— Я была плохой матерью.
— Я не совсем понимаю.
— Я слишком многое, скажем так, пустила на самотек. Если были сомнения, то я не вмешивалась.
Лорен ждала продолжения.
— А это оказалось большой ошибкой.
— Я все равно не понимаю.
— Я тоже. Но на этот раз… — Эдна задумалась, сглотнула слюну и, посмотрев на руки, перевела взгляд на Лорен. — Хотя все кажется нормальным, но это может быть лишь видимостью. Может, Кэти Рочестер нужна помощь. Может, на этот раз я должна что-то сделать, а не отвернуться.
Обещание, данное Майрону в подвале, напомнило о себе ровно в 02:17.
Прошло три недели. Майрон по-прежнему встречался с Эли. Наступил день свадьбы Эсперансы. Эли присутствовала в качестве его спутницы. Том — полное имя Томас Джеймс Бидуэлл-третий — приходился Уину двоюродным братом. Свадьба была не пышной. По какой-то причине семья жениха, члены-учредители организации «Дочери американской революции»,[3] не была в восторге от решения Тома жениться на латиноамериканке из Бронкса Эсперансе Диас. Интересно почему.
— Все-таки это странно, — сказала Эсперанса.
— Что именно?
— Я всегда думала, что выйду замуж из-за денег, а не по любви. — Она посмотрела в зеркало и поправила прическу. — А получается, что выхожу замуж по любви и при этом получаю деньги.
— В мире много чудес.
— И это радует. Ты едешь в Майами встретиться с Рексом?
Рекс Стортон, чьи интересы они представляли, был постаревшей кинозвездой.
— Я вылетаю завтра после обеда.
Эсперанса отвернулась от зеркала, развела руки в стороны и одарила его лучезарной улыбкой.
— Ну как я тебе?
— Потрясающе! — искренне оценил Майрон.
— Ты серьезно?
— Серьезно.
— Тогда пошли выдавать меня замуж.
— Пошли.
— Но сначала вот что. — Эсперанса отвела его в сторону. — Я хочу, чтобы ты за меня порадовался.
— Я радуюсь.
— Я не бросаю тебя.
— Я знаю.
Эсперанса заглянула ему в глаза.
— Мы по-прежнему остаемся лучшими друзьями, — сказала она. — Ты понимаешь? Ты, я, Уин, Верзила Синди. Ничего не изменилось.
— Конечно, изменилось! — возразил Майрон. — Все изменилось.
— Я люблю тебя, и ты это знаешь.
— И я люблю тебя.
Она снова улыбнулась. Эсперанса всегда была удивительно красивой. Она одевалась подчеркнуто скромно и носила простые блузки, но сегодня, в роскошном платье, выглядела просто ослепительно. Ее всегда отличал буйный нрав и независимость, она постоянно твердила, что никогда не свяжет свою судьбу с одним человеком. И вот теперь у нее появился ребенок и она выходит замуж. Даже Эсперанса выросла и остепенилась.
— Ты прав, — согласилась Эсперанса. — Но все меняется, Майрон, а ты всегда ненавидел перемены.
— Не начинай все заново.
— Взгляни на себя. Ты прожил вместе с родителями до тридцати с лишним лет. Ты до сих пор живешь в доме, где провел детство. Ты до сих пор неразлучен со своим другом по колледжу, который, согласись, вряд ли изменится.
Он поднял руку.
— Я тебя услышал.
— Все-таки странно.
— Что именно?
— Я всегда считала, что ты вступишь в брак первым, — сказала она.
— Я тоже.
— Что касается Уина, то про него я уже все сказала и лучше в это не углубляться. Но ты всегда так легко влюблялся, особенно в эту стерву Джессику.
— Не называй ее так.
— Не важно. Но именно ты всегда был идеальным кандидатом на воплощение американской мечты — жениться, иметь двух и шесть десятых детей, приглашать друзей на барбекю на лужайку возле дома и все такое.
— А ты была страшно далека от всего этого.
Эсперанса улыбнулась:
— Разве не ты научил меня пословице Men tracht un God lacht?[4]
— Господи, обожаю, когда нееврейки говорят на иврите!
Эсперанса взяла его под локоть.
— Знаешь, а все это может оказаться вполне достойным.
— Я знаю.
Она сделала глубокий вдох.
— Идем?
— Нервничаешь?
Эсперанса взглянула на него:
— Ни капельки!
— Тогда — вперед!
Они вышли из комнаты, и Майрон сопроводил ее к жениху. Он был польщен, когда Эсперанса обратилась к нему с просьбой заменить на церемонии ее покойного отца. Он считал это простой формальностью, но, вложив ладонь невесты в руку Тому и обменявшись с ним рукопожатием, неожиданно разволновался и, отступив назад, занял место в первом ряду.
Свадьба представляла собой удивительное сочетание, казалось бы, несочетаемых вещей. Шафером Тома был Уин, а подружкой невесты — Верзила Синди. Великанша с похожими на окорока кулаками, она никак не могла определиться с нарядом: толи надеть традиционное персиковое платье подружки невесты, то ли черный кожаный корсет. В результате она остановилась на компромиссе: кожаном наряде персикового цвета с бахромой по краям. Отсутствие рукавов демонстрировало поразительное сходство ее рук с мраморными колоннами особняка в георгианском стиле. Она сделала прическу «ирокез» и прикрепила к выкрашенным в ярко-фиолетовый цвет волосам украшение в виде свадебного торта.
Примеряя свой весьма своеобразный наряд, Верзила Синди развела руки и покружилась перед Майроном. Океанские течения повернули вспять, а созвездия содрогнулись.
— Ну как тебе? — спросила она.
— Фиолетовый с персиковым?
— Это последний писк, мистер Болитар.
Верзила Синди любила официоз и всегда обращалась к нему «мистер».
В старинной церкви Том и Эсперанса обменялись клятвами верности. Церковные скамьи были украшены белыми цветами. Крыло, где сидел Майрон, было заполнено людьми в черно-белом: целое море пингвинов. Крыло со стороны невесты представляло необычайно пеструю смесь самых разных цветов и
