог.
Убийц Бренды Слотер и Хораса Слотера так и не нашли.
Нигде в прессе не появилось ни слова о событиях в поместье Брэдфордов. Пресс-агент из предвыборного штаба Брэдфорда сообщил, что Чанс Брэдфорд перенес операцию на колене по поводу старой теннисной травмы. Он быстро поправляется.
Джессика так и не перезвонила ему.
О своем последнем свидании с Мейбел Эдвардс Майрон рассказал лишь одному человеку.
Эпилог
Кладбище примыкало к школьному двору. Ничего нет тяжелее печали. Печаль – глубочайшая впадина в самом темном океане, бездонная пропасть. Она захватывает тебя целиком. Душит. Парализует сильнее, чем перерезанный нерв.
Он теперь проводил здесь много времени. Майрон услышал шаги за спиной и закрыл глаза. Как он и ожидал. Шаги приблизились. Когда все звуки замерли, Майрон не обернулся.
– Ты ее убил, – сказал он.
– Да.
– И теперь тебе стало легче?
Голос Артура Брэдфорда ласкал шею Майрона подобно холодной, бескровной руке.
– Вопрос в том, Майрон, стало ли легче тебе?
Он не знал ответа на этот вопрос.
– Если для тебя это имеет значение, знай, что Мейбел Эдвардс умирала медленно.
Его это не волновало. В ту ночь Мейбел сказала правду: он не из тех, кто может хладнокровно выстрелить в женщину. Он гораздо хуже.
– Я также решил выйти из губернаторских гонок, – сказал Артур. – Буду стараться вспомнить, что я чувствовал, когда был с Анитой. Я изменюсь.
Ничего не выйдет. Но Майрона это не волновало.
Артур Брэдфорд ушел. Майрон еще некоторое время смотрел на холмик грязи. Потом лег рядом, дивясь, как что-то столь великолепное и живое может перестать существовать. Он дождался звонка с уроков и наблюдал, как из здания вырываются дети, подобно пчелам из проткнутого палкой улья. Ребячьи голоса не
