бледным светом, Первый преломлял хлеб и раздавал им. Это были минуты всеобщего умиротворения, хотя не обошлось и без комического эпизода: в разгар пиршества появился в своих смешных очках и с медицинским чемоданчиком Клякса-Седьмой и блеющим голоском попросил их разойтись по комнатам, чтобы получить зарплату, поскольку он должен закрывать ведомость.
— Иди ты в жопу со своей ведомостью! — от души сказал Первый (кроме Шимсы, все здесь были свои), строгим жестом показывая ему, куда сесть. — Мы тут всю лавочку закрываем!
Подвал в последний раз огласился мужским гоготом. И тут же вся РЕПОТА сотряслась до основания. На пороге возникла могучая фигура главного «личхрана», подчинявшегося непосредственно Первому. Его глаза излучали ужас и ярость. Подойдя к столу, он тремя молниеносными ударами свалил на пол Шестого, Пятого и Четвертого. Затем положил перед Первым три листа бумаги.
Сверху лежал подписанный Шестым приказ врачу РЕПОТы незамедлительно сделать прививки кроликам под номерами 37, 24, 23, 15 и 14; шифровка означала, что надо ликвидировать приговоренных с помощью инъекций. Речь шла о всей пятерке главных свидетелей! Следующим лежал приказ Пятого начальнику охраны отправить трубочки с кремом; это означало обеспечить свободный выезд фургона для перевозки трупов в областной крематорий. Самым последним шел еще один приказ, подписанный Четвертым: выпустить кондитеров под номерами 13, 12, 11, 10, 9 и 8. Согласно донесению, очередные подозреваемые в панике бежали, оставив в номерах 'пустые бутылки, недокуренные сигары и голых девок'.
Опомнившись, Шестой, Пятый и Четвертый принялись хором уверять, что приказы поддельные, а подписи фальсифицированы. Тогда Первый отдал их Шимсе. Как все 'серые кардиналы', ни в грош не ставящие чужие жизни, при мысли о том, что сами могут погибнуть, они полностью расклеились; Шестой, увидев свои щипцы, не мог совладать даже с собственным кишечником. Перебивая друг друга, они бросились признаваться — у Шимсы просто голова пошла кругом. В то же время они умоляли дать им возможность повторить свои показания в присутствии высших государственных лиц. Их замысел был прост и понятен: они, как и их сообщники, сразу принялись бы нагло от всего открещиваться, а это поставило бы под сомнение их предыдущие показания. Вполне понятно, что Первый отверг такую просьбу.
Затем он отпустил Шимсу, приказав Седьмому объявить всем о запрете выходить из комнат, принес подсвечник и вызвал врача со шприцем; это означало суд и исполнение приговора. Выходя, Шимса заметил, что Первый садится между двумя заместителями — они образовали «тройку», трибунал. Чувство, которое он питал к нему сейчас, было не просто уважением, а поистине сыновней любовью. Ему стало горько от того, что жизнь не научила его нужным словам для выражения этого чувства; он дал себе клятву до самой смерти быть опорой отцу, которого сам себе выбрал и в котором теперь видел единственную защиту Родины-матери в час опасности.
Он так устал, что отправил «лиссу» в душ и уснул, едва голова коснулась подушки. Он спал сном праведника до тех пор, пока рука, которая перед этим безрезультатно хлопала его по щекам, не стиснула его гениталии.
— Отставить, сисястая! — гаркнул он сквозь сон.
Но уже в следующую секунду Шимса, за годы муштры привыкший мгновенно переходить от сна к бодрствованию и наоборот, узнал Седьмого и вытянулся возле кровати по стойке «смирно»: он вспомнил, что этой ночью комичный администратор передает всем приказы Первого.
— Семнадцатый! — произнес он почти беззвучно. — Жду ваших приказаний, Седьмой!
Ему показалось, что он все еще спит: плюгавый человечек в очках, какие раньше носили трамвайные кондукторы, тоже вытянулся по струнке и, прижимая чемоданчик к правой ляжке, еще тише прошептал:
— Седьмой! Жду ваших приказаний, Второй! Затем, не меняя подобострастной позы, он стал докладывать ошеломленному Шимсе о событиях вчерашнего вечера: Шестой, Пятый и Четвертый, пытаясь спасти свои ничтожные жизни, сообщили, что подлинными вождями заговора являются Третий и Второй. Те, прежде чем им успели помешать, буквально изрешетили пулями троих негодяев, чем полностью себя разоблачили. Первому ничего не оставалось, как лично застрелить их на месте и попросить высшее руководство о выделении специальной бригады с целью «дезинфекции» РЕПОТы, после чего обновленному личному составу предстоит влить в нее свежую кровь. Первый в настоящее время уже находится на резервном пункте и прислал за Шимсой свой автомобиль, чтобы тот мог выехать вместе со второй порцией, добавил Седьмой совсем не по-военному, и стало ясно, что он куда увереннее чувствует себя на кухне и в столовой. Зато Шимса, солдат до мозга костей, сориентировался мгновенно.
