Майрон показал на правую щеку Хораса.
– А это что?
Патологоанатом занервничал.
– У меня пока не было времени тщательно осмотреть тело.
– Я не спрашиваю про результаты вскрытия, доктор. Я спрашиваю вот про это.
– Да, я понимаю. Но не хотел бы строить предположения, пока не закончу вскрытие.
– Так вот, доктор, это кровоподтек, – заявил Майрон. – И случился он прижизненно. Можно определить по цвету. – Майрон не знал, так ли это, но какого черта. – У него вроде и нос сломан, не так ли, доктор?
– Не отвечайте, – вмешалась Маклафлин.
– А мне и не нужен его ответ. – Майрон повернулся и повел Бренду прочь от холодного тела мужчины, который еще недавно был ее отцом. – Хорошая попытка, Маклафлин. Вызовите такси. Больше вы не услышите от нас ни слова.
Когда они остались одни, Бренда попросила:
– Объясни мне, что все это значит.
– Они пытались тебя обмишурить.
– Каким образом?
– Чтобы было понятнее, давай предположим, что ты и в самом деле убила своего отца. Полиция тебя допрашивает. Ты нервничаешь. И вдруг они предлагают тебе превосходный выход из положения.
– Это насчет самообороны?
– Правильно. Убийство в целях самообороны. Они делают вид, что на твоей стороне. Будь ты убийцей, то ухватилась бы за такой шанс.
– Если бы была убийцей, наверное, да.
– Но дело в том, что Маклафлин и Тайлз видели эти кровоподтеки.
– И что?
– Если ты убила отца, пытаясь защитить себя, то почему его сначала избили?
– Я не понимаю.
– Смотри, как все получается. Детективы выуживают из тебя признание. Ты идешь у них на поводу, рассказываешь, как отец на тебя напал и как ты выстрелила. И откуда ни возьмись у Маклафлин появляются новые улики, противоречащие твоей версии. И где же ты тогда будешь? Ты уже подписала признание, назад хода нет. А они, потрясая этим признанием, доказывают с помощью синяков на лице Хораса, что никакая это не самооборона. Ты попала в ловушку.
Бренда немного подумала.
– Значит, они считают, что, перед тем как убить, его кто-то избил?
– Правильно.
– Но неужели они и в самом деле верят, что я могла так избить его? – Бренда нахмурилась.
– Скорее всего, нет.
– Тогда зачем им все это?
– Может быть, ты внезапно напала на него с бейсбольной битой или еще каким оружием. Но я больше склоняюсь к тому, будто они думают, что у тебя был сообщник. Ты помнишь, как Тайлз разглядывал мои руки?
Она кивнула.
– Он смотрел, не сбиты ли у меня костяшки пальцев, нет ли каких ссадин. Если ты наносишь удар, на руке, как правило, остаются следы.
– И поэтому она спросила, есть ли у меня возлюбленный?
– Правильно.
Солнце подустало и палило не так сильно. Мимо проносились машины. Через улицу располагалась автомобильная стоянка. В ту сторону тянулись мужчины и женщины в деловых костюмах. После целого дня, проведенного при искусственном освещении, их лица казались бледными.
– Выходит, они думают, что, прежде чем застрелить, отца избили.
– Да.
– Но мы-то знаем, что это, скорее всего, не так.
Майрон кивнул.
– То кровавое пятно на рубашке. Мне кажется, его избили дня за два до убийства. Или ему удалось сбежать, или его поколотили в качестве предупреждения. Он пошел в больницу к своему шкафчику, чтобы привести себя в порядок. Взял рубашку, чтобы остановить кровь из носа. Потом скрылся.
– И кто-то его нашел и застрелил.
– Да.