— Приступать к делу, Седьмой! — решительным тоном сказал он. — Пошевеливайтесь!
Он мигом оделся и вышел из комнаты. Шимса понимал, что нельзя терять ни минуты, но, проходя мимо ванной, решил захватить хотя бы зубную щетку. Открыв дверь, он оцепенел. На краю ванны сидел незнакомый человек в зеленом берете и пятнистом маскировочном комбинезоне, заправленном в высокие зашнурованные ботинки на толстой подошве; закатав рукава, он придерживал под водой, лившейся через край, неподвижное тело — Шимса узнал его по острым грудям, торчавшим на поверхности, словно перископы.
В иных обстоятельствах Шимса бросился бы на незнакомца. Но сейчас инстинкт подсказал ему: этот человек пришел вместе с Седьмым и выполняет приказы Первого. Он все понял и содрогнулся при мысли о том, что еще недавно согревал эту змею в своей постели. Человек непроизвольно привстал, чтобы отдать ему честь. Тело тут же всплыло на поверхность, — казалось, вода сносит его к ногам Шимсы. Он отшатнулся; у него мороз прошел по коже при виде черного треугольника, который мог стать для него ловушкой.
— Продолжайте! — одобрительно сказал он и вышел, так и не взяв щетки.
В прихожей он споткнулся о тело своего «личхрана», похожего на гориллу. Из продолговатой раны на шее сочилась кровь. Смерть обнажила его истинную сущность: зубы враждебно оскалились, а в помутневших глазах застыла злоба. Боже мой! — ужаснулся Шимса, переступая через него. Как они нас ненавидели! И уже обложили со всех сторон! Стало ясно, что Первый успел как раз вовремя.
Автомобиль стоял на том самом месте, что и два года назад, когда Шимса впервые ступил на здешнюю землю. Этот огромный лимузин перешел к Первому от командира ТАВОРЕ, который получил его от одного из реакционеров в качестве взятки, на чем, собственно, и сломал себе шею. Сидевший за рулем главный «личхран», выскочив из машины, почтительно распахнул перед ним заднюю дверцу. Седьмой, неразлучный со своим чемоданчиком, забрался на переднее сиденье. Шимса оглянулся на замок. Большая часть окон светилась; в одном он увидел человека, который пил прямо из бутылки, в другом — целующуюся пару. Точно так же, подумал он, выглядел «Титаник» перед тем, как напоролся на айсберг. Но его судно везло на себе груз измены, а айсбергом стала карающая десница Родины; Шимса был счастлив, что он — одна из фаланг этой десницы.
Автомобиль плавно набрал скорость, но вскоре резко затормозил у главных ворот. В лучах низко посаженных фар возникли фигуры других коммандос: двое держали автоматы наперевес, третий — пистолет. Седьмой опустил стекло и вынул из чемоданчика бумагу. Шимса заметил, что возле ворот были сложены пирамидкой несколько пар ботинок, — три пары внизу, на них две и сверху еще одна образовали своеобразный домик. (Потом он догадался, что ботинки принадлежали шестерке бывших охранников.) Человек с пистолетом сложил бумагу и почтительно взял под козырек. Шимсе тоже захотелось козырнуть, но тут ворота распахнулись, и автомобиль дал газ. Он все-таки успел заметить за внешней стеной десятки огоньков сигарет, освещавших розоватые лица под беретами. Точно такой же, подумал он, была ночь длинных ножей. Только сегодняшние герои вырежут из тела Родины опухоль, грозившую задушить Государство и Революцию; Шимса почувствовал гордость от того, что он — один из этих клинков.
Автомобиль выехал из леса и теперь пересекал защитную зону, казавшуюся безлюдной: здесь были дислоцированы части, охранявшие покой столицы. Негромкое тарахтенье мотора, ровная скорость и отличные рессоры вернули Шимсу к неторопливым раздумьям — бурная круговерть осталась позади. Расслабленно откинувшись на спинку, он смотрел прямо перед собой, туда, где между двумя белыми неподвижными полосами бежал асфальт, словно его втягивали под колеса мощной лебедкой. От человека за рулем его отделяло бронированное стекло; он вспомнил, как трясся по этому же шоссе в камере на колесах, втиснувшись между ошейниками. Тогда он ехал сюда новичком, и даже без номера, сегодня уезжает Вторым. Странно — он и сейчас не знал, куда его везут. Хотя настали еще более тревожные
